Любовь

На песке, на золотом...

На песке, на золотом,
На безликом лунном пляже
Я смотрел на Вас тайком
И не верил счастью даже.

Мы сидели у воды,
Вы мою держали руку,
По песку вели следы,
Нас влекущие друг к другу.

Волны мысли унесли,
Я молчал, паря на крыльях.
Вы опять меня спасли
Просто тем, что говорили.

Заалев от фонарей,
Превратилась речка в парус.
С Ваших губ слетало «Грэй»
И Ассолью рассыпалось.

То ли вечер, то ли миг,
Уплывающий в блаженство…
Я вдыхал Ваш светлый лик
И молился совершенству.

Краснокрылая заря,
Оставляя берег ночи,
Бросит звёзды-якоря,
В междуречье нежных строчек.


По вечерам...

По вечерам они целуются,
Когда волшебно фонари
На незнакомой лунной улице
Подобны бликам от зари.

По вечерам на ветхой лавочке
Они листают впопыхах
Влечения небесный справочник,
Любовью изданный в томах.

По вечерам в сени красавицы –
Слегка задумчивой ольхи –
Они друг к другу прикасаются,
Читая по глазам стихи.

Крадут они у ночи-стражницы
Печальных звёзд пролитый свет.
По вечерам им снова кажется,
Что Бог, конечно же, поэт.


Облака

Облака уезжают в ноябрь,
Убегают от слякоти в морозь.
Их мгновения, жившие порознь,
Сведены, как вагонами поезд,
И, набрав невозвратную скорость,
Облака уезжают в ноябрь.

Как длинна ни была бы верста,
Разрушая тоскливую пропасть,
Несмотря на душившую хворость,
Облакам уплывающим вторясь,
Я прибуду в заветную волость,
Как длинна ни была бы верста.

Оркестр чувств

За далью – даль,
За болью – боль,
Всё выше альт,
Басит гобой,

И флейты звук
Пьянее вин.
Я веки тру,
А жжёт в крови.

За далью губ,
За болью слов –
Хрипенье туб,
Тамтама зло.

Взорвал ряды
Оркестр чувств.
Я полон был,
Теперь же пуст...


Фрекен

Фрекен, прочтите несколько строк
Позднее, когда замерцают свечи –
Ибо словесных громадин тролль
Окаменеет при солнечном свете.

Лёд моих пальцев Вам передаст
Ломкий, грохочущий скалами почерк;
Фьордов тоскливая череда
Серебряной рябью выведет точки.

Грубый утёс, иссечённый в пыль
Одним дуновением ветра, Фрекен?
Вы принуждаете быть другим,
Кровь обращая в кипящие реки!

Вы заставляете знать любовь...
Викинга дух, от костров прокопчённый,
Помня, как выжить в битве любой,
Капитулировал перед свечою.

Быт

В обнимку с Ангелом, пронзая мглу,
Укрывшись девственной весной, как пледом,
Приду я к Вам, с три короба налгу,
И убегу за завтрашним обедом.

Вы будете бессильно чёрствый хлеб
Крошить в своей ладони от отчаянья,
И вилкою пронзая дно судеб,
Проглатывать отрывочки прощания.

Я буду, улыбаясь, пить вино,
Там за углом, в шашлычной у Сурена,
А вы опять посмотрите в окно,
Не вырвавшись у разума из плена.

Я сдамся вам, я соглашусь со всем,
Забуду страсти зов и шепот бури.
Я отрекусь от всех своих поэм,
Как от никчёмной и опасной дури.

Мы вместе воспитаем сыновей.
В быту покойно будет и любимо.
Бурление убийственных кровей,
Как «скорый поезд», пронесётся мимо.

Вы будете прекрасною женой,
Я постараюсь стать хорошим мужем.
И каждый раз под бледною луной
Нас будет собирать семейный ужин.

Всё будет чувств, конечно, лишено,
Мы заведём, должно быть, даже рыбок.
Всё будет так, уже предрешено,
Поскольку в вашей жизни – нет ошибок…

***

Серые песчинки мостовой
Лето окунало синевой...
Опьянев от мёда старых лип,
Мы текли по Волге за изгиб
И, касаясь спящих берегов
Нежились на перекатах слов..

.....

Осень вяжет тысячами спиц
Взмахи растворяющихся птиц...
Золотыми ливнями близка
Расплескаться на душу тоска.
Журавлиным клином не унять,
В сердце его вбить, да постоять…

Ночь

Я помню наше длинное начало:
Не дома ты.
И чаек крик волна в себе качала
До немоты.
И звёзды отражением касались
Самих себя.
И час для нас тогда сгорал, казалось,
За миг, слепя..

А тени над Казанкой выдували
Хрустальный звук.
И ноты плыли в сомкнутом овале
Устами двух.
По Федосеевской струился пламень
От Цирка прочь.
Над городом протяжно куполами
Церквела ночь..

Идол

Над капищем развеется зола.
Придут на смену боги постоянства.
Аллах излечит жертвенник от пьянства,
И канет жрец в нарубленный салат.

Послышится едва заметный скрип
Уключин лодки в серых водах талых,
Сознание погаснет в ритуалах –
Пока паромщик в церкви не охрип.

Качнётся берег, жизнь проговорив.
По отблеску божественной идеи
Плывут обратно волнами недели,
О разум разбиваясь в брызги рифм.

Мы вечно снимся миру: ты и я,
Безвременьем невинно обожжёны.
Кольцо на пальце – наша протяжённость,
А спящий камень – форма бытия.

Анка

И вечер на тебя немного укорочен,
И ложу египтян завидует Прокруст,
И колотушкой лба сияет околотчий,
О косяки дворцов раздаривая хруст.

Не слышен ход небес, веление царёво -
Принцессу не будить на месяц Рамадан,
Пока безумный март Алисою зарёван,
И розы февраля царапают майдан.

И рвётся из цепей тоска цепных реакций
Ядреным ноябрём с Авророю в капкан.
Заря ещё красна с пальбою пререкаться,
Когда на Ильича картавится Каплан.

Задушенный Кавказ умоется снегами,
Остапу надоест промышленный Провал.
И, если я не прав, возьми в ладонь не камень,
А вычурный наган и ущеми в правах.

Восходит за Урал тачанка-колесница
Зевесу передать гражданскую игру.
Но Амазонка спит, покой ей только снится –
В пожаре нелюбви пережигает грудь.

И вечер на тебя немного укорочен,
И ленточки твои заплетены в «Максим».
Встречай и напиши о стрёкоте сорочьем,
Ресницами в крови на карту занеси…

Акростих

Говори на пурпурном наречье,
Абы молча не сиять в пролёт.
Легче льна, бегонии далече
Изумруд небесных глаз пройдёт.
Наплетя с три короба, вериги
Абажур лубочный оплетут –
Быть бы мне коперником великим
У русоволосых амплитуд,
Луч ловить провидцем окаянным
Аккурат длиннотой медных строф,
Трепетно в пространственные ямбы
О(I) Rh(-)
Выпуская медленную кровь.
А(II) Rh(+)

Любовь

Расскажи мне, золотая нива,
как колосья в небе искупать?
Ты к другим добра и неревнива,
а к себе скупа…

Этим летом путь твой перегадан,
но лучистым ангелом храним,
и летят стихи по перекатам
и песку равнин.

Где-то в притаёжной глухомани
к свету продирается медведь…
Ах, любовь, его ты не обманешь –
правда ведь?

В понедельник...

Птичий контур, чертёж без деталей –
в небо шаг от беды… от бедра…
от осенне-(ос)иновых талий
пункт за пунктом пунктиром, едва,

прочертив облака, предначертав
оставаться на окнах ночей,
и пером по бумаге зачем-то
лунной горлицей стынуть ничьей,

занемочь, где в сиреневой тряске
клювы клином вбиваются в юг,
и синицы, сипя на татарском,
минаретные гнёздышки вьют,

задышать глубоко в понедельник,
отыскав голубиную клеть,
и застуженный крестик нательный
на груди у меня отогреть.

Фото

На груди ли меня хранишь,
как напёрсток хранит иголку?
Уголок ли обгрызла мышь,
что устроила в сердце норку?

Береги меня, береги –
отпечаток на тонком глянце.
Но в любви уже перегиб:
ожидать, ненавидеть, клясться.

Мы засветим совместный кадр,
но проявимся по-любому.
Глянь: как в камере миокард,
утекают года с альбома.

Поистреплется твой сафьян –
время выдумает затею,
где в старушечьих лапках я
хрусткой осенью отжелтею.