Из Фридриха ф. Боденштедта, с немецкого

Из Фр. фон Боденштедта, с нем.

Июль  2012
                Посвящается моей маме

СОДЕРЖАНИЕ

1. ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
2. К БИОГРАФИИ БОДЕНШТЕДТА
3. О МОИХ ПЕРЕВОДАХ ИЗ БОДЕНШТЕДТА
4. ПЕРЕВОДЫ НЕСКОЛЬКИХ СТИХОТВОРЕНИЙ БОДЕНШТЕДТА
5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
6. ПРИЛОЖЕНИЕ
    1) Боденштедт о Лермонтове
    2) Боденштедт о Лермонтове
    3) Отрывки из дневника Боденштедта о районе Сочи
    4) Боденштедт. Из книги "Народы Кавказа и их освободительные войны..."
    5) Боденштедт. Из книги "Народы Кавказа и их освободительные войны..."
    6) Русский текст П.И.Чайковского к романсу А.Г.Рубинштейна  "Клубится
        волною..." на слова мирзы Шафи-Боденштедта
    7) Перевод А. Плещеева из Боденштедта
    8) Список Интернет-источников (ссылок)

======================================================

1. ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Боденштедт - один из замечательных и знаменитых немцев
девятнадцатого столетия.
Его жизнь долгие годы была связана с Россией и русской литературой.
Его наследие велико и разнообразно, но имя его как писателя известно у нас
сегодня мало; так, пользуясь доступными мне источниками, я сумел найти только один перевод его оригинального стихотворения.
Несколько стихов, которые я транслировал на русский, я хотел бы предварить
кое-какими сведениями о жизни Боденштедта и сопроводить материалами, относящимися к нему; это, прежде всего, отрывки из сочинений Боденштедта и кое-что еще, что я помещаю в Приложении.

======================================================

2. К БИОГРАФИИ БОДЕНШТЕДТА
Это - компиляция из интернет-источников [01] - [05]
(список ссылок на источники см. в конце в Приложении)

Фридрих фон Боденштедт родился в 1819 г. в Германии в городе Пайне близ
Ганновера.
В Гёттингене и Мюнхене получил прекрасное образование.
В 1840 году приехал в Москву, куда был приглашён в качестве домашнего
учителя. Выполнял обязанности наставника юного князя Голицина по 1843 год.
Весной 1841 дважды встречался с Лермонтовым.
Значительную часть свободного времени посвятил совершенствованию своих
знаний русского языка, изучению и переводам славянской литературы.
Свой сборник переводов из русских поэтов 1843 г (Козлов, Пушкин,
Лермонтов)   Боденштедт, недовольный результатами работы, пытался изъять
из продажи и уничтожить. Впоследствии Боденштедт выпустил двухтомное
издание своих переводов «Поэтическое наследие Лермонтова» — первое
зарубежное собрание сочинений поэта. Русские оригиналы 19 стихотворений
Лермонтова, помещенных Боденштедтом в этом издании переводов,
неизвестны; возможно, это собственные вариации переводчика на
лермонтовские темы. В предисловии и послесловии Боденштедт высоко
оценивал творчество Лермонтова, опираясь, в том числе и на суждение
А. И. Герцена, с которым был лично знаком.
В издании Боденштедта был впервые опубликован запрещенный в России
«Демон».  Статьи и воспоминания Боденштедта о Лермонтове относятся к
лучшим зарубежным работам о русском поэте.
Пропагандируя русскую литературу в Германии, Боденштедт переводил на немецкий язык также сочинения К. Н. Батюшкова,  А. В. Кольцова,
Г. Р. Державина, А. А. Фета, малороссийские народные песни, повести
И. С. Тургенева, с которым, так же, как и с Н. А. Некрасовым,
Ф. И. Тютчевым, А. К. Толстым был знаком и состоял в переписке.
В 1844 году Фридрих Боденштедт по приглашению кавказского наместника генерала Нейтгардта принял должность директора Учительского института в Тифлисе. Здесь он познакомился и подружился с азербайджанским поэтом
мирзой Шафи Вазехом, у которого брал уроки нескольких восточных языков.
Затем Боденштедт объездил значительные территории Кавказа, Крым, Малую
Азию и через европейскую часть Турции и Ионические острова вернулся в Германию.
Это путешествие он подробно описал в своих сочинениях «Народы Кавказа и их 
освободительные войны против русских» и  «Тысяча и один день на Востоке».
Мастерские стилизации восточных поэтов и переводы Боденштедта
из "Песен" мирзы Шафи  переиздавались множество раз и принесли ему
громкую славу. Своим необыкновенным успехом эти песни обязаны
добродушному юмору, мастерству языка и яркому восточному колориту.
Русский композитор Антон Рубинштейн отобрал двенадцать текстов из этой книги. Романсы, написанные на них, он назвал «Персидские песни». 
Позднее, в 1869 г. П. И. Чайковский, за три года до того окончивший
консерваторский курс у Рубинштейна и полный пиетета к своему учителю,
сделал русский эквиритмический перевод «Персидских песен». С этим русским
текстом «Песни» получили широчайшую известность. Особенно популярна
«Клубится волною...», вошедшая в репертуар Шаляпина.
Одно время Боденштедт был редактором «Австрийского Ллойда» в Триесте,
затем «Везерской газеты» в Бремене, а в 1854 году, по личному приглашению
баварского короля Максимилиана II переселился в Мюнхен и читал лекции в
местном университете о славянских языках и литературах, а позже о древней
английской литературе.
В 1867 году Фридрих Боденштедт переехал в Мейнинген, где стал заведовать
придворной сценой.
В 1881 году он покидает Старый Свет и читает публичные лекции в различных
городах Северной Америки.
В 1882 году возвращается в Европу и становится редактором берлинской газеты
«Ежедневное обозрение».
Помимо переводов из русской и восточной литературы, Боденштедт известен
также переводами с английского, в частности, сочинений Вебстера, Форда,
Марло и др., изданными под общим заглавием «Современники Шекспира».
Боденштедту принадлежит девятитомное издание  Шекспира на немецком
языке, «Альбом немецкого искусства и немецкой поэзии» и  др.
Боденштедт - автор множества оригинальных сочинений, среди которых
драмы «Дмитрий», «Император Павел», «Александр в Коринфе» и т. д.,
поэма «Ада-лезгинка», «Эпические стихотворения»,... а также
повести и романы в прозе.
Фридрих Боденштедт умер в Висбадене 18 апреля 1892 года.

======================================================

3. О МОИХ ПЕРЕВОДАХ ИЗ БОДЕНШТЕДТА

Я не профессиональный переводчик, просто любитель, дилетант; если иногда
перевожу что-то, то руководствуюсь тем, что мне понравилось то или иное
стихотворение, поэтому выбор мой обычно скорее случайный, чем обдуманный
и преднамеренный. Здесь, однако, вышло по-иному, и имеется несколько
вполне конкретных причин, почему я обратился к данному автору.
Прежде всего, когда-то очень давно моя мама подарила мне небольшую книжку
переводов из мирзы Шафи Вазеха. Из предисловия к ней следовало,
что переводы на русский выполнены с переложений Вазеха на немецкий
язык Фридрихом Боденштедтом. Так зародился мой интерес к восточной поэзии
и началось знакомство с Боденштедтом.
Позднее, когда я побывал в Азербайджане, я снова услышал его имя - оно 
упоминалось в связи с мирзой Шафи, которого там и теперь высоко почитают.
Далее, выяснилось, что Боденштедт любил нашу поэзию и прозу, знал русский
язык и был лично знаком со многими лучшими российскими литераторами, 
прекрасно переводил их на немецкий - и тем самым познакомил
немецкоязычных жителей Европы с нашей культурой (сам же, похоже, не
удостоился переводов на русский язык, так что, возможно, мы в каком-то
смысле в долгу перед ним).
И наконец - так случилось, что местом моего многолетнего пребывания стал тот
самый город, где Боденштедт провел последние годы своей жизни.
Как будто что-то словно подводило меня к тому, чтобы познакомиться, пусть
бегло, с сочинениями Боденштедта.

                * * *
Каждый день я хожу мимо дома, где жил поэт.
Его имя давно мне знакомо: фон Боденштедт.
Между нами всего-то сотня с немногим лет,
и я мысленно всякий раз говорю: привет!

Что ты видел, Фридрих, глядя в окно? -
                Бульвар,
на бульваре  шпалеры тогда молодых чинар
(ты платаны любил называть на восточный лад);
их теперь и втроём не обхватишь, а всё стоят.

И ещё простоят и будут расти лет сто.
Здесь вообще  изменилось немногое...  разве что'
магазинные вывески, платья, фасон пальто,
да где цокали лошади, нынче гудят авто.

Мне и прежде случалось ступать по твоим следам.
Твоё имя порой встречалось то здесь, то там:
в Петербурге, в Москве, в Тифлисе, потом в Гяндже,
и мне кажется - я   тебе  надоел уже.

Не поймёшь, кто ты был: путешественник, авантюрист?
Переводчик, поэт, литератор, шпион, лингвист?
Полиглот, наблюдатель?  Игрок в экарте и вист?
Просветитель? Учёный? Деляга? Идеалист?

Между нами двадцатого века
                про'пасть.  Сей век таков,
что он был страшней двадцати до него веков:
на его счету мировые бойни и Холокост;
вот о чём свиристит  желтоклювый немецкий дрозд.

Господин в цилиндре, с бородкою и пенсне
показался из-за угла и шагает навстречу мне.
Не поняв - это в самом деле, или во сне -
Уступаю ему дорогу  и сторонюсь к стене...

======================================================

4. ПЕРЕВОДЫ НЕСКОЛЬКИХ СТИХОТВОРЕНИЙ БОДЕНШТЕДТА

/1/

ZUERNE NICHT!

Anmuth guertet deine Lenden,
Schoenheit blueht um deine Glieder;
Schultern, die vor Wei;e blenden,
Ziehen dunkle Locken nieder.
Wenn in deine Zauberkreise
Maechtig mich dein Auge zieht:
Zuerne nicht, dass ich dich preise,
Hochbeseligte! im Lied.

Wenn der junge Fruehling wieder
Kommt im blumigen Gewande,
Laesst er auch durch frohe Lieder
Laut verkuenden durch die Lande,
Dass von Winters Schnee und Eise
Drangvoll sich die Erde schied -
Zu des Fruehlings Ruhm und Preise
Singt die Nachtigall ihr Lied!

Mit den Fuesschen, den behenden,
Bist du mir in's Herz gesprungen,
Hast mit deinen zarten Haenden
Meine ganze Kraft bezwungen,
Dass ich gerne die Geleise
Kalter Buecherweisheit mied:
Zuerne nicht, wenn ich dich preise,
Hochbeseligte! im Lied.

Mir das Lieblichste erwaehl' ich
Anzubeten und zu loben,
Wer hier strauchelt, der wird selig,
Wer hier faellt, der wird erhoben;
Der ist nicht der rechte Weise
Der nicht vor der Schoenheit kniet -
Zuerne nicht, wenn ich dich preise,
Hochbeseligte! im Lied.


НЕ СЕРДИСЬ

Ясный облик, стан прелестный
(Ах, как строен и высок он!),
Плечи белизны чудесной,
На плечах тяжелый локон…
Взгляд твой - центр моей Вселенной,
Так не гневайся, молю,
Что тебе, благословенной,
Посвятил я песнь мою.

Разукрашена цветами,
К нам спешит весна младая,
Радостными голосами
Всю округу оглашая.
Тает снег, с волною пенной
Лёд несётся по ручью,
Соловей - хмельной, блаженный
Запевает песнь свою.

Ловкой ножкой, точно фея      
В сердце ты моё впрыгну'ла,   
Нежной ручкою своею             
Так мой мир перевернула,       
Что отверг я, побеждЕнный,    
Мудрость книжную мою.
Не сердись же, друг бесценный,
Что хвалу тебе пою.
       
Лишь прекрасному отныне
Возносить я стану требу.
Кто грешил - вкусит святыни,
Кто падёт - взовьётся к небу.
Кто ж не чтил красы нетленной -
Не бывать тому в раю.
Не сердись, мой друг бесценный,
Что хвалу тебе пою!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/02/

SUESSE BETTELEI

Ein Bettler klopft' bei dir an
Um einen Kuss - du gabst ihn mir!
Ein Bettler kehrt' ich ein bei dir,
Und kam hervor ein reicher Mann,
So reich am hoechsten Glueck der Welt,
Dass alles Gold und alles Geld
Nicht solche Schaetze kaufen kann!

Doch, ob des Augenblicks Genuss
Mein ganzes Leben auch verschoent,
Hat mich dein Geben so verwoehnt,
Dass ich stets weiter flehen muss
Um einen Kuss - und nimmer frei
Wirst du nun diese Bettelei
Um einen Kuss! um einen Kuss!


ПОПРОШАЙКА-СЛАСТЁНА

Твой поцелуй - о нём молил               
Я не напрасно: лучший дар -
Сладчайших уст хмельной нектар -
Я от любимой получил.
Бедняк,- вдруг стал я богачом!
Ещё никто и нипочём
Таких сокровищ не купил!               

Теперь по щедрости твоей
Счастливой стала жизнь моя.
Тобою избалован,- я
Жду  безотлучно у дверей   
Всё той же милости опять, 
Не уставая умолять:            
Целуй еще! Целуй скорей!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/03/

GERN SCHAU ICH IN'S DUNKLE AUGE DIR

Gern schau ich in's dunkle Auge dir,
Mit den langen, seidnen Wimpern drauf -
Aus solchen Auges Nacht ging mir
Einst hell der Tag der Liebe auf.

Todt ist sie lange, kalt und todt -
Gebrochen ist der Zauberring,
Drin gluehend mir das Morgenroth
Des Herzens auf- und unterging.

Doch du bist bluehend, frisch und jung,
Kennst noch den Gram des Lebens nicht -
Und jungen Gluecks Erinnerung
Lacht mir aus deinem Angesicht.

Drum schau ich so gern in's Auge dir,
Mit den langen seidnen Wimpern drauf:
Aus solchen Auges Nacht ging mir
Einst hell der Tag der Liebe auf.


< ТВОИ ГЛАЗА > *

О как же ми'лы мне глаза твои
В густых ресницах;  глядя в них -
                не раз
Я вспоминал, как день моей любви
Всходил из темноты таких же  глаз.

Любовь давно мертва и холодна,
Нет чар её, расторгнут страсти плен,
И сердца пылкая заря - она
Угасла,  по себе оставив тлен.

Но столь свежа, столь жаждешь жизни ты,
Столь весела  вдали её скорбей,
Что я смотрю на юные черты -
И обретаю радость прежних дней.

Вот почему  очей твоих ловлю
Я милый взор, когда они, лучась,
Напоминают мне любовь мою,
Чей свет сиял  из тьмы таких же глаз.

---------------------------
* Название принадлежит переводчику

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/04/

ICH SINGE DICH, LIEBES MAEDCHEN, DU!

Ich singe dich, liebes Maedchen du!
Du Herrliche, du Sue;e!
Dir jauchzen all meine Gedanken zu,
All meine Liebesgruesse!

Das Glueck, das du mir im Leben bescheert,
Sing' ich im Liede wieder -
Und ist mein Singen auch deiner nicht werth:
Du adelst meine Lieder!

Du funkelst darin, wie ein Diamant,
Mit wunderbarem Feuer,
Und waeren die Worte selbst nichtiger Tand:
Du machst sie werth und theuer!

Wie das dunkele niedere Gras im Thal
Vom naecht'gen Thau befeuchtet,
Selbst funkelt und blitzt in hellem Gestrahl,
Sobald die Sonne leuchtet.

Dir jauchzen all meine Gedanken zu,
Dir alle meine Lieder!
Der Sonne gleich strahlest und laechelst du
Verklaerend darauf nieder!


< ПЕСНЬ ТЕБЕ…> *

Тебя пою я, о милая! Ты -
Источник любви и света!
Тебе - мои мысли, мои мечты,
Жар сердца, слова привета!

То счастье, что ты подарила мне,
Я в песнях моих открою.
Достойны тебя или нет - оне
Напечатлены тобою!

Быть может, цена этим песням грош,
Но в них твоё свеченье,
Как блеск брильянта - и ты придаёшь
Им смысл и значенье.

Так солнце озаряет все
Долины весенним утром -
И травы, вымокшие в росе
Искрятся перламутром.

Тебе мои мысли, мои мечты
И песен ликованье!
Подобно солнцу на землю ты
В улыбке струишь сиянье!

---------------------------
* Название принадлежит переводчику

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/05/

O, SIEH DIE PERLEN AUF DER SCHNUR

O, sieh die Perlen auf der Schnur,
In lichtem funkelnden Gestrahl -
Zerreiss das seidne Faedchen nur:
Die Perlen fallen allzumal!

Du siehst sie fallen, suche nur
Und sammle sie mit ems'ger Hand -
Zerrissen ist die seidne Schnur
Die alle schoen zusammenband. -

Und was in meinen Liedern klingt,
Und meine ganze Herzenswelt:
Du bist's, um die sich Alles schlingt,
Die Alles schoen zusammenhaelt.

O halte fest, zerreisse nicht!
Die Perlen fallen mit der Schnur -
Und nur durch dich lebt mein Gedicht,
Und auch durch dich ich selber nur!


             Версия 1

< ЖЕМЧУЖНЫЕ ЧЁТКИ…> *

Вот чётки…  милая, взгляни: 
Жемчужины в луче горят.
Но лишь порви шнурок - они
Рассыплются, как мелкий град.

Пусть ты б их все подобрала',
Но как нам вновь соединить
То, что удерживать могла
Лишь эта шёлковая нить?

Не так ли всё, что я пою,
Всё, чем душа моя полна,
В одну цепочку - жизнь мою -
Соединила ты одна?

О, будь тверда, борясь с судьбой,
Не оброни жемчужин зря:            
Моя стих живёт одной тобой,
И я - тебе благодаря.      


             Версия 2

< ЖЕМЧУЖНЫЕ БУСЫ…> *

Смотри, вот жемчуга горят
Как самоцветные огни.
Но нить порви - и точно град,
Блеснув, рассыплются они.

Все отыщи их, собери,   
Но как их воссоединить 
Коль порвала'сь               
                их изнутри   
Пронизывающая нить?   
               
Так всё, о чём я ни пою,
Все чувства, мысли, все мечты
В одну цепочку - жизнь мою -
Соединить сумела ты    

Храни же связь меж нас двоих,
Не дай  её порвать судьбе.
Одной тобою жив мой стих,
И я - благодаря тебе.

---------------------------
* Название принадлежит переводчику

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/06/

SEIT DEINER AUGEN HIMMELSGLANZ

Seit deiner Augen Himmelsglanz
Mir in das Herz gestossen,
Hat sich das Weltgeheimniss ganz
Dem innern Blick erschlossen.

Was dunkel war in Raum und Zeit,
Ist nun in Licht verschwunden,
Ich habe die ewige Seligkeit
Genossen in Sekunden.

Nun ist der Wahn und Zweifel hin,
Umschifft sind alle Klippen,
Seit mir des Lebens tiefsten Sinn
Gepredigt deine Lippen.

Ich moecht' es jubelnd sonnenhell
Der ganzen Welt verkuenden,
Allein der Weisheit tiefsten Quell
Muss Jeder selbst ergruenden.

              Версия 1

< ОБРЕТЕНИЕ МУДРОСТИ > * 

В небесном блеске глаз твоих
Открылись мне впервые
Вся суть вопросов вековых,
Все тайны мировые.

Как будто в бездну, в глубину
Волшебный свет пролился,
Блаженством вечным я в одну
Секунду насладился.

Отринула душа моя
Сомнений бред сугубый,
Когда мне смысл бытия
Твои открыли губы.

Лети, мой голос, к небесам,
И пой о счастьи свету!
Но только каждый должен сам
Изведать мудрость эту.


                Версия 2

< ОБРЕТЕНИЕ МУДРОСТИ > * 

Небесный блеск твоих очей
В день нашего свиданья
Вмиг озарил душе моей
Все тайны мирозданья.

ЧтО было смутно и темно
В загадочной вселенной -
Вдруг во мгновение одно
Наполнил свет блаженный.

Покой и мир душе моей
Смогла вернуть не ты ли,
Когда мне смысл жизни всей
Уста твои открыли?

Так мне преподанный урок   
Я возвещаю свету,
Чтоб каждый сам однажды мог
Постигнуть мудрость эту.

---------------------------
* Название принадлежит переводчику

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/07/

SIE WUELTE IN DEN TOENEN

Sie wuehlte in den Toenen
Und spielte und sang mir vor,
Es scholl der Gesang der Schoenen
Gar wundersam in mein Ohr.

Bald klang's wie laute Mahnung
Vergang'ner, schoener Zeit,
Und bald wie leise Ahnung
Zukuenft'ger Seligkeit.

Wie Fruehlingsluft umfaechelte
Mich ihres Mundes Hauch,
Ich sah sie an und laechelte,
Und sie - sie laechelt auch!

O, lass dies Laecheln immer
Um deine Zuege gehen,
Und lauschend will ich immer
Und selig bei dir stehn!


< ЗВУКИ МУЗЫКИ > *      

Она играла в волненьи,
Чуть голову наклоня,
И чудное её пенье
Звучало лишь для меня.

И было воспоминанье
В той песне,  и было в ней
Смиренное упованье
На счастье грядущих дней.

Весенним ветром касалось
Её дыханье меня,
И мне она улыбалась,
И ей улыбался я.

Будь радостна, дорогая,
С улыбкой играй и пой.
О, если б, тебе внимая,
Остаться навек с тобой!

---------------------------
* Название принадлежит переводчику

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/08/

SING, MIT SONNENAUFGANG SINGE

Sing, mit Sonnenaufgang singe,
Nachtigall, dein schmetternd Lied!
Sing, so lange noch der Fruehling
Blumig Wald und Flur durchzieht!

Sing der Schoepfung bunte Schoene,
Sing was bluehet, fliesst und lebt;
Gluecklich ist, wen deiner Toene
Zauberkraft zu dir erhebt!

Taucht im Meer die Sonne unter,
Folgt die Nacht dem Tageslicht -
Alle Schoepfung ruht in Bangen
Mit verhuelltem Angesicht:

Du allein durchbrichst das Schweigen,
Singst von Lieb' in dunkler Nacht -
Singst, gewiegt auf schwanken Zweigen,
Ueber dir des Himmels Pracht!

Wuester Traum ist alles Leben
Ohne Liebe, wuest das All -
Lieb' und Lied ist dir gegeben:
Singe, suesse Nachtigall!


< ПОЙ, СОЛОВЕЙ > *      

Пой при солнечном восходе,
Пой, ликуй, звени с небес,
Пой, пока весна в природе,
Влажен луг и зелен лес.

Пой земель и вод красоты,
Всё, что дышит и цветёт…
Кто услышит эти ноты -
Сам взлетит и запоёт!

Если солнце тонет в море,
Ночь сменяет свет дневной,-
Мирозданье, словно в горе,
Прячет лик, покрытый тьмой-

Ты поёшь во мраке чащи
Песнь любви - и каждый тон
Оглашает весь блестящий
Безграничный небосклон.

Стал бы мир убог и пресен
Без влечений и страстей.
Чудный эльф любовных песен,-
Пой же, милый соловей!

---------------------------
* Название принадлежит переводчику

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/09/

VERSTAENDIGUNG

Wir haben nicht Ringe gewechselt,
Das Herz zu legen in Banden;
Wir haben nicht Phrasen gewechselt,
Und haben uns doch verstanden.

Wir haben nicht Eltern, noch Sippen
Dabei zu Rath gezogen -
Es haben Herzen und Lippen
Alleine Rath gepflogen.

Ein Blick herueber, hinueber,
Ein Kuss - ich hielt dich umwunden -
Die Herzen flossen uns ueber,
Wir waren auf ewig verbunden.


СОГЛАСИЕ

Мы в церкви клятв не давали,
Мы как супруг и супруга
Колец с тобой не меняли -
Но мы понимали друг друга.

Советов отцов и мачех
Не спрашивая ни разу -
Мы губ и сердец горячих
Последовали приказу.

Столкнулись взглядом,
                забылись
В объятии быстротечном -
И вот уж сердца забились
Согласно,  в союзе вечном.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/10/

FREUNDSCHAFT

Wenn Jemand schlecht von deinem Freunde spricht,
Und scheint er noch so ehrlich: glaub' ihm nicht!
Spricht alle Welt von deinem Freunde schlecht:
Misstrau' der Welt und gib dem Freunde Recht!
Nur wer so standhaft seine Freunde liebt,
Ist wert, dass ihm der Himmel Freunde gibt.
Ein Freundesherz ist ein so selt'ner Schatz,
Die ganze Welt beut nicht dafuer Ersatz;
Ein Kleinod ist's voll heil'ger Wunderkraft,
Das nur bei festem Glauben Wunder schafft -
Doch jedes Zweifels Hauch truebt seinen Glanz,
Einmal zerbrochen wird's nie wieder ganz.
Drum: wird ein solches Kleinod dir beschert,
O truebe seinen Glanz nicht, halt es wert!
Zerbrich es nicht! Betrachte alle Welt
Als einen Ring nur, der dies Kleinod haelt,
Dem dieses Kleinod selbst erst Wert verleiht,
Denn wo es fehlt, da ist die Welt entweiht.
Doch wuerdest du dem aermsten Bettler gleich,
Bleibt dir ein Freundesherz, so bist du reich;
Und wer den hoechsten Koenigsthron gewann
Und keinen Freund hat, ist ein armer Mann.


ДРУЖБА

Кто с честным видом друга твоего
Честит, порочит - избегай того.

Когда ругают друга все вокруг,
Ты им не верь и помни: прав твой друг.

Лишь тем, кто за своих стоит друзей,
Их небо даст по милости своей.

Знай: сердце друга - редкий самоцвет,
Ему замены в целом свете нет.

Он чудеса творит, как талисман,
Ему сей дар твоею верой дан:

Лишь усомнись - и он теряет мощь,
Его не склеишь, если разобьёшь.

Так береги его, не оброни,
Но в чистоте, как лал*, его храни.

Такого больше нет ни у кого.
Весь мир - лишь обрамление его,-

Как бы кольцо с рубином, - и лишь тот
Всему изделью цену придаёт.

Будь ты бедняк последний - ты богат,
Коль отыскал редчайший этот клад.

А шах, кто друга не нашёл ни в ком,
Сидит на троне жалким бедняком.

---------------------------
*Лал - рубин, яхонт (возможно, из персидского яз.)

Данное назидательно-витиеватое стихотворение -
стилизация ли, подражание ли, сочинение ли "по мотивам"
восточной поэзии - со всей наглядностью показывает,
насколько блестяще Боденштедт владел по крайней
мере этой, специфической её формой.
                Примечание переводчика

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

/11/

STAMMBUCHBLATT

Und tut's dir weh dass ich von dir geh',
Warum willst du noch dass es dein Auge seh,
Und les' es schwarz auf weiss verbrieft,
Wie mir das Herz vor Wehmut trieft?
Ernst mahnend wie die Freude flieht,
Ein Schatten des Gedankens zieht
Das geschriebene Wort dem Blick einher
Und macht das Herz uns trueb und schwer.
Da steht nun das Wort so traut und lieb;
Doch wo ist die Hand die es niederschrieb?
Und wo ist die Brust der es schwer entklang,
Und wo ist der Mund der es wiedersang.
Drum tut's dir weh, wenn ich von dir geh',
Warum, willst du noch, dass es dein Auge seh?
Der Eine ist fuer den Anderen fort,
Und nichts bleibt als das kalte Wort.


В АЛЬБОМ

Терзает нас 
                расставанья час,
Зачем же тебе,
                чтоб язвила глаз   

На белом траурная строка,
О том, как сердце щемит тоска?

Слова написанные… они
Химерам прошлых времён сродни.

Скользит по строчкам, туманясь, взгляд,
А в сердце горечь, а в сердце яд.

Захочешь вспомнить, возьмёшь альбом.
Ах этот почерк, как он знаком.

Слова признаний и клятв былых…
Но где рука, что писала их,

Но где шептавшие их уста?
Признанье, клятвы - одна тщета.

И если уж нас 
                разлуки час
Терзает - к чему ещё
                боль для глаз?

Расстались двое, где та? где тот?
Осталось слово: студёный лёд.

======================================================

5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Вот совсем немногое из обширного и разнообразного поэтического наследия
Боденштедта.
По этому десятку скромных лирических стихотворений, конечно, трудно 
судить - имел ли автор свой особенный стиль, круг тем, и т.д. и т.п... -
но хочется надеятся,  что переводы все же дают некоторое представление о его
незаурядном мастерстве, живости мысли, переимчивости и легкости пера.
Быть может в  какой-нибудь другой национальной литературе, не столь
значительной, как немецкая, с её плеядой гениальных авторов мирового класса,
Боденштедт стал бы звездой первой величины; однако и без того - на родине в
Германии его не забывают.

======================================================
======================================================


6. ПРИЛОЖЕНИЕ.

1) Боденштедт о Лермонтове 
    Цитируется по источнику [09]

    Из послесловия к переводу стихотворений Лермонтова

Немногие поэты сумели, подобно Лермонтову, остаться во всех обстоятельствах
жизни верными искусству и самим себе. Выросший среди общества, где
лицемерие и ложь считаются признаками хорошего тона, Лермонтов до
последнего вздоха остался чужд всякой лжи и притворства. Несмотря на то, что
он много потерпел от ложных друзей, а тревожная кочевая жизнь не раз
вырывала его из объятий истинной дружбы, он оставался неизменно верен
своим друзьям и в счастии, и в несчастии; но зато был непримирим в ненависти.
А он имел право ненавидеть, имел его более, нежели кто-либо!
Постоянные неудачи в жизни производят совершенно различное действие на
твердые и слабые характеры, "так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат" (*1).
Характер Лермонтова был самого крепкого закала, и чем грознее падали на него
удары судьбы, тем более становился он твердым. Он не мог противостоять
преследовавшей его судьбе, но в то же время не хотел ей покориться. Он был
слишком слаб, чтобы одолеть ее; но и слишком горд, чтобы позволить одолеть
себя.
Вот причина того пылкого негодования, того бурного беспокойства во многих
стихотворениях его, в которых отражаются — как в кипящем под грозою море,
при свете молний, — и небо и земля.
Вот причина также и его раздражительности, и желчи, которыми он в своей
жизни часто отталкивал от себя лучших друзей и давал повод к дуэлям. Первая
из этих дуэлей привела его к долгому заточению (*2), а последняя — к
преждевременной смерти.
Не берусь решить, что именно подало повод к этой последней дуэли;
неосторожные ли остроты и шутки Лермонтова, как говорят некоторые, вызвали
ее, или, как утверждают другие, то, что противник его г. Мартынов принял на
свой счет некоторые намеки в романе «Герой нашего времени» и оскорбился
ими, как касавшимися притом и его семейства(*3). В этом последнем смысле
слышал я эту историю от секунданта Лермонтова, г. Глебова, который и закрыл
глаза своему убитому другу.
Очень вероятно, что Лермонтов, обрисовавший себя немножко яркими
красками в главном герое этого романа, списал с натуры и других действующих
лиц, так что прототипам их не трудно было узнать себя.
Чтобы дать хоть слабое понятие о том впечатлении, какое производила
личность Лермонтова, я хочу рассказать о моих первых встречах с ним,
насколько они сохранились у меня в памяти. К сожалению, мне редко удавалось
вести правильный дневник во время моего пребывания в России; не удавалось,
во-первых, потому, что я пишу кропотливо и тяжело, и мне нужно не мало
досуга для собрания воедино впечатлений; во-вторых, потому, что моя — может
быть, излишняя — осторожность оставляла в моей записной книжке лишь
самую слабую помощь моей памяти, только имена и числа.
Зимой 1840—1841 года в Москве, незадолго до последнего отъезда Лермонтова
на Кавказ, в один пасмурный воскресный или праздничный день мне случилось
обедать с Павлом Олсуфьевым(*4), очень умным молодым человеком, во
французском ресторане, который в то время усердно посещала знатная
московская молодежь.
Во время обеда к нам присоединилось еще несколько знакомых и, между
прочим, один молодой князь замечательно красивой наружности и довольно
ограниченного ума(*5), но большой добряк. Он добродушно сносил все
остроты, которые другие отпускали на его счет.
Легкая шутливость, искрящееся остроумие, быстрая смена противоположных
предметов в разговоре, — одним словом, французский esprit(*6) также
свойственен знатным русским, как и французский язык.
Мы пили уже шампанское. Снежная пена лилась через край бокалов, и через
край пенились из уст моих собеседников то плоские, то меткие остроты. В то
время мне не исполнилось еще двадцати двух лет, я был толстощеким юнцом,
довольно неловким и сентиментальным, и больше слушал, чем участвовал в
разговоре, и, вероятно, казался несколько странным среди этой блестящей, уже
порядочно пожившей молодежи.
«А, Михаил Юрьевич!» — вдруг вскричали двое-трое из моих собеседников при
виде только что вошедшего молодого офицера, который слегка потрепал по
плечу Олсуфьева, приветствовал молодого князя словами: «Ну, как поживаешь,
умник!», — а остальное общество коротким: «Здравствуйте!» У вошедшего
была гордая, непринужденная осанка, средний рост и необычайная гибкость
движений. Вынимая при входе носовой платок, чтобы обтереть мокрые усы, он
выронил на паркет бумажник или сигарочницу и при этом нагнулся с такой
ловкостью, как будто он был вовсе без костей, хотя, судя по плечам и груди, у
него должны были быть довольно широкие кости.
Гладкие, белокурые (*7), слегка вьющиеся по обеими сторонам волосы
оставляли совершенно открытым необыкновенно высокий лоб. Большие,
полные мысли глаза, казалось, вовсе не участвовали в насмешливой улыбке,
игравшей на красиво очерченных губах молодого офицера(*8).
Очевидно, он был одет не в парадную форму. У него на шее был небрежно
повязан черный платок; военный сюртук без эполет был не нов и не до верху
застегнут, и из-под него виднелось ослепительной свежести тонкое белье.
Мы говорили до тех пор по-французски, и Олсуфьев, говоря по-французски,
представил меня вошедшему. Обменявшись со мною несколькими беглыми
фразами, он сел с нами обедать. При выборе кушаньев и в обращении к
прислуге он употреблял выражения, которые в большом ходу у многих, чтобы
не сказать у всех русских, но которые в устах этого гостя — это был Михаил
Лермонтов — неприятно поразили меня. Эти выражения иностранец прежде
всего научается понимать в России, потому что слышит их повсюду и
беспрестанно; но ни один порядочный человек — за исключением грека или
турка, у которых в ходу точь-в-точь такие выражения,— не решится написать
их в переводе на свой родной язык.
После того как Лермонтов быстро отведал несколько кушаньев и выпил два
стакана вина (при этом он не прятал под стол свои красивые, выхоленные руки),
он сделался очень разговорчив, и, надо полагать, то, что он говорил, было
остроумным и смешным, так как слова его несколько раз прерывались громким
смехом.
К сожалению, для меня его остроты оставались непонятными, так как он
нарочно говорил по-русски и к тому же чрезвычайно быстро, а я в то время
недостаточно хорошо понимал русский язык, чтобы следить за разговором. Я
заметил только, что шпильки его часто переходили в личности; но, получив
несколько раз резкий отпор от Олсуфьева, он счел за лучшее избирать мишенью
своих шуток только молодого князя.
Некоторое время тот добродушно переносил остроты Лермонтова; но наконец и
ему уже стало невмочь и он с достоинством умерил его пыл, показав этим, что
при всей ограниченности ума он порядочный человек.
Казалось, Лермонтова искренне огорчило, что он обидел князя, своего друга
молодости, и он всеми силами старался помириться с ним, в чем скоро и успел.
Я уже знал и любил тогда Лермонтова по собранию его стихотворений,
вышедших в 1840 году, но в этот вечер он произвел на меня столь невыгодное
впечатление, что у меня пропала всякая охота ближе сойтись с ним. Весь
разговор, с самого его прихода, звенел у меня в ушах, как будто кто-нибудь
скреб по стеклу.
Я никогда не мог, может быть, ко вреду моему, сделать первый шаг к
сближению с задорным человеком, какое бы он ни занимал место в обществе,
никогда не мог простить шалости знаменитых и талантливых людей только во
имя их знаменитости и таланта. Я часто убеждался, что можно быть
основательным ученым, сносным музыкантом, поэтом или писателем и в то же
время невыносимым человеком в обществе. У меня правило основывать мнение
о людях на первом впечатлении: но в отношении Лермонтова мое первое,
неприятное впечатление вскоре совершенно изгладилось приятным.
Не далее как на следующий вечер я встретил его в гостиной г-жи Мамоновой,
где он предстал передо мной в самом привлекательном свете, так как он вполне
умел быть любезным.
Отдаваясь кому-нибудь, он отдавался от всего сердца, но это редко с ним
случалось. В самых близких и дружественных отношениях находился он с
остроумною графинею Ростопчиной, которой поэтому было бы легче всех дать
верное представление о его характере(*9).
Людей же, недостаточно знавших его, чтобы прощать его недостатки за
прекрасные качества, преобладавшие в его характере, он отталкивал, так как
слишком часто давал волю своему несколько колкому остроумию. Впрочем, он
мог быть кроток и нежен, как ребенок, и вообще в его характере преобладало
задумчивое, часто грустное настроение.
Серьезная мысль была главною чертою его благородного лица, как и всех
значительнейших его произведений, к которым его легкие, шутливые
стихотворения относятся, как насмешливое выражение его тонко очерченных
губ к его большим, полным думы глазам.
Многие из соотечественников Лермонтова разделили его прометеевскую
судьбу, но ни у одного страдания не вырвали столь драгоценных слез, которые
служили ему облегчением при жизни, а по смерти обвили венком славы его
бледное чело.
Чтобы точнее определить значение Лермонтова в русской и во всемирной
литературе, следует прежде всего заметить, что он выше всего там, где
становится наиболее народным. И что высшее проявление этой народности, как
«Песня о царе Иване Васильевиче» не требует ни малейшего комментария,
чтобы быть понятным для всех. Это тем замечательнее, что описываемые в ней
нравы и частности столь же чужды для нерусских, как и выбранный поэтом
размер стиха, сделавшийся известным в Германии только по некоторым моим
переводным опытам, а в России имеющий почти то же значение, как у нас
размер «Песни о Нибелунгах».
Поэма Лермонтова, в которой сквозит поистине гомеровская верность, высокий
дух и простота, произвела сильнейшее впечатление во многих германских
городах, где ее читали публично.
Лермонтов имеет то общее с великими писателями всех времен, что творения
его верно отражают его время со всеми его дурными и хорошими
особенностями и всею его мудростью и глупостью и что они способствовали
искоренению этих дурных особенностей и этой глупости.
Но наш поэт отличается от своих предшественников и современников тем, что
дал более широкий простор в поэзии картинам природы, и в этом отношении он
до сих пор стоит на недосягаемой высоте. Своими изображениями он решил
трудную задачу — удовлетворить в одно и то же время и естествоиспытателя, и
любителя прекрасного.
Рисует ли он перед нами исполинские горы многовершинного Кавказа, где наш
взор то теряется в снежных облаках, то тонет в безднах; или горный поток, то
клубящийся по скале, на которой страшно стоять дикой козе, то светло
ниспадающий, «как согнутое стекло», в пропасть, где, сливаясь с новыми
ручьями, снова возникает в мутном потоке; описывает ли он горные аулы и леса
Дагестана или испещренные цветами долины Грузии; указывает ли на облака,
бегущие по голубому, бесконечному небу, или на коня, несущегося по синей,
бесконечной степи; воспевает ли он священную тишину лесов или дикий шум
битвы, — он всегда и во всем остается верен природе до малейших
подробностей. Все эти картины предстают нам в отчетливых красках и в то же
время от них веет какой-то таинственной поэтической прелестью, как бы
благоуханием и свежестью этих гор, цветов, лугов и лесов(*10).
Два замечательнейших ученых новейшего времени Александр Гумбольдт и
Христиан Эрстед, первый в своем «Космосе» (ч. II, стр. 1—103), второй в своем
рассуждении об отношении естествознания к поэзии (в «Духе природы», ч. II,
стр. 1—52), указывают, как на настоятельное требование нашего времени, на
более обширное приложение в области изящного современных открытий и
исследований природы.
Стоит прочесть целиком упомянутые сочинения, чтобы убедиться, что
Лермонтов выполнил в своих стихотворениях большую часть того, что эти
великие ученые признают потребностью нашего времени и чего так живо
желают.
Пусть назовут мне хоть одно из множества толстых географических,
исторических и других сочинений о Кавказе, из которого можно бы живее и
вернее познакомиться с характеристическою природою этих гор и их жителей,
нежели из какой-нибудь кавказской поэмы Лермонтова.
Поэтический гений Пушкина, о котором до сего времени появившиеся
стихотворные переводы на немецкий язык могут дать лишь слабое
представление, выразился в его зрелых произведениях с такою мощью и имел
столь народный характер, что молодые поэты не могли не подчиниться его
огромному влиянию, и оно было тем сильнее, чем даровитее была натура поэта,
как, например, у Лермонтова.
Лермонтов явился достойным последователем своего великого
предшественника; он сумел извлечь пользу для себя и для своего народа из его
богатого наследства, не впадая в рабское подражание. Он выучился у Пушкина
простоте выражения и чувству меры; он подслушал у него тайну поэтической
формы. Некоторые из его ранних лирических стихотворений, — из которых я
перевел одно, «Ветка Палестины», — невольно напоминают Пушкина;
известное внешнее сходство с Пушкиным представляют и некоторые другие
стихотворения, например, «Казначейша». Но противоположности между
характерами и творчеством обоих поэтов гораздо ярче и определеннее этого
сходства. Сходство в них скорее случайное, внешнее, условное, тогда как то, в
чем они расходятся, составляет самую сущность творческой индивидуальности
каждого из них.
Поэтические средства Пушкина и Лермонтова были почти одинаковы, точно так
же и обстоятельства, при которых они развивались; только само развитие было
различно.
Оба поэта заплатили изгнанием за первый поэтический порыв, за их юношеское
стремление к свободе. Пушкин вернулся из изгнания — Лермонтов умер в
изгнании.
(*1) Цитата из «Полтавы» Пушкина.
(*2) Под «долгим заточением» Боденштедт имеет в виду ссылку на Кавказ.
(*3) После гибели Лермонтова Мартынов рассказывал, что в «Герое нашего времени» выведена его сестра Наталья. Считая это оскорбительным, он, очевидно, убедил в этом Глебова.
(*4) Павел Александрович Олсуфьев — сын двоюродного брата М. Н.
Голицына, в доме которого Боденштедт был гувернером.
(*5) П. А. Висковатов, ссылаясь на Боденштедта, утверждал, что имеется в виду
А. И. Васильчиков, но этому противоречит то, что мемуарист называет его другом детства поэта.
(*6) остроумие (фр.).
(*7) У Лермонтова волосы были темные, но спереди была прядь светлых волос, поэтому одни мемуаристы называют его брюнетом, а другие блондином.
(*8) Описание наружности Лермонтова, сделанное Боденштедтом, в некоторых чертах настолько близко к портрету Печорина, что существует предположение о влиянии романа Лермонтова на воспоминания Боденштедта. Но можно предположить также и то, что Лермонтов использовал при создании образа Печорина наблюдения над своей внешностью, а Боденштедт подметил это сходство.
(*9) см. "Воспоминания" Е. П. Ростопчиной.
(*10)  По свидетельству Ф. Кугельман, К. Маркс считал мастерство в описании природы отличительной чертой творчества Лермонтова.

======================================================
2)  Боденштедт о Лермонтове 
     Цитируется по источнику [10]

.... Через него <Павла Олсуфьева> я познакомился также с Лермонтовым, когда
тот на своем последнем пути из Петербурга на Кавказ — в марте 1841 года, —
уединившись в доме тетки графини Мамоновой, провел в Москве несколько
дней.
Хотя он еще не достиг тридцатилетнего возраста, но уже казался уставшим от
жизни; он был среднего роста и ничем особенно не выделялся, если не считать высокого лба и больших, печально сверкающих глаз. В то время был в продаже
лишь небольшой томик его стихов, а другими стихотворениями, ходившими по
рукам в списках, меня снабдил Павел Олсуфьев. Этот небольшой томик,
изданный очень скромно, был вскоре раскуплен, и прошло продолжительное
время, пока появилось новое издание. Критика отнюдь не была единодушна в
признании его таланта. Казалось, не хотели сразу же после смерти Пушкина
возвести на его трон преемника; и находили, что Лермонтов слишком
своевольно и настойчиво плывет против течения и ведет себя как враждебно
настроенный иностранец в своем отечестве, которому он всем обязан. Упрек в
отсутствии у него истинной любви к родине и побудил его написать глубоко
прочувствованное стихотворение «Родина». 
В августе 1841 года пришло известие о смерти Лермонтова; он был застрелен на
дуэли Мартыновым, товарищем по полку, на склоне горы Машук, вблизи
Пятигорска. Газеты коротко сообщали только о самом факте. Подробности я
узнал позднее на Кавказе от секунданта Лермонтова Глебова и штабного врача
доктора фон Ноодта. Мартынов счел себя задетым острым словцом любившего
пошутить Лермонтова и вызвал его на дуэль. Все попытки добиться примирения
были тщетны, и Лермонтов пал на дуэли от первой пули, посланной ему в
сердце твердой рукой Мартынова, который ненавидел его люто. В
переведенном на немецкий язык романе «Герой нашего времени» Лермонтов
описывает подобную дуэль — создается впечатление, что писатель, как бы
предчувствуя, предсказал свою собственную судьбу. Во всяком случае, он мало
дорожил той жизнью, какую должен был вести в России, и поэтому он охотно
ставил жизнь на карту не только в сражениях против много раз воспетых им
горцев, но и при всех случаях, которые его волновали. Свое пресыщение
жизнью он сильнее всего запечатлел в небольшом стихотворении, которое
озаглавлено «Благодарность». 
Только после смерти Лермонтова, с изданием ранее разбросанных его
произведений, пришла к нему слава; с тех пор она все возрастала, тем более что
ему не нашлось достойного продолжателя.

======================================================

3) Отрывки из дневника Боденштедта о районе Сочи
    Цитируется по источнику [06]

    В 2002 году в Москве вышла в свет книга Фридриха Боденштедта
   «По Большой и Малой Абхазии. О Черкесии». Автор проекта и редактор,
    предисловие, комментарии и послесловие – Денис Чачхалиа.
    Предлагаемые читателю...  выдержки из книги Фридриха
    Боденштедта публикуются на русском языке впервые.

    Материал подготовил Владимир Ксенофонтов


Отрывки из дневника (лето 1845 г.)

Вот уже неделю мы находимся в крепости Аредлер, с величайшим нетерпением
ожидая судна.
Помимо очень интересных для меня бесед с генералом Х. и Званбаем,
комендантом, я занимался рисованием, чтением, стрельбой и прочим, что
подворачивалось под руку в данный момент. В крепости живут некоторые
мирные черкесы из аристократических семей, родственники Званбая.
  (Званба Соломон Темуркович (1809-1855) – абхазский дворянин,
  офицер русской армии. В 1843 году назначается приставом Джигетии, которая
  вскоре формально присоединяется к Абхазскому княжеству. В начале 40-х гг.
  возглавлял делегацию джигетов на приёме у Александра II в Петербурге.
  Автор ряда статей по этнографии Абхазии. Погиб в Крымскую войну на реке
  Ингур в сражении с турками - прим. ред.)
Вечером, при свете луны мы смотрели танцы и игры, и слушали песни солдат;
это укрепляло нас в терпении – бедные люди, навсегда оторванные от родины,
после тяжёлых дневных трудов, включающих напряжённую работу и всяческие
лишения, могут ещё от души веселиться.
Между черкесами и русскими ведётся самая оживлённая торговля.
Наглядными образчиками таких отношений служат базары, расположенные
возле крепостей под защитой русских пушек. Любой черкес, вооружённый с ног
до головы, может беспрепятственно заходить на базар и уходить с него. Однако,
чтобы пройти на территорию крепости, надо предварительно сдать оружие
охране у входа. Исключение из этого правила делается только для гостей,
приглашённых русскими, а также для известных старейшин и князей, причём
никто не сомневается в том, что они не злоупотребят предоставленной им
свободой.
Упомянутые выше торговые отношения между черкесами и русскими
представляют собой в основном меновую торговлю. Деньги играют здесь лишь
незначительную роль.
Черкесы приносят на базар различные изделия, а иногда и
сельскохозяйственные продукты, и обменивают их на нужные им вещи.
Джигеты принадлежат к так называемым мирным черкесам и при той
дороговизне, которая в настоящее время царит в их крае, не могут себе
позволить портить отношения с русскими, снабжающими их необходимыми
продуктами. В свою очередь и русским надо стремиться к тому, чтобы хоть
внешне быть на дружеской ноге с джигетами, с одной стороны, для примера
другим народностям, а с другой, потому что большим шагом вперёд было уже
то, что старейшины диких горцев сохраняли мир, хотя ещё и не стали
российскими подданными.
Сегодня я ещё раз получил возможность увидеть, как свято чтут черкесы тех,
кто когда-то заслужил их уважение своим благородством или храбростью, будь
то друг или враг. Утром в крепость в большой тревоге прискакал Керантух-
Берзек-Бей, знатнейший из князей убыхов, чтобы узнать у Званбая, правда ли,
что генерал Муравьёв умер. Он услышал сообщение о его смерти в Сочи.
Званбай ответил, что скорее всего это неправда, несколько дней назад он
получил письма от Муравьёва, из которых следует, что он также здоров и бодр,
как и прежде. В своих письмах он часто упоминает и Керантух-Берзека,
передаёт ему привет и уверение в своей дружбе. При этих словах старый князь
убыхов радостно бросился Званбаю на шею и стал с такой силой обнимать его,
как будто хотел раздавить.
А ведь прошло всего три года с тех пор, как Керантух-Берзек и Муравьёв были
заклятыми врагами. Недалеко от крепости Аредлер должна была состояться
встреча двух героев, условием встречи было то, что оба должны были явиться
только в сопровождении переводчиков, без охраны и без оружия. Муравьёв
выполнил эти условия, но князь убыхов, не доверявший русским, пришёл
вооружённым с ног до головы, а группу черкесов оставил в засаде. Муравьёв,
однако, нимало не испугался, и это понравилось Керантуху-Берзеку настолько,
что он до сих пор весьма почитает генерала, как мы это могли видеть на
предыдущем примере.....
Наконец пришёл так долго ожидаемый корабль. Мы пристали к берегу возле
Сочи… Весть о прибытии командующего всегда распространяется по
побережью, как беглый огонь.
Со всех сторон стали собираться старейшины и простой народ пешком и на
лошадях. Старейшины – чтобы переговорить с генералом, обыватели –
посмотреть на чудесный Атеш-Гюмми (буквально – «плавучий маяк»), который
движется без паруса и вёсел. Вот и теперь на берегу собралась восторженная
толпа, многие делали попытки взобраться на корабль, но они тут же
пресекались солдатами и матросами.
Как только мы спустились на берег, толпа черкесов бросилась к генералу со
своими просьбами и жалобами. Каждый хотел перекричать другого. Поднялся
оглушительный шум, усиливавшийся перебранками среди стоявших на берегу
зрителей.
Знатнейшие из присутствующих старейшин – джигет Аслан-Бей и убых Берзек-
Бей – последовали за генералом во внутренние покои крепости, где начались
переговоры, продлившиеся более трёх часов.
В то время как генерал в крепости вёл переговоры со своими воинственными
гостями, другие старейшины, отличавшиеся от своих подданных не столько
украшениями и богатыми одеяниями, сколько выправкой и гордой осанкой,
ходили взад-вперёд, занятые оживлённым разговором. Неописуемое
удовольствие смотреть на этих высоких сильных людей со сверкающими
глазами, выразительными лицами, гордой походкой и непринуждёнными
движениями. Каким бы прекрасным мог быть этот народ, если бы духовная
красота была здесь на таком же уровне, как красота телесная! В отношении
телесной красоты мы цивилизованные европейцы – по сравнению с черкесами
просто уроды.

======================================================

4) Боденштедт. "Народы Кавказа и их освободительные войны..."
    Глава четвертая 
    Цитируется по источнику [07]

   Перевод с немецкого М. Исаева.

   О борьбе народов Кавказа против царского самодержавия написано немало   
   трудов как отечественными, так и зарубежными авторами...
   Эта публикация ознакомит читателей с творчеством немецкого исследователя
   XIX века Фридриха Боденштедта, который в книге "Народы Кавказа и их
   освободительные войны против русских" отводит особое место шейху
   Мухаммеду Ярагинскому (Мулла-Мухаммед, 1771—1838)
   и его зятю, первому имаму Дагестана  Кази-Мулле (1793 или 95 — 1832 ).
   Мы подготовили для публикации четыре главы...
   В переводе сохранены написание собственных имен, а также некоторые
   особенности пунктуации автора.
                Магомед Исаев.

 Мулла-Мухаммед  устраивал обеды и ужины, собирал горцев на встречи,
предпринимал все возможное для того, чтобы привлечь людей и приумножить
число своих сторонников. Усилия приносили свои плоды, ибо окружение его
увеличивалось изо дня в день с невиданной быстротой.
Однажды, когда перед его домом собралось много людей, Мулла-Мухаммед
обратился к присутствующим с такими словами: "Я очень грешен перед
Аллахом и пророком. До сих пор не понимал ни воли Аллаха, ни предсказаний
его посланника Мухаммеда. По милости Всевышнего только сейчас у меня
открылись глаза и я, наконец, вижу, как подобно сверкающим алмазам
проходит мимо меня источник вечной правды. Все мои прошлые деяния лежат
на моей душе как тяжелое бремя грехов. Я потреблял плоды Вашего поля, я
обогащался за счет Вашего добра, но священнику не пристало брать и десятой
доли, а судья должен судить только за то вознаграждение, которое обещал ему
Аллах. Я не соблюдал этих заповедей и сейчас совесть обвиняет меня  грехах.
Я хочу искупить свою вину, испросить прощения у Аллаха и у Вас и вернуть
вам все, что я брал ранее. Подходите сюда: все мое имущество должно стать
Вашим! Берите его и делите все между собой!"
Так выступил Мулла-Мухаммед, но народ единодушно объявил, что Мулла-
Мухаммед сохранит и свой дом и свое имущество, и суровая кара постигнет
каждого, кто осмелится дотронуться до них.
А Мулла-Мухаммед продолжал говорить с народом, который все стекался сюда:
"Я не нашел бы лучшего времени и не смог бы создать лучшего настроения у
Вас, чтобы объявить Вам святую истину законов нашего пророка. Мы живем
сейчас так, что нас нельзя назвать ни мусульманами, ни христианами, ни
идолопоклонниками. Но человек должен верить во что-то одно, единственное,
то, что он признает лучшим на земле и это единственное, наше высшее добро,
есть вера наших отцов. Первой заповедью этой веры всегда была свобода. Ни
один мусульманин не должен быть подданным или рабом, и меньше всего он
должен жить в рабстве у чужих народов, которые вместо того, чтобы укреплять
и распространять нашу религию, стремятся подавить ее
Вторая заповедь похожа на первую, ибо одна не может существовать без
другой. Эта заповедь провозглашает войну против неверия и неисполнения
шариата. Кто не придерживается шариата и никогда не воевал с мечом в руках
против неверных, тому не видать тех благ, которые обещал нам Aллах через
своего пророка. Но кто воистину стремится исполнить требования шариата, тот 
должен отказаться от всех земных благ, должен поставить на карту свое добро и
жить во имя Аллаха, должен оставить и детей, чтобы в любое время идти за
него в бой. Только так, полностью посвятив свою жизнь вечному Аллаху, он
пройдет по тонкому, как лезвие ножа, мосту аль-Сират и войдет в рай, где его
ждет вечное блаженство. Но пока на нас лежит чей-либо гнет, будь то гнет
верующих или неверных - все наши дела и мысли станут позором, ибо молитвы
рабов не будут услышаны. Ибо они просят освобождения, и могут добыть
силой то, о чем они молитвенно ищут. Все ваши благодеяния по отношению к
бедным, все паломничества в Мекку, все покаяния и жертвы - все ваши
действия будут бесполезными, пока здесь видит глаз хотя бы одного московита.
Даже ваши браки не будут действительными, а святой Коран не принесет вам
спасения, пока среди вас живут московиты. Как может служить Аллаху тот, кто
сам служит русским? Ибо я еще раз говорю: Бог знает всех своих истинно
верующих детей, он следит за нами и наказывает по своему разумению,
испытания его тяжки, а кара ужасна.
Мужчины Яраха и кюринских аулов! Послушайте, что я говорю! Неужели ради
мимолетных земных благ вы откажетесь от небесного блаженства? Здесь дни
наши сочтены, как часы одного это дня: там, на небесах наша жизнь  <будет>
вечной. Там наша родина, а здесь на земле мы чужаки, бродяги и странники,
которые не знают своего пути, пока нас не поведет зов пророка. Там, на
небесах, каждому уготован свой дом, но не каждому в нем суждено жить;
черноглазые гурии со взорами, подобными солнцам, и руками, похожими на
лебединые шеи, будут нам улыбаться, но не каждому они достанутся; из
беломраморных колодцев там бьёт вода, чистая как алмаз, но не каждый
насладится ее свежестью; под стройными кипарисами и густыми чинарами
всегда царит прохлада, но не каждый отдохнет в их тени, ибо пророк говорит:
"Вы должны покинуть дом, жену и ребенка, чтобы распространить мое учение в
мире, чтобы ограничить власть неверных. Я за тех, кто пойдет за мной , и я
обещаю им на том свете славу святых и счастье избранных".
Мужчины Яраха и все, собравшиеся вокруг меня, идите и освободите свои души
от духа рабства, который сковывает вас, идите в мечети и упадите перед лицом
Всевышнего, рыдайте и молитесь в покаянии, не думайте ни о сне, ни о пище, и
Аллах явит вам свою милость. Он поведет вас праведным путем и наделит вас
силой для великого дела, которое вы призваны совершить. Аллах подаст мне
сигнал, а я объявлю его вам. Будьте готовы проявить мужество, когда настанет час битвы. А пока плачьте и молитесь!".
После этих слов Мулла-Мухаммед удалился в свой дом, где у него было
приготовлено специальное место для омовений и молитв.
Весть о Мулле-Мухаммеде и его учении со скоростью молнии облетела весь
Дагестан; со всех сторон приходили паломники и любопытные в аул Ярах,
чтобы увидеть кази и услышать его слово. Все, кто восхищался им, учился у
него или кого он благословлял, становились мюридами. Изо дня в день росло
число сторонников нового учения, многие священники и верующие целыми
месяцами жили в ауле Ярах, чтобы поближе познакомиться с образом жизни
Мулла-Мухаммеда. Кази проводил время исключительно за чтением Корана,
соблюдая пост и молясь: видя его набожность и в словах, и в делах, все
почитали его как святого.
В 1824 г. тайна нового учения стала очевидной. Мюриды из аула Ярах сделали
себе деревянные шашки, которые носили как знак отличия; к тому же в углу
своих комнат они соорудили своего рода деревянный алтарь, перед которым в
течение дня несколько раз останавливались, ударяли по нему шашками и,
обращаясь лицом к востоку, громко кричали: "Мусульмане! Война против
неверных! Война против неверных! Ненависть и уничтожение гяурам!" Такие
крики можно было слышать весь день на всех улицах, во всех общественных
местах, везде, где появлялись мюриды.
Как пожар из аула в аул распространялось это учение и вскоре вся кюринская
округа находилась в состоянии возбуждения и смущения, которое обычно
предшествует всенародному восстанию. Даже на севере Дагестана, где в это
время находился генерал Ермолов со своими войсковыми, можно было
услышать угрозы мюридов в адрес неверных. Генерал приказал прибыть в Кубу,
во временную свою резиденцию, Арслан-Хану, казикумыхскому наместнику,
чтобы обсудить с ним причины восстания и способы быстрейшего его
подавления.
После этих переговоров Арслан-Хан отправился в аул Касим-Кенш, куда также
были вызваны как Мулла-Мухаммед, так и большинство мюридов, которые
примкнули к новому учению. Арслан-Хан спросил Мулла-Мухаммеда о
содержании его нового учения и упрекнул его в том, что тот своим учением
доставляет неприятности представителям народа, а также русскому
правительству. "Разве ты не знаешь, - продолжил он, - силу и власть русских
войск? Ты понимаешь, какое несчастье может свалиться на племена Дагестана
из-за твоих бунтовщических планов?" "Конечно, я понимаю, - ответил Мулла-
Муххамед, - что сила русских далеко превосходит нашу, но я также знаю, что
Аллах намного сильнее, чем русский царь со своей силой, и мое дело -дело
Аллаха, мои мысли поднимаются к нему и приходят от него; то, что я делаю,
делаю для Его прославления. Мы бродили в темноте, забыв об источнике
правды; наши мысли греховны, и деяния кощунственны, факел, который Аллах
сам зажег когда-то через своего пророка, чтобы осветить для нас тёмные
переулки жизни, потух, здание веры превратилось в развалины, а между нами и
святостью пролегла пропасть. Я пришел, чтобы заполнить эту пропасть и вновь
построить xpам веры, чтобы зажечь погасший  факел и обратить блуждающий
народ к правде, дать ему свет, во имя Аллаха единого".
"Никто не будет мешать твоим устремлениям,- возразил Арслан-Хан,- но ты
должен мне ответить, почему твои вооруженные мюриды ходят из аула в аул,
прочесывают ущелья и леса, задерживают встречных путников, почему,
обращаясь на восток, издают дикие воинствующие крики и призывают к борьбе
против русских? - "Мои мюриды являются лишь слепыми орудиями
Всевышнего. Хотя все они достигли высокого уровня сознания и, следуя моему
примеру, направляют свои мысли и дела на то, чтобы испытать все великолепие
и величие Аллаха, а также последовать его воле, не обращая внимания на
мнение людей, не боясь их наказаний, но они сами не знают, что творят. Они
пребывают ещё в состоянии фанатизма, который предшествует настоящему
сознанию и поэтому не виновны в том, что они совершают. Но мне кажется, что
их действия достаточно ясно показывают, что нам следует делать".
-А тебе, о Хан, я бы посоветовал отказаться от светских прихотей и честолюбия
и покориться Аллаху вместо того, чтобы повелевать людьми. На этом свете нет
ничего святого или величественного, здесь мы только ищем путь, что ведет на
тот свет, но мы никогда не найдем его, если не будем следовать заповедям
тариката, который содержит святую волю Всевышнего".
"Я следую тарикату,- возразил Арслан-Хан,- и как его предписывают святые
книги". - "Ты ошибаешься, Хан, - возразил серьезным тоном Мулла-Мухаммед,
- как можешь ты следовать тарикату верующих, пока ты сам являешься рабом
неверующих?"
При этих словах темные облака гнева заволокли взор князя и он, вспылив, нанес
удар кулаком в лицо кази, а всем остальным муллам велел исполнить танец
дервишей, что являлось самым большим оскорблением, которое можно было,
нанести им. Целый час Арслан-Хан находился в таком гневе, а муллы
исполняли его приказ; но затем он успокоился и ему стало стыдно. Правда,
слова кази задели его за живое, но ему не хватило сил сразу  принять новое
учение, а собственная корысть не позволяла пойти на все тяжелые жертвы,
которые были с ним связаны.
Обратившись к Мулла-Мухаммеду, он сказал: "Прости меня за оскорбление,
которое я тебе нанес в легкомысленной злобе, но исполни просьбу, которую я
выскажу во имя твоего и моего блага. Прикажи своим мюридам вести себя тихо
и не призывать больше народ к возмущению. В противном случае русский
наместник потребует, чтобы я привел тебя к нему и мне придется исполнить его
волю; я боюсь совершить тяжкий грех, предав такого большого алима, как ты, в
руки неверных русских. Если же я встану полностью на вашу сторону, то
русские заберут  у меня мою землю и наследство, а меня прогонят из моего
дома, с моей родины"
"Оскорбление, которое ты мне нанес,- ответил Мулла-Мухаммед,- простит
тебе Аллах; что касается остального, мне кажется, что можно найти решение,
которое послужит обоюдному благу. Если не можешь быть с нами, то не
выступай и против нас; не хочешь разрешить своим подданным принять новое
учение, дай хотя бы остальным жителям Дагестана свободу в их вере и
действиях. Будь для русских другом на словах, чтобы обезопасить себя и быть 
полезным. Скоро произойдет кровавая битва между нами и неверными, но твоей
безопасности ничто не будет угрожать. Если мы победим, то мы защитим тебя и
твою землю; если победа склонится на сторону врага, то они осыпят тебя, как
своего старого кунака, почестями и наградами".

======================================================

5) Боденштедт. "Народы Кавказа и их освободительные войны..."
    Отрывок 
    Цитируется по источнику [08]

   Примечания.
   1. Данное произведение - это по сути дела тайный доклад
      Ф. Боденштедта русскому царю, отражающий реальную картину
      происходивших тогда событий. Вполне объяснимо, что доклад печатался в
      тайном придворном книжном издательстве Декера в 1855 году.
   2. Кази-Мулла (Гази-Мулла, Гази-Мухаммад) 
       1793 или 95 - 1832  - первый имам Дагестана


Тарку и Бурная:  сцена боя

Тарку – это центр одноименной местности на побережье Каспийского моря,
и большой город, расположенный террасами на склоне высокой горы.
Невзрачные, плоские, по-азиатски грубо построенные из камня дома тянутся до
подножья горы и выглядят почти как огромные, беспорядочно вырубленные в
скале ступени.  Верхний ряд домов частично затенен огромными елями и
дубами, которые имеют весьма живописный вид среди беспорядочно
нагроможденных камней.  Пышная растительность обрамляет по бокам круто
возвышающуюся гору, на вершине которой стоит построенная Ермоловым
крепость с видом на море и сушу, называемая Бурная. Укрепление получило это
название из-за частных и продолжительных штормов, которые нередко бушуют на вершине горы и наносят большие разрушения.
На эту неприступную крепость, властвующую над городом Тарку, уже давно
зарился Гази-Мулла. Овладение Бурной и Тарку было следующей, самой
большой и честолюбивой его целью; затем он намеревался завладеть
Дербентом, а постепенно закрепить за собой и самые значительные пункты
Каспийского побережья.
Мюршид начал свой достопамятный поход против Тарку в середине мая 1831
года. На расстоянии однодневного похода от города Гази-Мухаммаду пришлось
вести жестокую битву в ущельях села Атлага (Атлыбуюн) с войсками генерал-
майора фон Таубе, поспешно подтянутыми сюда. Мюриды одерживают
блестящую победу, завоевывают село, а разбитому барону Таубе приходится
бежать на прежнее место своей дислокации. Вряд ли нужно говорить о том, как
вдохновили эти события воинов Гази-Мухаммада, которые уже ночью 26 мая
победоносно вошли в Тарку. А затем в течение нескольких дней произошло
множество убийств и кровопролитий, каких не знают даже жестокие анналы
Кавказа. Попытаемся привести лишь отдельные сцены этого жуткого зрелища.
Бурная находится, как мы только что описали, на вершине отвесной горы, на
склонах которой построен город Тарку. Узкая, закрытая стеной дорога ведет к
единственному бьющему у подножья горы источнику, из которого воины берут
себе воду. Примерно в середине пути возвышаются две защитные башни, а
вплотную к ним примыкает пороховой погреб. После завоевания Тарку Гази-
Мухаммад планировал завладеть прежде всего источником и пороховым
погребом с тем, чтобы заставить врагов, находящихся в крепости, сдаться без
применения оружия.
Русские, задача которых состояла в том, чтобы разрушить столь невыгодный
для них план, сделали три отчаянные вылазки против горцев, которые с дикими
криками рвались к источнику. Но всякий раз русские оттеснялись назад с
большими потерями.
Несмотря на непрерывный огонь из крепости и град камней, уносивших в
теснину идущих на штурм чеченцев, последним все же удалось за короткое
время завладеть пороховым складом. Именно в тот момент, когда они делили
между собой эту важную добычу, около них упала брошенная из крепости
граната. Порох возгорелся и произошел взрыв, который заставил так
содрогнуться город, гору, а также находящуюся на ней крепость, как будто уже
в следующее мгновение они полностью рассыпятся. Раздался такой страшный
грохот, как будто вся земля трещала по всем швам, огромное пламя и клубы
дыма, куски скал и разорванные трупы взлетели в воздух, как после извержения
огнедышащей горы. Тысячи воинов нашли тут свою смерть.
Казалось, дрогнул под напором огня и склон горы, но сердце мужественного
Гази-Мухаммада не дрогнуло. С новой силой он продолжил осаду; всю ночь
длился жестокий огонь. На следующий день, когда в крепости все острее стал
чувствоваться недостаток воды, осажденные предприняли последнее отчаянное
сражение, чтобы овладеть источником. Кровь текла ручьями, но она не могла
превратиться в воду; источник остался в руках чеченцев, а жаждующие солдаты
после очередного поражения вынуждены были скрыться в пустых стенах
крепости.
Ужасное было это зрелище, ужасен был и взрыв порохового погреба, но еще
страшнее были вопли и стоны измученных жаждой людей и скота в крепости
Бурная. Настал третий день и положение осажденных стало отчаянным;
единственная надежда, которая еще поддерживала их дух, была связана с
именем генерала Каханова, который должен был вот-вот подойти во главе
многочисленного отряда. Несколько посланников, которым по счастливой
случайности удалось уйти от чеченцев, передали генералу записку от
коменданта, которая в нескольких словах описывала незавидное положение
осажденных.
Все высоты вокруг Бурной уже находились в руках Гази-Мухаммада и он уже
готовился взять укрепление штурмом, когда бой барабанов и гром пушек
возвестил о приближении русских. Крепость была спасена, но понадобилось
еще одно многодневное страшное сражение, пока врагу, имеющему большое
численное превосходство, не удалось выбить Гази-Мухаммада из Тарку. Но
когда русские входили в город, который уже наполовину превратился в руины,
они обнаружили, что улицы были в буквальном смысле вымощены трупами.
После сражений за Тарку мужество горцев не убавилось, а только возросло. Они
испытали свою силу на могущественном противнике и послушно шли за своим
предводителем. После непродолжительного отдыха Гази-Мухаммад вновь
отправился в путь, он прошел по окресностям Тарку и покорил все аулы,
расположенные по Сулаку. Захваченные племена он заставлял присоединяться к
своему отряду, так что потери, понесенные при штурме Бурной, были быстро
восстановлены. Между тем генерал Эммануэль собрал значительный войсковой
отряд и дал Гази-Мухаммаду бой, из которого последний вышел победителем и
с богатой добычей вернулся в леса Чумгескена.
Названные события произошли в августе 1831 года. В это время пошли слухи о
новых враждебных действиях персов и русские войска поспешно оставили свои
позиции в южном и среднем Дагестане и передислоцировались в Ширван,
оставив на месте лишь несколько батальонов Дербентского гарнизона.
Гази-Мухаммад воспользовался этим благоприятным моментом. Он появляется
со своим отрядом в горах Семса, на месте совместных встреч кайтагцев –
жителей Великента и Маджалиса, все жившие в окрестности племена переходят
на его сторону, только Ибрагим-Бек и управляемый им южный район
Табасарана остается верным русскому царю, но скоро и его перетягивают на
свою сторону войска Гази-Мухаммада и обращают их мечом в новую веру.
Вскоре воинствующий мулла объявляет в тысячах записок призыв к народам
Дагестана, в котором кроме всего прочего говорится: «Наш поход на земли
враждебно настроенных народов можно сравнить с наступлением утренней зари
жаркого дня: наш путь обагрится кровью, мы проложим его огнем и мечом,
претворяя слово в дело. Следуйте нашему учению и благословение неба и земли
снизойдет на вас. Ваша собственность останется в ваших руках и ваша
безопасность гарантирована. Если же вы будете упорствовать, то знайте, что как
только горы сбросят зимний покров, а весна оденет их в цветущий наряд, мы
наводним ваши аулы своими войсками и заставим вас силой делать то, что вы
не делаете по доброй воле. Пение соловьев в ваших лесах станет знаком начала
нашей войны. Мы – защита и опора верующих, но мы – и ужас для неверных и
сомневающихся. Мы сильной рукой поможем нашим сторонникам и братьям, и
тот, кто последует за нами, будет жить в мире и вечном блаженстве. Аминь!»
Еще осенью того же года Гази-Мухаммад направился с усиленным войском на
Дербент и в течение восьми дней держал город в блокаде. Дербент бы пал, если
бы генералу Каханову после сообщения об осаде не удалось в срочном порядке
подтянуть войсковые части из Северного Дагестана, разорвать кольцо блокады
и отбросить Гази-Мухаммада. Последний отправился в Северный Табасаран и
разбил лагерь в аулах Гимейды и Дарваг, где в это время жила семья мюршида
Муллы Мухаммада. Там Гази-Мухаммад женился на дочери мюршида и на
время распустил свои войска, чтобы дать им немного отдохнуть, так как
намеревался еще раз, причем, со стороны моря, осадить Дербент.
Затем Гази-Мухаммад и сам отправился на отдых вместе с Муллой Мухаммадом
и его семьей в Гимры. Но такой человек не мог долго оставаться без дела: в том
же году он предпринял военный поход против Кизляра  и захватил город,
несмотря на упорное сопротивление, 1 ноября 1831 года. Наступление
произошло среди бела дня. При этом было захвачено множество пленных и
большие суммы денег.  Всюду исполнилось то, что он обещал: кровью был
обагрен его путь, пепелище и опустошение оставлял он за собой. После взятия
Кизляра Гази-Мухаммад снова собрал свои войска в лесах Чумгескена.


Битва за Гимры. Смерть Гази-Мухаммада

Между тем генерал-майор Каханов был отозван со своего поста и его место
занял полковник Миклашевский. Гази-Мухаммад, которого семейные дела
побудили поехать в Гимры, передал командование на время своего отсутствия
военному другу по оружию Хамзат-Беку. Храбрый Миклашевский,
воспользовавшись отсутствием имама, внезапно напал на расположения
Хамзат-Бека в Чумгескене, но поплатился за свою храбрость жизнью; его
солдаты, возбужденные смертью своего любимомго предводителя дрались, пока
не прогнали противника. Это было последнее значительное сражение в 1831
году. Резко начавшаяся зима охладила на время воинственность борцов за веру
и покрыла белым одеялом окрашенные кровью ущелья и горы Дагестана
подобно тому, как появление почтенного, лишенного юношеского задора старца
в шумном кругу детей сразу же заставляет их умолкнуть. Но едва улыбка
весеннего солнца растопила снежный покров, как вместе с щебетом птиц
началась военная суматоха в аулах мюридов.
На этот раз Гази-Мухаммад отправился со своими войсками на Кавказскую
линию, где добился блестящих побед между городами Кизляр и Владикавказ.
Все более страшные последствия для русских имели походы мюридов, поэтому
генерал-адъютант фон Розен счел необходимым дать решительный бой. Он сам
встал во главе русских войск и пошел, опустошая и грабя, по земле чеченцев,
перешел через Сулак, взял крепость Мютлах (Гельбах?) и проник через Темир-
Хан-Шуру к Гимры. В этом походе его сопровождали генерал-лейтенант
Вельяминов, князь Дадиани и храбрый фон Клюгенау.
Гимры находятся напротив аула Эрпели, на крутой, кажущейся неприступной,
скале у Койсу. Продвижение туда, особенно со стороны Чечни, связано с
огромными трудностями: после того как перейдешь из аула Каранай через
покрытый вечными снегами хребет, попадешь на узкую, вырубленную в скале
тропинку, которая тянется на несколько верст вдоль крутых горных стен и
глубоких ущелий, потом она соединяется с дорогой Эрпели и переходит в
теснину, ведущую в Гимры, которая окружена тройной стеной. Шесть дней, с 11
по 17 октября, длился этот трудный поход. После ожесточенного боя русские
завладели тесниной и скалами на той стороне, где Вельяминов установил
тяжелую пушку и открыл страшный огонь по Гимры.
Войско Гази-Мухаммада было буквально наводнено толпами нападающего
врага и уменьшалось с часу на час. Многие из тех, кто шел под знаменем
Пророка, отступая, изменили ему и перешли на сторону русских. Даже Хамзат-
Бек, который находился со своими воинами у аула Ирганай и на поддержку
которого Гази-Мухаммад больше всего надеялся, отказался от него и такому
примеру последовали другие помощники командиров. Здесь необходимо
отметить, что русские с давних пор усиленно проводили работу, чтобы
принизить славу нового пророка среди народа и выставить его старания на
смех. Так, среди прочего они распространяли написанные арабским языком и
сочиненные в манере Гази-Мухаммада послания, которые должны были создать
противоречивые настроения среди горцев, которые могли не догадаться об
обмане. Сам Хамзат-Бек однажды был обманут подобным умело подделанным
посланием.
Только его верный соратник Шамиль и самые храбрые воины из Гимры
остались на стороне Гази-Мухаммада в час беды. Они осмелились
противостоять необозримому русскому войску. О победе нечего было и думать,
об этом знали все, а побег был невозможен. Ибо враги заняли все проходы и
возвышения вокруг. Остался лишь один выбор: либо сдаться врагу, либо
умереть в бою. Горстка героев выбрала последнее. Один отряд мюридов занял
укрепленную стеной вышку, где они распевали молитвы из Корана, защищаясь
с беспримерным упорством, пока не погибли под развалинами крепости после
длившегося несколько часов ее обстрела русской артиллерией.
Утром 18 октября 1832 г.  русские вошли в дымящиеся развалины Гимров, но
им еще предстояло выстоять в страшной рукопашной схватке, которая
неистовствовала в течение нескольких часов с неописуемой жестокостью.
Голые скалы Гимров, которые еще незадолго до этого сверкали золотом в
утренних лучах солнца, окрасились теперь кровью убитых.
Гази-Мухаммад пал, окруженный шестидесятью верными мюридами. И враги
были свидетелями того, что все они погибли как храбрецы. Русские офицеры,
которые присутствовали при этой бойне в Гимрах, до сих пор с восхищением
рассказывают о хладнокровии, храбрости и предусмотрительности, которую
проявил Гази-Мухаммад в пылу сражения.
И когда он, смертельно раненый, упал, так мало оставалось верных ему
мюридов, что они даже не смогли вынести с поля боя тело убитого своего
вождя. Яростно бросились они к нему через пули и штыки врагов и погибли все
до единого. Шамиль упал рядом с Гази-Мухаммадом, пронзенный двумя
пулями; его оставили там как убитого. Как он спасся, осталось такой же
загадкой, как его исчезновение из скального гнезда Ахульго.
Русские нашли пробитый многими пулями труп Гази-Мухаммада в таком
положении, что даже самые жестокие воины испытывали перед ним
благоговение и страх. Левой рукой он держался за свою длинную красивую
бороду, а высоко поднятой правой рукой указывал в небо. На лице его застыло
выражение глубочайшего спокойствия и умиротворения, как-будто он покинул
этот мир не в жестоком сражении, а во время прекрасного сна. Когда Гази-
Мухаммад увидел, что все пропало, он упал на колени и стал молиться, правой
рукой указывая на восток, тогда и настигла его смертельная пуля.
Гази-Мухаммад погиб, но смерть героя имела для его врагов более губительные
последствия, чем его появление на поле боя при жизни. Русские, злорадствуя,
выставили его холодный труп напоказ, чтобы показать горцам, которые воевали
прежде под его предводительством, что вместе с Гази-Мухаммадом умерла и их
последняя надежда на свободу. Когда же предавшие Гази-Мухаммада увидели
его в такой благоговейной позе, как мы уже выше описали, исчезли все их
сомнения в праведности его учения и святости его дел на земле, ибо он скрепил
свои слова кровью. Гази-Мухаммад погиб как герой, в битве против
осквернителей его веры, рука указывала туда, куда он стремился при жизни,
туда, где жили его свободные предки. Молитва звала его к борьбе, а борьба – к
молитве, и все, пережившие его, почитали его как святого.
Смерть Гази-Мухаммада растопила сердца горцев, а на том месте, где недавно
кипел жестокий бой, слышались стоны и причитания. Густой пороховой дым
медленно рассеивался, поднимаясь белыми облаками к небу, в блеске
восходящего солнца они парили в воздухе, как будто это были сами души
убитых. Между тем внизу в вечерней мгле виднелись ярко-красные скалы
Гимры, похожие на кровожадных чудовищ.
Гази-Мухаммад умер и с его смертью закончился первый период религиозных войн в Дагестане.

======================================================

6) Русский текст П.И.Чайковского к романсу А.Г.Рубинштейна 
    "Клубится волною..."  на слова мирзы Шафи-Боденштедта    
    Цитируется по источнику [11]

Клубится волною кипучею Кур,
Восходит дневное светило,
Как весело сердцу, душе как легко...
-О! Если б навеки так было,
О! Если б навеки так было!

Кубок полон мой, я впиваю с вином
И бодрость, и радость, и силу.
Ослепляет меня чудный блеск очей...
-О! Если б навеки так было,
О! Если б навеки так было!

Вот ночь наступает, природу с небес
Светом кротким луна озарила,
Но и в мраке сияет звезда любви...
-О! Если б навеки так было,
О! Если б навеки так было!

Если хочешь ты, чтоб душа моя
Всю любовь в твои очи излила,
Скорей приходи же, темно в ночи...
-О! Если б навеки так было,
О! Если б навеки так было!

======================================================

7) Перевод А. Плещеева (1826-1893) из Боденштедта
    Цитируется по источнику [13]

Пронзительно ветер ночной завывал,
  И волны вздымались высоко...
Один я в раздумье над морем лежал,
  Томимый печалью глубокой.
               
О прошлом я вспомнил, о днях молодых,
  О днях, что казались часами;
Сурова пора, заменившая их:
  Часы нынче кажутся днями.
               
Лежал я с безрадостной думой своей
   И видел - звезда задрожала...
Но в небе от бледных, холодных лучей
   Светлее и чище не стало.
               
 И думы о прошлом подобны звездам:
    Осенней порою унылой
 Встают они только затем, чтобы нам
    Поведать, что ночь наступила...
                1877

  Известно, что Боденштедт блестяще переводил Байрона, в частности его
  "Еврейские мелодии".  Можно предположить, что данное произведение
  Боденштедта представляет собой своего рода далекую вариацию на тему
  байроновского стихотворения из этого цикла "Солнце бессонных".
                Примечание моё, ЛД.

======================================================

8) Список Интернет-источников (ссылок):

    [01]  http://www.deutsche-liebeslyrik.de/bodenstedt.htm
             Краткая биография Боденштедта на немецком языке

    [02]  http://dic.academic.ru/dic.nsf/lermontov/152/%
            D0
            Краткая биография Боденштедта

    [03]  http://ru.wikipedia.org/wiki/%
            BD,_%
            D0
            Краткая биография Боденштедта из Википедии

    [04]  http://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/157790/%
            D0
            Краткая биография Боденштедта

    [05]   http://www.belcanto.ru/or-rubinstein-pesni.html
             О композиторе А.Г.Рубинштейне

    [06]  http://www.rukurort.ru/for_turist/article/323/
            Выдержка из книги  Боденштедта  «По Большой и Малой Абхазии.
            О Черкесии». Публикация Владимира Ксенофонтова

    [07]  http://www.fatiha.ru/islam/religia/religia/yaragi.htm
             Глава из книги  Боденштедта «Народы Кавказа и их
             освободительные войны...»
             Перевод с немецкого и публикация Магомеда Исаева

    [08]   http://www.zihia.net/index.php?newsid=875
             Отрывок из книги  Боденштедта «Народы Кавказа и их
             освободительные войны...»
             Публикатор ZARA
   
    [09]               Боденштедт. Из послесловия к переводу стихотворений Лермонтова

    [10]   http://lermontov.info/remember/boden2.shtml
             Боденштедт. О Лермонтове

    [11]  http://www.notarhiv.ru/ruskomp/rubinshtein/noti/1(12).pdf
            Партитура романса А. Г. Рубинштейна "Клубится волною..."
            на слова мирзы-Шафи в немецком переводе Боденштедта,
            русский текст П.И.Чайковского

   [12]  http://www.youtube.com/watch?v=sBAFOC8GNZE&feature=related
            аудиозапись романса "Клубится волною..." в исполнении Бориса Гмыри
                       аудиозапись романса "Клубится волною..." в исполнении Федора
            Шаляпина

    [13]   http://plesheev.ouc.ru/s-nemeckovo.html
             Перевод А.Плещеева из Боденштедта

    [14]  http://www.deutsche-liebeslyrik.de/bodenstedt.htm
             Лирические стихотворения Боденштедта, нем.

    [15]                       Разные сочинения Боденштедта, нем.

           .......................
Фото: Фридрих фон Боденштедт, с сайта  ru.wikipedia.org
           .......................