Частушки

Жил на «сотом» Халабуз,
Был козырный, словно туз,
Был он толстый, как арбуз,
Но случился тут конфуз.
Старшим был там Крокодил
Додика он проглотил –
Лишь из пасти нос торчал.
Очень Додик пострадал.
Был ещё там также Пух,
Ото сна он весь опух
Спать лягал не позже двух,
Чесноком он весь протух.
Там был ещё Валера Глобус,
Он пухлый был, как аэробус,
Он круглый был, как колобок
И завалился спать на бок.
На «Уране» Шустрый спал,
Обезьян во сне видал –
И во сне они шустрили.
Про него ж совсем забыли.
Самолётчик за столом всосал,
А «самолёт» у Труни не забрал.
Ему мозги прочистил быстро Глобус –
Он бегает теперь быстрее, чем автобус.
Ремонт на «сотом» всех заколебал.
Потехин штукатуркой обстрелял весь зал.
Но всё ж закончили четыре ряда
Методом бригадного подряда.
Большим орлом там Шилов стал
И никому он спать не дал.
Работал, не жалея сил,
Шушарин же вальта рубил.
Но мусора там всё ж была гора –
Бойцы убрали еле-еле до утра.
Но всё ж успели до приезда Грисюка
И настроение ему улучшили пока.
Но вот сигнал – скорее вниз.
Построились все в ожиданьи виз.
Спустились, ну а там политзанятия
И вновь вздохнула горько братия.

Примечания:
Халабуз - ст. сержант Халабузарь
Крокодил - ст. сержант Дьяченко
Додик - рядовой Хаскевич
Пух - рядовой Прокопенко
Шустрый - рядовой Быстряков (кажется)
Труня, Глобус - рядовой Трушко
Потехин - ст. лейтенант, зампотех телеграфа
Шилов. Шушарин - прапорщики
Грисюк - майор, замкомандира части.

Когда писал это стихотворение, случилась забавная история. На "сотом" как раз шёл ремонт, присутствовали офицеры, прапорщики и поэтому черпакам и старикам поспать, как обычно, не удалось. Я сидел на втором "Уране" и от нечего делать сочинял то, что вы видите. А буквально перед этим были написаны "Стихи о рыцаре большой челюсти...", про майора Грисюка. А так как на втором "Уране" была возможность распечатать стихи на бумаге, а не в виде телеграфной ленты, то я этим и занялся. Так как при печати случаются опечатки, то я сначала исправил ошибки в частушках и отложил их в сторону, а сам начал исправлять ошибки по Грисюку. В этот момент замечаю боковым зрением, что первый листочек вдруг исчез. Поднимаю глаза и вижу, как подкравшийся со стороны "Выступа" Шилов удаляется с "добычей".
Тихо порадовавшись, что он свистнул именно этот листочек, я вижу, что все офицеры и прапорщики резко с "сотого" исчезают. Спрятав подальше "грисюковский" листочек (в случае обнаружения последствия могли быть намного серъёзнее), я начинаю думать, как выкрутиться из истории, ведь ясно, что минут через десять мне начнут задавать вопросы. Придумал. Подходит Шилов: "А где ты это взял? А кто это написал?" Ответ у меня уже готов: "Да я нашёл перфоленту в ящике с мусором. Вот решил распечатать, а кто написал, понятия не имею."  Ответ прапорщика удовлетворил и он удалился. Видимо сообщить об этом остальным офицерам. Однако у меня оставались сомнения, что удалось отмазаться вчистую. Естественный вопрос, который лежал на поверхности: "А с чего бы это я обратил внимание именно на эту перфоленту из всей огромной кучи?" не давал мне успокоиться. Ведь рано или поздно он должен был придти в голову хоть одному из присутствовавших офицеров. И точно. Ко мне вновь направляется Шилов именно с этим вопросом. Но ответ уже готов: "Так она подписана была. "Частушки". Вот я и решил почитать." Шилов вновь удаляется. И тут мне приходит в голову, что ещё минут через пять он же потребует эту несуществующую перфоленту ему отдать. Что, естественно и происходит. На что опять-таки готов ответ: "Товарищ прапорщик, когда вы забрали листочек, я "испужался" и обратно в мусорник её и выкинул. Понятно же, что копаться там он не будет, а если и будет, то ничего не найдёт. И я тут не причём. Очередной уход Шилова. И тут я понимаю, что на самом деле все мои отмазки гроша ломаного не стоят. Ведь события, описанные в частушках происходили буквально перед их написанием и, если меня припрут к стенке. крыть будет нечем. К счастью, такая мысль никому из офицеров в голову не пришла. Зато интересна их дальнейшая реакция. Потехин высказался в том смысле. что сильно умные, сами после смены будут отбивать оставшуюся штукатурку. Впрочем сказано это было явно не всеръёз. а больше для порядка. Шилов, довольный тем. что "личный состав" по достоинству оценил его усилия. расслабился и с довольным видом ходил по сотому. Шушарин же. схватив топор. ринулся на бой со штукатуркой, стремясь доказать, как же был неправ "неизвестный поэт".