стихи 2001-2010г

.    .    .

Уйду пораньше и смеясь
тихонько дверь закрою за собой
И занавешу зеркало
чтоб не пугаться собственной привычки
привычки собственных шагов
шкафов и стен
и страшных занавесок
Пошел стучать веселый дождь
смотреть в окно
разбитым в бисер глазом
ловить фонарь как светляка
И запускать без спросу
в мой мешок.
Кота в мешке не утаишь
Мяукнув шилом по стеклу
Я тихо выползаю
переставляя кольца
живого тела
скользящего упруго.
                14.11.01.


Музыка

Затеряны в горле лучи звенящего лета
Затучено небо и светится сквозь желтизной
По мокрым и хриплым
 пляшущим нотам –
как по лужам фонарным
  незащищенной ступней.
Спугнули шаги. Бабочка тенью
несбывшихся нот
неслышно порхнет по щеке
и исчезнет во тьме.







.    .    .

Дерево изрублено в лохмотья
Дерево изжевано в мочало
Сохнут обреченные волокна
На поганом жилистом ветру
Вот и начинается молчанье
Вот и начинается прощанье
Вот и начинается гулянье
босыми ногами по костру.










Небытие

по осенней улице в конце февраля
по холодному сумрачному небу
по пасмурному голому асфальту
по ледяной корочке и нескончаемым бордюрам
можно идти сколько угодно
и думать о том, чего никто и не подозревает –
о том, что все вокруг давно уже смерть.







.    .    .

в темноте кто-то ходит,
стукаясь о стены протянутыми руками

в темноте кто-то ходит
тыкаясь, не понимая
смотрит в свои глухие бельма

в пустоте кто-то ходит
в слепоте кто-то ходит
в серой жиже непонятного сна

в темноте кто-то ходит
натыкаясь
культями
на стены.





убежать бы как волк
загребущими руками
мохнатым загривком
желтым чужим взглядом
мимо заборов
мимо калиток
тихо
ухерачивать
угрюмо равнодушно помахивая хвостом
оставляя собакам
невыносимый волчий дух
в лес.
                11.04.02.




.    .    .

Загон для безнадежно больных
Загон для больных безнадежностью
по позвоночнику бежит серый снег
вытягивает и превращает в воздух
ноги вянут от слабости
А я ничего уже не могу вспомнить
пусто и тепло
как в вате.
                13.05.02.







.    .    .

Мне снились ангелы
Они говорили самые простые на свете вещи
Сидя у озера в траве
С желтыми длинными волосами
Вы бы назвали их сумасшедшими
Так как у них была странная мимика
У них были непохожие голоса
И слишком ясные руки.
Там были здоровые самцовые люди, набившиеся в автомобили
В длинных и грязных висящих носках
Глядя на ангелов, они пускали слюни.
И становилось все холоднее и холоднее
Запертые ангелы изнывали от нарастающей боли
У них несносно болели золотисто-холодные вены
С каждым днем становилось все холоднее
С неба мело леденящие тучи
И мелкий забористый снег.
Всё, всё вокруг леденело.
Становилось холоднее и холоднее.
                25.07.02.


                28.08.02.


.    .    .

ночью шел дождь
холодный на горячий лоб
шипел, кипел на горячем теле
и испарялся
                27.09.02.





.    .    .

Очень пьяный мужик
затанцевал на верхней ступеньке
а потом полетел вниз
безвозвратно и безнадежно

вечно скалящиеся в темноте дети –
рыжие цветы желтых домов приветствия
с железными решетками на окнах, с ежедневными прогулками
несчастные дети
неспособные жить без надзора

желтые листья
голимой отчаянной осени
мнущей отсутствием
надежды и восхищения

огни и светляки
сползают бурой жижей
по канализационным трубам
оттуда ничего не возвращается

душа оседает тяжелой как
наковальня прямо в илистое нежное дно
погружается в туманную тину и нет ей
возвращения нет ей больше воздуха

всплывают раздутые трупы вот что
всплывает а вовсе не камни. и мусор

гудок насморочный на промокшей
дороге издает старый автомобиль
как будто у него насморк

кто-то ходит, и следами остаются лужи, темные
все в них видно, потому что отражается

шлюха старая тихо одевается как
же ей все надоело
все как всегда эти шмотки до дыр заношены
и тело потертое больше не чудо и не тайна
зачем же это скрывать.

где горела трава?
разве такое когда-то было?
сухое дерево тоже вполне могло загореться
представьте себе как оно дымило
больно наверно очень больно.






2003




.    .    .

Побежала пеной белой из
изумрудного бокала
та покрытая синими болотами
и древесными стволами мхами
расписная и просторная страна
тёмно серых подмороженных
земель под сияющим как
в сказке небом.
Побежала из бокалов пеной
белой, а из глотки пеною
кровавой продирается медведь через бурелом,
оставляя на стволах лохмотья лапы когти
да вся кора как космы ведьмины
сквозь треск болото древесину
а без них не обошлись –
как раз на праздник Светлой реки
а без бед нет небес
скрипучим ведром зачерпнули солнечной
воды да облили на макушку на
задах – некуда деться, мокрый.
губы сухи, а в глазах чужое солнце –
значит скоро человеку помирать
значит сорвалось-оборвалось
больше человеку не остыть
больше его не согреть.
                24.01.03.







.    .    .

по дороге катятся яблоки
подпрыгивая бойко на камешках
летять утки как истребители
огородники в шапочках, прикрыв глаза ладонью, смотрят им вслед
хохлома на детских стульчиках
внизу пацаны бегут с колотушками
леса стоят зеленые и мрачные.


.    .    .

Игрушечные городки и снежные крепости. Убежища снежных баб
с зелеными пуговками и вениками веток в руках, их снежные головы
одеты в шапки-ведра, и холодные туловища упрямы, несмотря на то,
что весеннее солнечное тепло превратит их в воду, убьет. Пока что
сидят они у бойниц и ведут свою волчью войну, вглядываясь черными
бусинками глаз в заснеженные горизонты. Двустволка наготове. Враги появляются оттуда, и надо внимательно следить за туманной призрачной далью, чтобы вовремя выстрелить и убить на месте снежком. Ветки на фоне мятущегося неба застыли темным узором, судорожной предсмертной хваткой костлявой руки.
Бусинка глаз. Снежное убежище. Вой ветра, колючая ледяная метель. Гора снарядов на полу посередине, ожидание и керосиновая лампа с потолка.








.    .    .

подбиты колени распахнулся тулуп
бродит по губам как по полю усмешка
руки раскинул, подпрыгнул и клюнулся
в самое небо
проклюнулся
вот над дорогой сырой, слякотной
улицы, нищие, бабки с семечками
и голуби
и воробьи
меркнет вдыхается и забывается
и проникается.
                17.12.03.








.    .    .

хочется
в одиночество
в тишину
чтоб в клетке
за птичьей трелью
вспомнить войну
чтобы голод
блокадный ужас
глянул в окно
грузовиком по слякоти
неба весны
и чтоб пустота
ушла; а взамен – простота
открытая форточка
чтоб научиться
дышать.
                лето 2004.








2005

.    .    .

это мир теней. мир странных движений.
вот стоит увядшее дерево, иссохшее от тоски:
ему надоело стоять в очереди. оно излучает
слабое свечение и стон.
всё вокруг деревья. я в лесу.
в сумрачном сыром дремучем лесу
“в сто шестой кто крайний?”
всё звучит, веточки трещат под ногами, трещат
наверху от сырого ветра. кора деревьев смеется.
вот что такое стоять в очереди.






.    .    .

я выхожу на балкон курить
уже в пятый раз выхожу на балкон курить
и я вижу город занесенный снегом
в городе стоят фонари
и светят
тусклым светом
город гудит
и я думаю:
город взорвется
прямо сейчас
мгновения капают равномерно
счетчик тикает в моей голове
пять
четыре
три
два
один




.    .    .

если вставить ключик в ухо
и повернуть
раздастся щелчок
в твоей голове
и что-то тихо мигнет
что-то тоненько прозвенит



.    .    .

розы уходят в прошлое
повесив головы грустно
бутоны становятся вялыми
и лепестки слабеют
и осыпаются грустным дождем
печальным ручьем распадаются
дохлые как собаки
розы – это следы
в мутном песке времени
на берегу реки Память
вялые лепестки опали
свернулись и высохли
и ветер шуршит их старостью


.    .    .

слон elefant морщинистый лоб
как яблоко изборожденное реками-мыслями
мимолетный расплывчатый привкус снов
шевеление в горле тени и призраки
снился слон с краю дороги
медленно бредущий
в мою сторону
вдоль реки


.    .    .

во сне походить по луне
мерзлым тюленем
от шагов
поднимается лунная пыль
на дороге
в зарослях бледных цветов
на мокрых холодных стеблях
на ломких холодных стеблях
во сне походить по луне
под трубные вопли оленей
глядя на звезды
под руку с космонавтом…



.    .    .

что-то грустно мне сегодня
что-то грустно мне сегодня
что-то грустно мне сегодня
что-то грустно мне сегодня
что-то мне сегодня грустно
что-то мне сегодня грустно
грустно мне сегодня что-то.
                29.01.05.



.    .    .

черный провал рта
печальным львенком
в ночной кровати лежишь
черная прядь со лба
окно
что-то в тебе печалится черным небом
бежит по камням горестная вода
небо – беда
черный дрозд выпорхнул из гнезда
выдыхаешь дым
вот
журчит водопровод
ничего тебе не хочется видеть
ничего не знать
ничего не ждать
не дышать.

?






.    .    .

мне еще рана смотрю из капкана на тусклое серое небо
запахом осени палыми листьями мне бы когда бы нигде бы
нету здесь жалости есть только желуди в землю я корни пускаю
осень заразная лужами грязными в небо меня отпускает

мне еще рана смертельная рваная осени ножичком подленьким
слезы текут как вода из-под крана и в рот попадают соленые
осень в глаза смотрит черными страшными злыми своими глазами
осень за горло взяла двумя пальцами и в губы поцеловала

узел в груди – назревает под ребрами черная страшная опухоль
узел прорвался холодной водой серыми мутными ливнями
осень наполнила этой водой железные старые баки
в доме пол залила деревянный и развела головастиков.
                12.04.05.


.    .    .

пустозвонство; кресты на дороге
и камыш в придорожной канаве
чистый воздух, прожженный немного
о зиме вспоминает


.    .    .

я нашла свою песню
она валялась на улице, никому не нужная,
как кошачьи кишки
замшелая, грязная, потерянная
я долго шла и пинала ее,
и она катилась передо мной
грязной квадратной коробкой
в ней было несколько спичек,
и они гремели.





.    .    .

Дрожь дождя в темно-красном вине
ложь на лжи через душу проносит
так бездарно кончается осень
чередой незаконченных дней

Отпечаток на языке –
чертик маленький топнул копытцем
мне неймется а может не спится
ветер веточкой вен по руке

Вечерами так скучно хоть спейся
мы к бутылкам приделаем крылья
и из горлышек песни их выльем
лейся, песня осенняя, лейся!

Столько лжи, что не выпоешь зараз
ложь и осень, любовь, грязь и холод
как безбашенно пьяная молодость
и безбожно пропитая старость.






.    .    .

в сердце ночь – глухая тропка в поле
по колючей проволоке – боли
чьи-то валенки скрипят по снегу
кто-то старенький бредет под небом,
небом черным полным звезд и горя,
окруженный птицами ночными,
крошки звезд рассыпанные солью
их глотают там наверно рыбы
если лечь в снегу на небо глядя
можно в небе утонуть и захлебнуться
можно в небе утонуть и не проснуться
вороное небо в поле ржало…
брызги звезд копытом выбивало…
натянув поводья, удила кусало…
и швырял морозный ветер гриву
бурую косматую медвежью…
звезды-ягоды как в поле землянику
собирала бабушка в лукошко
утром внук проснется будет кушать
с чаем земляничное варенье…
… а кто-то шел по тропке через поле
валенки скрипят и звезды воют
волчьими глазами с неба смотрят
волчьей стаей всё бегут по следу…
и от снега замерзают пальцы
валенки скрипят и звезды воют…
валенки скрипят и звезды воют.






.    .    .

Пусть из грязи – наплевать, подумаешь
Пусть и в грязь лицом – все привычно уж
Нагишом не страшно по улице
На ветру ощипанной курицей
вверх ли вниз ли какая разница
вот упал и лежать останется
а подняться забыл. валяется
в небо смотрит и ухмыляется
а на небе – черные вороны
и не встать ему – голени сломаны
и уходит по капельке в скважину
черной нефтью печалью изгаженной
кровь больная. хребет переломленный
лихорадкой цветет озлобленной
Все потеряно. все отравлено.
Все неважно. все оставлено.
Все чудесно – все не важно
И уже ничего не страшно




.    .    .

время свернулось клубком
покатилось
в обратную сторону
мягкое яблоко
треснуло до сердцевины
черной, вечной тревогой
заныли пути-провода
вышло над лесом пустынное солнце
выпустило на снег лучи
тонкие нити
свиваются ветром в петли
чьи-то шаги заиканием
ритм отбивают
по рельсам
подкованными каблуками
О, это морозное утро!
в снег опадают с ветвей
горошины смеха
черные птицы
чертят по небу шрамы
нити запутались, сбились
в клубок невесомый
ветром его подхватило и унесло
счастье застряло в вершинах деревьев,
на ветках повисло…
Бесплотной тенью бессонницы
воздух крадется по снегу
птицы взметнулись
и выстрелы небо окрасили
в алые пятна –
взорвавшиеся цветы
тихо угасли,
на землю осыпались к сумеркам
в снег.
                ноябрь 2007?





декабрь 2007 – январь 2008 г.



.    .    .
                А.Л.

изжиться на износ
сгоришь как волосок
и на зубах песок
скрипит седым веслом
кричит седым ослом
в кровавых жилках глаз
как осень в ноябре
взлетела стаей птиц
вдохнула гарь листвы
осела на траву
пастись.
рассыпались стеклом
непрожитые дни
несжатой ржи снопы
в пустынном поле спят
заснеженном, немом…
и гонит облака
на север на войну
неумолимый кнут
седого пастуха
исчезнувший с утра
ночной незваный гость
своей подошвы след
оставил на полу
и больше ничего
ни звука ни огня
ни тени…



.    .    .

в моих ладонях,
стертых  наждачкой холода
до крови –
синие тигры
пятна на ткани
белой.
как страх безымянный,
зимний,
обметавший губы
в сугробы.
в зрачках –
страх застывший льдом.
тихо,
глотаю гвозди
фокусник в рваной пижаме
с бубенчиками на колпаке
жонглирующий глазами
вот дурак –
волк у проруби
след кровавый
и хвост оборванный
серый мохнатый лоб.
ловись рыбка большая и маленькая
была мала – стала старенькая
как мочалка
как колючая варежка
в мелких льдинках,
сырая насквозь

в обледеневшей уборной
скользкие доски
в банке –
рыбки, вмерзшие в лёд.


.    .    .

серый кот
пришел ночевать в магазин
большой серый
толстый кот
улегся на стул
и спит.
его зовут Вася
он часто сюда приходит
поспать на стуле.
все его любят.


.    .    .

обитал под водой
пускал фонтаны
охотился за косяками рыб,
за рыбаками,
рвал сети и путал снасти
переворачивал лодки,
корабли разбивал в щепы
поднимал штормы
глотал матросов
и якоря…
сгорел, затих, устал.
спускался на самое дно
на такие глубины,
где, как говорят, никто не живет…
на этих глубинах
в страшных подводных пещерах,
куда не доходит свет,
он потерял цвет.
вернулся седым
 и молчаливым
полупрозрачным,
тихим,
белым, как снег…







сказка про жизнь

“Это ведь не сказка, а жизнь”, – подумал он со вздохом.
“Ну, как хотите”, - сказала Сказка, обиделась и ушла. И с ней ушла Жизнь.
“Эй, подождите! Я не то хотел сказать…” – закричал он им вслед, спохватившись.
Но они были уже далеко.




.    .    .

Я сегодня во сне
бежала куда-то
по серой площади
со всех ног.
шел сильный дождь
я бежала так,
как только от верной смерти
можно бежать
раскинув руки
себя не помня
бежала сквозь серый ливень
а за спиной оставался
серый и мрачный
родной и побежденный
рейхстаг.






.    .    .

нам бы исполниться как предсказаниям
нам бы свершиться подобно пророчествам
осенью наземь осыпаться золотом
песенкой спетой своей отзвучать
в такт отстучать по путям бесконечности
в ритме сердечном потерянным поездом
всеми забытым вдаль уезжать
нам бы исполниться пламени ясного
нам бы запомниться дерева шрамами
смехом шута на осколки рассыпаться
звездами острыми грязными ржавыми
жестью колючей изрежет лицо;
когти скребутся в темном углу
пыль паутина в стеклянные трещины
в старом замшелом графине вино –
темная кровь выпадает осадком
сладкая муть и зажмуренных глаз
солнечных зайчиков искры в ресницах –
в полузабытом сне предрассветном
голубя белого бьются крыла
 в пыльных лучах света сквозь витражи.


.    .    .

плоть таится, цветет секретами
плоть вскрывается тайны язвами
как плоды ее – яда ягоды
кости-косточки их сердца
как коробочки в хлопке семечки
время в темечко в родничок
пуповину до неба вытягивает
мука смертная с мутными бельмами
всё узлами кровавыми жилами
перетянуто перевязано
перепутано
сетью времени лицо поймано
космы выседил ветер времени
глаза высветлил, выжег свет его
колесо
тяжело скрипит поворачиваясь на оси
из живота
тянет время-резину
горбит спину
его тягость
душит горло
его немота.


.    .    .

россыпь сигнальных огней во мраке
маяков и дырявых крыш
в темноте встреча влажных ладоней
пожатие рук – знакомство
Эй! я тебя вижу!
через стены тюрьмы
записки – почтовые голуби
перелетают с приветом
встретимся, может быть, наяву
и узнаем друг друга
как будто знакомы давно
встречались, может, во сне
бродили вместе там  по невиданным землям
топтали их пыль
за руки взявшись,
гуляли изнанкой век.


.    .    .

снимают шкуры
с собак бездомных
на живодерне
все так и надо
их ловят в сети
везут на бойню
те кто сильнее
и те кто правы
собачьей боли
бессильной злобы
тоски голодной
тоски бездомной –
печатью черной
клеймом позорным
осадок горький.


.    .    .

видеть сны и бредить миражами
как казнят цветы – на плахе рубят шеи
ломких стеблей, и трепещут листья
в жесте умоляющем; бессильно
опадают лепестки уборов…
заразился – подхватил простуду
разошлась лишайником по телу
кем-то недосказанная сказка
вот чума отравленное зелье
в теле нездорово колобродит
выпьешь – отрастут рога копыта
хвост и грива и цветные крылья
раз взмахнешь – умчишься за сто миль
а второй – забудешь как вернуться
борода небритая колючка
леший чешет граблями кривыми
лес расчесывает как щетину
выгоняет птиц хвостатых галок
полетать над кронами покаркать
по болоту в тине лапой шарит –
собирает лягушат на ужин
сны болотные – по ягодке бруснику
на язык лесные травы лихорадки
волчий глаз, дурман и белена.


.    .    .



2008



.    .    .

все оказалось ничьим, безымянным как палец
все оказалось туманом, дымкой текучей
призраки толпами носятся в призрачном мире
все ненадежно и все безнадежно как будто
что-то утрачено и никогда не вернется
будто бы где-то вода на песок набегает
мечутся чайки, стеклянные крики роняя
в пьяное море и нежная горько-немая
стынет заря над ничьим безымянным как палец
легким как ветер пустым как коробка от шляпы…


.    .    .

на, выпей спирту, выпей яду
пройдет вся боль твоя и спесь
нам ничего теперь не надо
нам страшно там. нам страшно здесь.
и я гляжу лицом убитым
лицом убийцы в мир гляжусь
и давят каменные плиты
мою истоптанную грусть.
слюна язвит плюется сахар
и птицы бедные кричат
и крошит дом бетонным крахом
и все стоят. и все молчат.
и бьют часы как бьют фонтаны
как пульс зачем-то бьется все
в пещере сна китаец старый
безмозглой головой трясет
сидит песок пересыпает
и воют псы. и небо лает
и звезды все от страха светят
с неизмеримой высоты
О что вы сделали со мной,
деревья и кусты.




.    .    .

Проснулся. День.
Свет солнца. Тошнота.
стекло, бетон.
тоска и суета.
безумие.
асфальт и пустота.
машины, люди.
скрежет, вой и вонь.
снаружи. кожу сняли.
жало дня
мне сверлит череп.
страшно и светло.
бездомно. одиноко. без меня.
не выходить.
забиться в угол, спать.
завесить окна.
стать ничем, уснуть.
ждать темноты.







.    .    .

когда был ты, тогда была и я.
потом однажды ты ушел, с тех пор
я никого не узнаю; хожу вслепую
живу вполголоса, как отбываю срок,
уже без страха и без интереса,
как будто от тоски чрезмерно долгой
успев состариться и потерять иглу,
с собою тянущую нитку жизни,
и протрезветь от опьяненья снов;
успев угаснуть просто без тебя.
                25.08.08.



.    .    .

Нежен утешен
к притолоке подвешен
таки правда – прав и безгрешен,
светом залит
мутным белесым ядом
пойман весенним
пугливым ветром
все-таки светел
легок и пуст как ветер
все-таки тепел
льдинку ладонью тронул
талая влага
холодом била током
как оголенным проводом
воздухом жалит в жабры
рыбу, выброшенную на берег.





.    .    .

Отпустите
от пустоты
пуста усталость
уста пусты
и старость
и суета
осталось –
вялость
осталась малость
не те цвета!
не те цвета!
цвета – стальные,
песчано-стерты,
печатно серы
свинцово стылы
они как ветер
я верю в это
они как скалы
они как вилы
и звон лопаты
о край могилы
я верю в это!
в ушах застыли
пустые звуки
пустые песни
в песке унылом
брести устало
вдоль скал пустынных
и скал отвесных…




.    .    .

Когда уйдут все, он останется один
и будет дуть на уголек Вселенной,
в ладонь, пытаясь развести костер.

останется один и станет думать
о том – о сем, о листьях и цветах
и удивляться будет, как же так.

он будет думать до рассвета ночь
на самой горной сидя вышине
где места хватит только одному.

о чем он будет думать кроме трав
не знает сам, а может ни о чем
останется один и будут звезды
дрожащие от холода во мраке
вокруг него лишь для него светить.


.    .    .

без слов без слов ни звука – в тишине
я все пойму и все тогда услышу
услышу – как вращение колес
и пение натянутых ремней
из-под земли далекий тяжкий гул

там трудятся глотая кислый пот
какие-то созданья. их труды,
их кровь и пот и слезы –
соль земли.

забыть бы ум и в омут замолчать
не знать не помнить
стать как белый лист

зажат в тиски – и тоненько завыл,
как будто вдруг затосковал как волк
по лесу и оврагу своему
по маленькому синему клочку
в бойнице из окопа часовой.




.    .    .

я спокоен. я так спокоен
меня ночь темнотой укроет
ночь меня глубоко запрячет
и дождем надо мной заплачет
сядет тихо за батареей
осень стареньким домовенком
тянет в щели тоскливым ветром
серой мышкой, слепым совенком
поселилась печаль за печкой
будто ночью задули свечку
головой в уголок и слушать
свою глухонемую душу
как мычит и сказать не может
что такое ее тревожит…
                17-19.09.09.



2010


.    .    .

Почему мне так грустно
Как будто в меня нож воткнули
Как будто меня ножом пригвоздили к столу.
Как будто прореха в мешке, из которой
сыплется на пол крупа.

Почему, почему так грустно,
Как будто меня колесом переехало на дороге
И в жидкой грязи под дождем я остался лежать.

Так грустно,
как будто бы осень
больная, старая, одинокая
сыплет листья свои
как слезы роняет с веток.

Как будто бы все ушли
и меня бросили
как железяку ржавую,
бесполезную.

Всем одиноко.
Старые листья, мусор
Ветер гоняет…
                январь 2010


.    .    .

я никогда больше не буду верить
в то что теперь совсем пора оставить
сижу верчу я бесконечный глобус
весь голубой в соленых океанах
я ухожу и взять могу не больше
чем на одной поместится ладони
все оставляю здесь что стало старым
пойду пойду не оглянусь ни разу
там утром зябким инеем на травах
туман осядет ветер будет песни
свои беззвучные шептать на ухо


.    .    .

Утих твой стыд
Завял твой цвет
И повода к печали нет
Затих твой зуд
Остыл твой след
одет обут
обут одет…
Стыда и совести немного
оставь оставь нам ради Бога
Ведь как всегда
нет сил лететь
Пришла вода
весна как смерть.
Тихонько по земле болотной
Шли босиком весной голодной
Так далеко где нет ответа
Где уж ни дня ни ночи нету
Там чья-то смерть ушла под камень
И чья-то мысль зажглась как пламень
В краю небес пришла за ними
Чтоб сделать их уста немыми.
                ок. 16.05.2010.


.    .    .   

из старых глаз течет река желта
мутна горька по ней кораблик жалкий
о путник одинокий
куда ты держишь беззащитный путь
в железной кружке
тревожна муть
и взвесь и слизь
осевшая на брошенной посуде.
как старо всё
и это небо стало
тяжелым старым ватным одеялом
пропахшим потом, с мухами внутри.
и клочья ваты из прорех наружу
унылыми гостями лезут в душу
и просят ноют и скулят тоскливо
большие, мягкие, слезоточивы
как в саду
осеннем неподобранные сливы.
мы сядем с ними за столом компаньей дружной
обнимемся, как старые друзья
и слово СТАРОСТЬ на столе по буквам
мы выложим из стершихся табличек.
                13.06.10г.


.    .    .

светло и  тихо
пыль в солнечном луче
танцует от движения руки
светло и тихо
было так всегда
из крана капала
вода
в дырявое ведро
и шли круги
в воде тонула муха
и шевелила лапками, гребя
и не хотела не хотела умирать.

а может быть, ей было все равно.
кто знает, что там, в голове у мух.

светло и тихо,
тихо и светло
как будто день сквозь пыльное стекло.
                летом 2010г.


.    .    .

Странная птица Ворон
под хриплым глухим приговором –
осенним распаханным полем
земли вдовье черное горе

Под черными крыльями ветер
из сказок сплетает столетья
и музыкой странной кандальной
звучит его крик погребальный

А хищно-железные лапы
царапают нищую кровлю
и кружится падальщик жадный
над снегом, закапанным кровью

Возьми меня, Ворон, отсюда
жалеть ни о чем я не буду.
я всё как под снегом забуду.
и белая-белая память
седым оперением станет.
                12.09.10г.


.    .    .

надо чтоб больше ничего не осталось
только красота и мир без причины
и мир без личины
только снег
на холодной земле
как нечаянная простынь
и наволочка как венчание
снежно-белая как прощание
только печаль чья-то собачья
как затушенная лучина
в угасании весны
в ожидании кончины.
пусть красота придет как убийца
чтобы меня прикончить
чтобы меня навсегда окончить
чтобы уж больше ничего
ничего не осталось
только заячий страх
и собачья жалость.


.    .    .

я должен умереть сегодня в поле
ни капли не боясь, забыв о страхе
завернутый в сырую простынь неба
лежать я буду равнодушно-мертвый
и равнодушно уходящий в землю
как пароход от пристани в тумане.

я сверженный король. я в поле умер.
сухие невесомые скелеты
перекати-полей бегут как души
из края в край куда подует ветер.

мир на меня свою наводит пушку
и ставит мат. окончена игра.
король повержен и король один.
настало время всё терять.
беспомощно и жалко и трусливо
трепещет на ветру
на тощем древке носовой платок.
                ноябрь 2010г.