МАМА

Поэтические этюды к  портрету

Часть 1.
 БЛАГОДАРНОСТЬ

Самое признательное слово –
Чистой русской женщине и маме,
Образу небесного, земного
В солнечно-уютной знатной раме.

Самая пронзительная нежность –
Аж до боли в сердце – славной маме,
Ласковая по-сибирски снежность
В ярко-акварельной звучной гамме.

Самая большая благодарность
И поклон – родимой доброй маме.
От неё в наследство благодатность -
Чтобы говорить светло стихами.

Часть 2.
МАКАР ЕМЕЛЬЯНОВИЧ

В добропорядочной семье Чулковых -
Написано ей было на роду -
В деревне под названием Мешково
На свет прийти в двенадцатом году,

И в церкви Анной нарекли девчушку.
Росла, как все тогда росли, - в трудах.
Запомнилась уютная избушка,
На печке дедушка – уже в годах -

Макар-свет Емельянович с-под Вятки
Давным-давно в Сибирь пришёл пешком,
И принял с ходу здешние порядки –
Ему нарезали гектар с лишком.

Держал скотину и пшеницу сеял
Без батраков: своих хватало сил.
Глава семьи, трудами богатея,
Он к делу сыновей приноровил.

Часть 3.
АФАНАСИЙ МАКАРОВИЧ

К нему способным Афанасий вышел,
Сухой и крепкий, стройный, как сосна,
И он отцовский кров под ладной крышей
В наследство получил, как есть, сполна -

В том смысле, что ярмо надел на шею
И в гору потащил крестьянский воз.
Пахал и убирал под суховеем
И в сильный дождь, в жару или в мороз –

Всё для того, чтоб сытно было в доме,
Достаток чтоб прибавили года.
… Всё человек превозмогает, кроме,
Когда вдруг постучит в окно беда.

Случилось с сыном Яковом в извозе:
Его драчун сбил с ног, к саням прижал,
И парень, изловчившись в этой позе,
Из валенка достал стальной кинжал…

Пусть Якова судом и оправдали,
Но с того света мать не воротить…

С зеркал убрали траурные шали.
Отец сказал: «Мы будем дальше жить…» -
И мачеху из Заиртышья детям
С её двумя девчонками привёз.

Отец старался делать всё на свете,
Семейный улей чтоб жужжал и рос.
Вот Шура, Клава, Александра, Тая –
Одна сестра красивее другой,
Росли, как розы, быстро расцветая,
И… колокольчик звякал под дугой…

Пришлось лишь Аннушке моей убегом
Встать под венец в свои семнадцать лет –
Умчалась на рысях январским снегом,
И вьюга заровняла санный след…

P. S.
Приёмный сын Иван погиб от пули,
Вернулись с фронта Яков и Петро.
Их ждал отец солдатом в карауле,
Сжигая ожиданием нутро...

Часть 4.
ТРУЖЕНИЦА

… Дни текли в заботах и неярко.
Красноярцы знали, стар и млад,
Аннушку как лучшую поярку
Только что родившихся телят.

Делегатом посылали в область.
Было честью, что там ни гутарь,
Как медаль «За трудовую доблесть»
Ей вручал партийный секретарь.

И в районе на Доске почёта
Был портрет: она среди подруг.
От субботы до другой субботы –
Вся в трудах, не покладая рук.

За столом на праздники с гостями
Песни пела звонко, от души
И смотрела на большак годами.
Плакала одна в ночной тиши.

Часть 5. 
МУЖ

Плакала о доле своей горькой,
Сжав в руках последнее письмо,
Но молчал упрямо город Горький,
Сердце затянув тугой тесьмой.

Весточка из тыла от солдата:
Ранен, мол, и в госпиталь попал,
А потом – листок с военкомата:
«Кузнецов С. без вести пропал…»

Счастьем до войны не насладилась,
Счастье будто бы ушло в песок.
В сорок первом тяжело простилась.
Муж с трудом перешагнул порог.

…Взгляд остался у Анюты светел
От надежды, что придёт Семён.
Подрастали маленькие дети,
Но с войны не возвратился он.

Кто-то будто видел, как в колонне,
Невесёлый, он на запад шёл.
Может быть, в военном эшелоне
Смерть свою безвестную нашёл…

Часть 6.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ

На яру весёлая гармошка.
Над деревней – свет от чистых гроз,
И в июль распахнуто окошко.
Высохли на сердце реки слёз.

Жизнь как будто закрутилась снова –
На руках – большущая семья,
И на свет пришёл мальчонка Вова.
Вы не догадались? Это я.

Год голодный. Год сорок девятый.
Но – своя корова, огород.
Мама от заката до заката
Безотцовский берегла народ,

На сынов и дочь Екатерину
(В пятистенке с ребятнёй – содом)
Женщина безмолвно гнула спину
И – сломалась вдруг, поставив дом.



Часть 7.
ИСПЫТАНИЕ

Дом-красавец поднимали вместе –
Братья и сестра – семейный рой.
В нужный час был и на нужном месте
Мой отец как плотник мировой.

Из сельчан небрежно брякнул кто-то:
Кузнецовой, мол, пришёл конец,
Но себя тащила из болота
Анна Афанасьевна-борец.

На Берёзовой аллее – мысли дома,
В тихой деревеньке Красный Яр.
Силой духа женщина ведома,
И здоровье - словно Божий дар.

Мир как будто бы открылся снова.
Ветер стих, и растворился гром.
Принял Бог просительное слово -
Жизнь вернулась в красноярский дом.

Роща большаком ушла под небо,
Моет берег волнами Иртыш.
Богом только радостные требы
Совершаются под сводом крыш.

Часть 8.
ОДИНОЧЕСТВО

Радуются солнечные гривы,
А в ложбинах стелется покос.
Переливом светятся разливы,
Намывая златоносный плёс.

С косогора спелая клубника
Ароматом чистоты манит.
Из родной сторонки солнцеликой
Мои чувства просятся в зенит.

Улочками деревеньки милой
Детства резвого весёлый шаг.
Мою юность тропкой сиротливой
Мама провожает на большак.

Из большого шумного семейства
Каждому зажглась своя звезда.
По чужим законам фарисейства
Разлетелись пташки из гнезда.

Тишина пустой молочной крынкой
Дом заполнила до потолка…

Память с яра сорвалась косынкой
И коснулась моего виска.
Май 2007 года – декабрь 2009 года

Часть 9.
ТАЙНА

В детстве тайна была у меня
и никак забываться не хочет...
На морозе в корзине стряпня
ноздри запахом вкусно щекочет.

Мама ставила пышный замес,
ночью дважды мешала весёлкой.
Утром, словно на поле чудес,
я с полатей подсматривал в щёлку.

А она втихомолку, без слов
сочиняла поэзию теста
из печения и пирогов
без излишеств, без тени эстетства.

С замиранием сердца, тайком
я смотрел, как она колдовала,
улыбалось лицо огоньком.
Я смотрел – она не замечала.

На поду – близнецы-калачи,
шаньги ровно рядком, как по струнке,
подрумянились в русской печи –
мне осталось глотать только слюнки.

На крещенский мороз каждый год,
лишь закрою глаза, – та ж картина:
в ожидании праздника ждёт
на верёвке в кладовке корзина.

Чтобы как у людей, как у всех,
чтоб по праздникам было хоть сладко.
Только братья мои, как на грех,
половину растащат украдкой.

Огорчалась, снимала платок,
поправляла гребёнку устало,
бился жилками впалый висок,
будто пушка во мне грохотала.

***
Я ногой наступил на межу –
жди меня: мне отпущено мало.
Я приду и тебе расскажу
свою детскую тайну сначала.
1986 год

Часть 10.
ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ МАЯ

Скоро вновь двадцать пятое мая
телеграммой взорвёт: приезжай.
Об неё снова душу сломаю –
ну, зачем на Земле нужен май?!

Снова в теле не чувствую силы,
как в глаза набросали песком.
Только мыслями – я у могилы,
из руки моей падает ком.

Небо вздрогнуло колоколами,
сердце сжала тугая петля.
Я молюсь: пусть измученной маме
будет пухом сырая земля.

И любовью своей зажигаю
у иконы свечу Всем Святым –
спи спокойно, моя Пресвятая,
отдыхай от земной суеты.

Видишь: дети твои обмывают
твой слезами кладбищенский стол,
добрым словом тепло поминают.
Только я далеко – не пришёл.

Мама, мамочка, мне одиноко.
Я приду – только ты не серчай –
и улыбкой сердечно широкой
у небесных ворот повстречай.

Скоро Ангелов белая стая
пропоёт поминальный псалом –
будет вновь двадцать пятое мая,
над душой опрокинется гром.
1992 год

Часть 11.
ВСЁ В ПРОШЕДШЕМ

А было легко в настоящем.
И вдруг все в прошедшем – о маме.
Как холодно – словом горящим.
Как сложно – простыми словами.

Глаза проглядев, тосковала.
Дорога терялась за тыном.
(Ты только одна понимала
Меня, шалопутного сына).

И я возвращался оттуда,
Что лишь именуется миром.
Там в каждом ликует иуда.
Там души под стать сувенирам.

Я снова вернулся, но эхом
Мой взгляд на окно отозвался…
Был май как последняя веха.
За ней – я один оказался.

И слёзы беспомощно стелют
Туманы на холмике белом.
И память размеренно мелет:
Что я не успел и не сделал

Тебе. Всё откладывал в ящик:
Не думал, что мама не вечна,
Не верил, что жизнь, будто тральщик,
Утонет у мины последней.
1988 год

Часть 12.
ПОМИНАЛЬНЫЙ МОТИВ

Май пришёл неожиданно резко
силуэтом опущенных плеч
в свежестиранных снег-занавесках
в пятистенке, где русская печь.

Вся земля занялась возрождением
под естественно-солнечный вид,
а во мне – снова поминовенье
душу-рану слезой бередит.

Я бегу на Иртыш по-над горьем,
скоро праздник – воскреснет Христос.
Только следом торопится горе
из венков металлических роз.

Будто только вчера мы простились.
Ты рукой мне махнула в окне.
Говорили – не наговорились
о деревне своей, о родне.

Не стенала, не билась об стенку,
Зная, что тебе нечем помочь,
Позвала: «Подожди… маленько…» -
У кровати стоявшую дочь.

И застыла в последнем движенье,
Словно боль от себя отпустив…
Снова май – соловьёв пробужденье.
Лишь во мне – поминальный мотив.
1989 год