Мой папочка

Где б он ни находился, в этот день успевал ко мне. С любого края Земли…
Как же! День рождения его любимицы, имя которой он сам выбрал…
Имя, которым не хотела назвать меня мамочка. Она благоразумно, заранее выбрала нормальное женское имя, а не… цветка, еще и с шипами…
- Что ты понимаешь? – прервал возражения мамы мой  сентиментальный, романтичный папа, - в этом имени все, и прелесть благоухания, и нежность листочков, и яркость цвета…
В конце концов, это символ любви!
- Символ любви! С шипами! – не хотела уступать мамочка.
- А как же без шипов. Шипы защитят её от глаза дурного, от языка злого, от умыслов низких…
Недолго длился спор. Папа настоял на своем, и назвали меня…
Мой папочка…
Чем больше приближаюсь я к его возрасту, тем больше понимаю его и…скучаю…
До острой, физической  спазмы в горле…
Особенно в день моего рождения,  где пустует его стул за праздничным столом…
В последний раз он смог меня поздравить  восемнадцать лет назад…

Был в отъезде. Мы не ждали его в этот день. Сотовых  телефонов не было.  Он не мог позвонить и поздравить. Впервые, он не поздравлял меня и я, его любимица загрустила…
Было поздно. Гости разошлись.   Моя семья легла спать. Кроме меня, разумеется…
Я  чувствовала папу,  я его ждала…
В соседнем дворе отмечали рождения мальчика в этот же день, которого назвали именем, который носил мой папа.
Гремела музыка, там радовались рождению   ребенка, сына, после  дочерей…

И вдруг, неожиданно появился мой папа.
- Папа! -  как в детстве,  повесилась я ему на шею.
Он смущенно держал в руке потрепанный букет роз. Кстати, это меня очень удивило. При всей своей сентиментальности, мой папа был сдержанным человеком и никогда не показывал свои эмоции, особенно – положительные .
Думаю, букет он держал за пазухой, пока нес.
Я не стала у него ничего спрашивать, чтобы не смутить его еще больше…
Мы обнялись, он протянул мне букет и подарил красивые наручные часы…
Сейчас я их не ношу, но берегу, как нечто бесценное… от папочки.

Он меня любил до умопомрачения, но самое ласковое слово, что я слышала от него, было  «тайлук»*(жеребёнок).
 Когда я сама обнимала его и показывала свои нежные чувства,  его глаза увлажнялись, он улыбался кривой улыбкой (которую я унаследовала у него),  левой стороной губ, что для незнакомого человека могло показаться ухмылкой, и говорил.
- Гна, тайлук,- что означает, «уйди, жеребенок».
Он мог подарить все свое имущество не только мне -  кому угодно, лишь бы сделать приятное и обрадовать других. Но стеснялся в руках держать букет.
Считал это признаком слабости, что негоже для мужчины.
- А ты как думала, тайлук!  Папа  из-под земли бы вышел, чтобы поздравить тебя.

Я сразу накрыла стол,  и мы с ним вдвоем продолжили НАШ с ним праздник уже за полночь.

Вдруг он услышал звуки музыки из соседнего двора.
- Что там?- спросил папа.
- Мальчик родился сегодня!  Назвали Грантом, как твое имя!

Здесь я  поступила бестактно,  потому что, знала о тайном тщеславии папы (а кто не тщеславен?).

Он хотел бы,(я это чувствовала), чтобы  внук носил его имя, но у моего брата не было сыновей, а моего сына  я не могла назвать папиным именем, потому что мы назвали сына именем свекра, не менее достойного человека.
У папы засияли глаза.
- Я должен поздравить отца мальчика!
- Папа, мы их едва знаем, мы  здесь новые люди! Нас не звали! Неудобно! Поздно уже!
- Дочка, поздравлять никогда не поздно! Тем более – они не спят, а гуляют.
 И запомни: если человек искренен и чист,  он радуется радости других, и грустит с их печалью!
Сказал и сделал.  Встал и пошел к соседям. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним. Не оставлять же выпившего папу одного, в таком, на мой взгляд, щепетильном положении…

Соседи искренне обрадовались нашему появлению.   Их, отмечающих рождение малыша, было человек двадцать.  Они все встали и с почтением  посадили нас за стол.

Тамада, мужчина средних лет, родственник соседей, почему-то именно при нашем появлении решил блеснуть своей эрудицией и стал декларировать один из стихов армянского поэта Паруйр Севак.
«Ев алекоцвец поторков анкохины кырки …»(буря  страстей взволновала  пастель…)
Я была в красном шелковом платье, и, предполагаю, колыхание платья ассоциировалось с бурей для  «любителя поэзии», поэтому он  выбрал этот стих.
Не знаю,  мы никогда и ни с кем не возвращались к этому эпизоду из нашей жизни. Фактически, сейчас  я открываю  завесу над нашей с папой маленькой тайной.

Мой папа, едва успевший поздравить отца новорожденного и поздороваться с мужчинами за руки, как это принято, сумел уловить смысл этих строк, (он, с образованием  в три класса не мог знать поэзию), почему-то решил, что слова  эти, (эротичные, на папин взгляд),направлены в мою сторону, его дочери, с целью  грязного намека, т.е., по сути, оскорбления…
- Ты кому это говоришь, собака? – сказал мой папа, молниеносно «достал» тамаду за шкирку и ударил хуком.
Господи! Я чуть не умерла со стыда! Но в далеком уголке Души – обрадовалась! МОЙ ПАПА! ВЕЗДЕ ПОСТОИТ ЗА МЕНЯ! НЕ РАЗОБРАВШИСЬ, ПОСТОИТ! И ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЕТ! Я ведь его – «тайлук»!
Соседи оказались благоразумными и порядочными людьми. Быстро сгладили неприятный инцидент. Забегая вперед, скажу, что потом мы стали дружить с ними, и с тем декламирующим стихи - тоже.

Столько лет прошло…
Опять мой день рождения…
Где  же ты, мой папочка?
Ты ведь обещал…  из под земли…
Твоя «тайлук» скучает по тебе… до спазм в горле…