Мне хочется прокричать в эти горы...

Мне хочется прокричать в эти горы, что я останусь, что навеки прильну к этим травам горячей пылью, я в этом лете свечой сгораю и воском плавлюсь, как время стремительное мне бы остановить бы? Может его привязать к столбу и узду накинуть, может быть его стреножить, подсыпать яду, чтоб уснуло отпив из рассохшегося корыта ледяной воды, принесенной из родника мной. Чтобы ему снились сны о соленом море, о том, как солнце выходит с утра на берег, и становится нежным и незнакомым, и ветер касается завитков на шее, и туман скрывает все упреки и поцелуи, все касания рук, приглушает ночные песни, и в рассвете матовом тонут звуки - мир становится прозрачным и бестелесным. Или пусть снятся сны о высоких травах, о камнях, медом пахнущих и полынью, о руинах в цветах и буддийских храмах, где кошка спит у юноши на коленях, где монахи в железных ведрах несут молчание, где перила белесые пахнут небом, и казалось, ну что может нас удержать там, у подножия гор, где все жаждут крови и хлеба. Или может приснится туман в озерах, где у зеленого берега дремлет лодка, и ты сам себе кажешься незнакомым, меж землей и небом устроившись посередке - наблюдая с вершин за воды течением, реки синие пропитались июньским солнцем, где ветер заблудился среди деревьев, и воздух застыл, как вода в колодце. Или пусть приснится... Да нет, не надо. Время жадно пьет ледяную воду. Я его расседлаю, возвращайся в стадо, нам пора, я больше держать не буду.

Время вдаль несется по лугам и склонам, солнце путается в его золотистой гриве. Кто-то носом холодным тычется в мою руку. Жеребенок-время... Ну здравствуй, милый.