Два философа

И Шопенгауэр, и Ницше – 
два мрачных кладезя ума.
Была их жизнь без жизни личной,
без женской ласки и тепла.

Живя во Франкфурте- на- Майне
и бросив лекции читать,
учитель – мученик познанья
не мог себя презентовать.

Тогда был Гегель очень моден
и диалектика идей,
а Шопенгауэр, сторонник
застывших форм, стал не у дел;

гулял с собакой одиноко
и озирался иногда:
ему казалось будто кто-то   
его преследует всегда.

Он жил до старости глубокой.
Никто маньяка не догнал,
не задушил верёвкой мокрой
и в спину не вонзил кинжал.

Не пустовала долго ниша
волютариста-мудреца.            
На смену появился Ницше,      
как искромётная звезда.
 
Слыл не плохим он музыкантом,
с семьёю Вагнеров дружил.
Но больше мудреца талантом   
Он обладал. Не понят был.       

Нашёл уединенье в Ницце       
и, образ женщины храня,         
творил, терзался бедный Ницше               
и медленно сошёл с ума. 
 
По Фрейду всё таится в поле
и в отношении полов,
и если ровно в чистом поле,
то здесь кругом полно бугров.
   
Тот рано начал. Этот поздно.
Тот почему-то не сумел, –
как появился комплекс грозный
и в душу глубоко засел.

В любовных играх он – помеха,               
зато подхлёстывает мысль.
С его приходом не в утехах –
в страданьях познаётся жизнь!      

Дают возможность лишь страданья
увидеть обострённо то,
как люди плачут, голодая,
и умирают ни за что. 
 
И мир, меняясь будто внешне,
незыблем в сущности самой,
и что ни делай – бесполезно,
то происк воли мировой2.

Собака есть всегда собака,
а человек есть человек.
Всё неизменно, и всегда так
из года в год, из века в век.
 
Мы лишь носители той формы,
которой человека суть,
отсюда – прочь любые нормы.
Свободен и широк наш путь.

Желанья дерзки и безмерны,       
поступки вольны и лихи
лишь потому, что мы бессмертны.               
За нами – армия таких.

Забыли люди Яхве, Будду,
и Магомета, и Христа,
хотя и молятся как будто,
но не боятся ни черта.               

Ученье понял Достоевский:
свободен страшно человек!         
Его Раскольников на Невском               
ужасный совершает грех.            

Марксисты поняли свободу:      
под корень срубим всё старьё.   
Мол, коммунизм Европой бродит,               
построим новое – своё.               

Нацисты поняли свободу:          
мы на земле устроим рай,            
но только своему народу.            
Других на свалку, в Бабий Яр.               

Но не вините в этом Ницше!
Вините бешенный прогресс,
что ставит человека выше, 
чем он на самом деле есть.

И Шопенгауэр, и Ницше,               
вопрос решая много лет
о воле мировой и личной,               
вне Бога не нашли ответ.

Не своеволие свобода,
когда живёшь среди людей.
Нужна защита для народов
от бесноватых их вождей.

Сверхчеловек не тот, кто давит
себе подобных, как жуков,               
а тот, кто поднимался к славе
и опускался с облаков.

И при таком движеньи встречном               
хлеба голодным раздавал,
всегда был добрым, человечным
и ничего себе не брал.

Он – идеал, мы – приближенье 
довольно грубое, но всё ж.
Грядёт, несущий отрезвленье.
Сверхчеловек – второй Христос.
___________________________