За привилегию воздуха...

Памяти Рэя Брэдбери




1.


Пёс - твой восторг и твой бред бери,
школьник, запавший на Брэдбери!
Ночи твои, гипертоники, -
сквозь "Марсианские хроники"
и сквозь фантомы кессонные -
ночи, пунктиры бессонные,
верят магическим россказням...
А спозаранку - хоть поползнем, -
в школу изволь! Ну и вот оно:
будни стоят плотно-вкопанно,
целясь в зрачки марсианские
мифа. Но взмахи пацанские
за привилегию воздуха
бьются реально, без роздыха!
Бьются, чтоб в зелени, в темпере

из одуванчиков Брэдбери
бражку глотать незлобливую
под слобожанскою ивою...
Пёс же, ощеренный букою,
серым в подпалинах злюкою,
к уткам на выселки вывезен
батей, решительным витязем...
Ангел теперь прилети, возьми
всё, за что любо ты лёг костьми -
лирику-мирекл от Брэдбери,
пусть и в безрифменном векторе!
Хроника пчёл не кончается,
мёд горьковатый качается.
Рэй, не летун самолётами,
реет над звёздными сотами.



2.


Полдень. Дрожащие веерно крылья.
Горизонтальный сапфировый хвост.
Над первобытным лугов изобильем,
словно гипноз, – трепетанье стрекоз.

Плавность пришельца в летательном жесте.
Вот, к лепесткам наклоняясь едва,
в зное стеклянном застыли на месте
внегалактические существа.

Кто-то у линз Андромеды туманной,
губы кусая, завидует мне. –
Пенью лесной приозёрной поляны,
лепету летних малиновых дней…



3.


В летнем мареве солнцестоянья
опустились на луг марсиане,
синеокие, словно поляне,
яркоплечие, будто древляне.

Шелестели в траве менестрели,
искры крохотных крыльев блестели.
Вдоль шмелиной невидимой трели
мы в упор друг на друга смотрели.

И среди разогретого луга,
средь гвоздики и дикого лука
по глазам, по сердечному стуку
мы узнали, узнали друг друга!