У всех чему-нибудь учусь

Мне тридцать лет:

Снилась бабушка,* она воскресла. Похудевшая почти до юношеской фигуры, помолодевшая, глаза ясные, на обеих щеках следы ран, шрамы – следы страданий. Мачеха-мама Т. П. говорила с бабушкой, потом я поговорила, и сказало лицо её об адских муках, когда я заметила ей: “Мы ведь не знаем, как Там...” И голос произнес: “Бесчинства её были по неведению”.

* не родная, мать моей мачехи.

Снился умерший и воскресший Тарковский. Мы были с ним в дружеских отношениях.

В Новгороде:

Перед музеем встреча со стариком. Он в шляпе, с бородой, сам заговорил со мной: “Запомни Ивана Дмитриевича Панкратова. Попроси Отца своего, чтобы мне умереть завтра, я не хочу жить”. Он говорил о святой Варваре, о том, что после смерти облик человека меняется. Он хочет уехать в Печоры или в Загорск. “Тяжело нести грехи всех людей”, - сказал он. “Твоя мука тяжела, а мне – ещё тяжелей”, - сказал он. Много раз просил прощения он у меня прощения, пожал мне руку. Я мало говорила, только молилась о нём.

В Михайловском:

Надя считает бессмысленным молится за людей. Я не стала с ней спорить, сказала, что не согласна с ней и, попросив прощения, ушла в спокойном состоянии духа.

Через довольно долгое время, когда я была у Самородских, приходит взволнованная Надя, говорит, что её мучает совесть, что, наверное, она обидела меня. Я сказала ей, что обиды нет и пожелала ей спокойной ночи.

Я собралась уезжать в Питер. Володя Самородский должен был через кого-то отправить в Пушкинские горы мой рюкзак, но в гостинице я его не нашла. Я растерялась, металась, бегала туда-сюда. Пробегая мимо могилы Пушкина, я взмолилась: “Александр Сергеевич, помоги мне”. Я вошла в храм, экскурсоводы сказали мне, что рюкзак мой в кассе у Инны. Там я его и нашла...

Господи, все сокровища мира, ум, дары – ничто перед чувством любви к Тебе.

В пустыньке под Елгавой:

Что лучше общей молитвы, всех объединяющей, всех делающей детьми Бога?

Чем больше одиночества внешнего, тем ближе к Тебе.

Вера Александровна Рещикова, друг Владыки Антония Блума рассказала мне, что на юге в горах живут старцы. Чтобы их выследить на вертолете в ту местность послали лётчика. Тот видел, как старцы поднялись на вершину горы, встали на колени и по воздуху перенеслись на другую гору. Лётчик положил на стол своему начальству свой партийный билет, отказавшись преследовать старцев.

Когда разговариваю с Батюшкой Таврионом, я чувствую присутствие Бога.

Чем больше меня касается любовь Бога, тем мучительнее носить мне в себе равнодушие, холод, пустоту, когда я не чувствую в себе этой любви.

Батюшка встревожен положением нашей Церкви, он говорит, это будут ужасные испытания.

Когда внимание поглощено молитвой, а сердце погружено в Бога – как может интересовать этот мир?

Когда я возвращаюсь на землю, я вижу свои слабости и болезни душевные.

Батюшка узнал меня, принял ласково, позвал в комнату, сел напротив. Я сказала ему, что меня мучит неверие в Бога моих родителей. Он сказал мне: “Не надо брать на себя то, что может сделать только Бог. Да светит свет ваш пред людьми...”.

У него в доме всё проникнуто святостью. Он показал мне электроорган, открыл его, но я не смогла играть на нём. Потом он трёх богомольцев и меня в том числе кормил арбузом, говорил, что жизнь – чудо и арбуз – чудо, что мы в гостях у Бога. Он был мягок и светел, на лице у него часто появляется улыбка.

“Бог благословит”, - сказал он мне, когда я попросила благословения. У меня была мысль, что я его сегодня ещё увижу, хоть он и уезжал в Елгаву. Действительно, после обеда я вышла на улицу и увидела возвращающуюся машину. Батюшка был в белой шляпе, в узеньком пальто. Как я люблю этого милого человека, мне радость быть с ним рядом. Я чувствую его святость очень сильно. Я поражаюсь его энергии и трудолюбию.

Пустынька стала удобным местом для приёма людей благодаря его стараниям. На проповеди он говорил, что каждое причащение - обновление, что мы даже делаемся сотелесниками Христу. Я поблагодарила его за всё, прощаясь с ним. Легко дышится в обители. Едва я оказалась за её пределами, у меня тотчас отяжелели веки.

Иногда Ты даёшь щемящую надежду людям. Эта жажда любви к людям во мне бесконечна. На какой-то стадии захочется страдать, чтобы им было хорошо.

Беречь Христа в себе, прятать. Он полнота жизни. Как происходит, что душа оказывается как бы в застенке, какая-то сила держит её в параличе, любви и молитвы нет. А потом вдруг внутренние стены рушатся, душа освобождается, появляется теплота в сердце и облегчающие, очистительные слёзы.

Не лишайся меня, не разлучайся со мной, Господи. Душа осталась в пустыньке. Когда молюсь о батюшке - плачу.

Спасибо за жизнь, Господи. Жить интересно и умирать интересно. Но смерть – это новая жизнь.

Сон: Александр Блок и Любовь Дмитриевна вошли в класс, где я преподавала фортепьяно и сказали: “Здравствуйте”. У него голос мягкий, немного похож по тембру на голос Феди Дружинина (альтиста), у Любови Дмитриевны низкий, тяжёлый, грудной. Я чувствовала смущение и своё недостоинство быть рядом с ними. Они говорили потом друг с другом о своих делах, оставаясь в классе, сев на что-то.

Не оторваться от Блока. Я люблю его теперь иной любовью. Чувствую его душу иногда рядом с собой. Разговариваю с ним. Интересно было бы с ним дружить.

У всех чему-нибудь учусь. Что я сама по себе? Что во мне – моё?

Ночью снился человек, меня полюбивший, (во сне он мне незнаком) я чувствую огонь, тепло любви его, у него есть надежда, что мы будем вместе. Его огонь зажигает меня, я верю, что он действительно любит. Это меня и утешает, и поднимает, и исполняет благодарностью. Я размышляла над этим сном и решила, что я ещё не освободилась от земли, от желания обрести друга.

Господи, Ты воспитал меня так, что у меня теперь нет никого, перед кем я могла бы капризничать.

С интересом читаю и комментирую  папины стихи. В них есть свежесть образов, искренность чувств, страдание, хватающее за душу. Бьётся в нём жилка поэзии, страсть к стихам, как некогда у меня была страсть к рисованию при отсутствии учебы в этой области и таланта.

Все вечера у меня заняты посещением друзей.

Вечер в музее Пушкина: Кайсын Кулиев, непосредственный ребёнок с большим сердцем, умный, знакомый с вдохновением. Он произнёс: “Молитва от повторения не тускнеет”. Я плачу от его песен. Меня пронизало чувство солидарности с людьми.
 
Мой детский рисунок.