Выше

"Он значился номером 2374 в Международном каталоге планет."
(М.В.)

Особенно тебя ненавидели девочки,
те припевочки,
что посвящают тебе песни Земфиры,
когда ты вообще не из тех, кому посвящают
нечто большее, чем чашка чая
или вся своя жизнь.
- Кумиры, - ты говоришь, -
всегда страдают от одиночества или смерти.
Так сказал бы один наш знакомый,
почти рок-звезда, в конце тридцать третьего
года жизни.
Finita la умирание.
Все самые лучшие - всегда пташки ранние.
А у меня волосы на макушке заранее
дыбом от будущих воспоминаний твоих похорон.
Ты всегда говорил, что жизнь есть страдание,
и долго смеялся,
а за смехом шёл стон.
Ведь разыгрывать тихое помешательство,
за шампанским, приобняв ту, одну,
кому никогда не напишешь ни строчки,
намного проще -
чтобы скрыть то, что
глубоко и громко, внутри,
поджав седой хвост свой, скулит.
Если что-то болит, то лучше обрезать
миллиметр подкожно заостренной иглой,
Талантом обманут, - это золото Креза,
И до боли затерто "скажи, что живой".
А ты ведь из тех, кто приватно для всех,
всенравственно, всесоциально,
специально твердил
"отдаваться толпе - значит точно быть нужным".
Отчаяние
высот скотских достигло, нашло апогей,
когда через сотни столетий,
тебя выбрал Шекспир для заглавных страстей
ты забыл про себя. Даже дети
ничего не меняли. На особый манер
идти к цели сбиваясь, скандаля,
исхудав невозможно, измяв всю постель,
разорвав Галилея сандали.

А нас попросили "немного", мы ждем,
пока кровь твою сменит
раствор формалина.
...И назад десять лет: кто-то в коме,
И он, -
т.е. жив, т.е. рядом.
И с силами
собравши себя воедино
помогаешь мне, дуре, не сгинуть.

Пусть думают ныне,
что ты был чужак
волчьей стаи и всем глупым овцам,
ты сам по себе. И ведь это пустяк,
что все думают, что это так просто:
что якобы ты им писал о любви,
про самое дерзкое даже подчас.

Нет, ты им не писал о любви.
Ты просто писал им всю правду
о нас.