***

В ночь с субботы на Прощеное воскресенье

Склонившись перед самым сном над ухом,
Коснувшись чем-то невесомым лба,
«Прости меня», - шепнула мне старуха –
Моя неотделимая Судьба.

«Какой в том смысл?  - ответил я бесстрастно, -
Зла не держу, обиды позабыл».
«Но я была к тебе чрезмерно властной!»
«И я, порой, неадекватен был».

«Не сердишься?»
«Напротив – благодарен
За вожжи прочные, за строгую узду.
Ведь я, когда случалось быть в ударе,
Претендовал на Лету, как на мзду.

Веди меня тогда судьба другая,
Я б уж давно над Летой прогудел.
А ты, меня безжалостно стегая,
Последствием ошибок обжигая,
Хранила для неведомых мне дел»

«И для любви, позволь тебе заметить»
«И для любви…
Но вскоре испарился,
Оставив послевкусие, тот хмель»
 «Сам виноват. Не в тот объект влюбился.
Да и не ту преследовал ты цель».

«Но ты то, ты то где была в то время?
Могла бы придержать животный гон!»
«Нет, не могла. Оставленным на племя,
Тобой уже руководил гормон. –
В таких делах я руки умываю»
«Но почему же? Ведь гормон – дурак!»
«Может и так, но в середине мая
Этот «дурак» загнал тебя во брак.
Мало того – швырнул в мои объятья
Уже двоих! А мне-то каково?
Твердите вы, что люди, мол, все – братья,
А сами – будто с разных островов,
Морями отдалённых друг от друга
Ещё в момент рождения Земли! –
Чтобы полвека грыз супруг супруга, -
Такое, брат, не многие смогли»

«Я в том, Судьба, вины твоей не вижу.
Не жалуюсь, не хнычу, не корю,
А вот за таинство питаться знаньем книжек
От всей души тебя благодарю».

«Да, в жизни есть такое, что чревато
Для зрящих выше крыш казацких хат,
Где виден каждый в смерти виноватый,
А не дурацкий времени диктат.

Грешили все, и мы с тобой грешили
Мыслью и словом, глупостью благим,
Но мантии судьи мы для себя не сшили,
Оставив право осуждать другим».

«У нас одно есть право – летописца:
Без суеты лукавой отражать
Всё, что людским стремлением творится,
Чтобы проклятий больше настяжать».

«Ты снял с души моей огромный камень.
Я думала, до смерти не простишь:
Ведь я тебе, вот этими руками!
Однажды в губы сунула гашиш».

«Экзамен роста. Всё давно забыто.
Не поглянулся мне тогда дурман,
А вот в вопросы обустройства быта
Ты подпустила розовый туман, -
Романтикой, как дымом, окурила:
Костры, палатки, песни целины…
До сей поры мой ангел шестикрылый
Резвит себя в окрестности спины.

Надоедает нам любой уют
И бесят нас громоздкие комоды,
Нас никогда не волновали моды
В чаду купе и духоте кают.

Помнишь, как славно было вечерами:
Приладив чёрный чайник над огнём,
Мы в памяти стихи перебирали
И, подзабыв, слегка перевирали
Прочитанное некогда вдвоём:

«Реве та стогне Днiпр широкиi.
Горами хвилю пидiiма.
До долу верби гне високi»!
 Бо вже горiлочки нема…»

Втащить в тайгу днепровское раздолье
По силам было только нам двоим… -
Есть наслажденье в рамках своеволья. –
Опасного, но мы на том стоим.

А помнишь Куэнгу? Не ты ль меня толкнула
В этот бурлящий бешеный поток?
«Да, было так, но я же и вернула!»
«Спасибо – вовремя, да только без порток».

Возможно, где-то к тальнику прибило
Несчастное имущество «пловца»,
Пока меня впритык к костру знобило,
Когда из памяти, словно фонтан, забило:

«Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя, Тятя, наши сети
Притащили мертвеца!»

…Довольно, хватит. Было, - это БЫЛО!
Теперь у нас совсем другие дни.
Правда, и в них от разного знобило,
Коснись властей или своей родни.

Но так уж мир наш суетный устроен,
Что кто-то ржёт, а кто-то и брюзжит;
Кому-то дом не по нутру построен
И он за лучшим «за бугор» бежит.

Потом в чужом далёком Ганновере
Начнёт, из шока выйдя, прозревать
И, не найдя поддержки в чуждой вере,
Могилку вспомнит, где осталась мать;

Где даже тень берёзки его помнит,
Тужившего в прохладе знойным днём:
Где стар и млад ему с рожденья ровни
И помнят много доброго о нём.

Какие ж души тут не станут kranke?
А ветры дуют только на восток.
Не принести им неотложно к ранке
Родной, с берёзки маминой, листок.

Ни корешка, ни крохотной былинки,
К чему бы мог прильнуть в своей тоске.
И справил бы по прошлому поминки:
И шнапс есть, и сосиски, только – с кем?

Не попросить прощенья у берёзки
На ней теперь зимуют снегири,
А ветер недоверчивый и хлёсткий
Не сушит слёзы, сколько глаз ни три»

     «Довольно, хватит. Не терзай себя ты.
Вон уж рассвет проснулся за окном.
Солнце встаёт над миром необъятным
И смежил веки старый астроном».

«Приляг и ты, Судьба, под нашим стягом,
И я усну в обнимочку с мечтой.
Сможешь – прости несносного бродягу.
Прости. Найдёшь, я думаю, за что».


ОДА ПЕРВЫМ

Первые – народ неистов,
Их терпенью не учи.
Они часто – мазохисты,
Над собою палачи.

С ними ровней быть не сложно,
Если сам с ума сошёл, -
Их выносливостью можно
Море вычерпать ковшом.

Их настойчивость безмерна.
Если им не помешать,
Они станут непременно
Скалы пальцем разрушать,

Языком сгибать монеты,
Над землёю зависать,
Только бы в рекорды это
Можно было записать.

Чемпиона не суди, -
Он, рекорда ради,
Всюду будет впереди
При любом раскладе!
==+++++