Пушкин. Роман в стихах. Глава вторая

НАЗВАНИЕ РОМАНА - "ПУШКИН", ЧИСТО УСЛОВНО.
ЯВЛЯЕТСЯ ПРОДОЛЖЕНИЕМ РОМАНА "БЕС АРАБСКИЙ" - О ЮЖНОЙ ССЫЛКЕ ПОЭТА.


ГЛАВА   ВТОРАЯ

МОСКВА
(Сентябрь 1826 – май  1827)

«Но  вот  уж  близко. Перед  ними
Уж  белокаменной  Москвы,
Как  жар, крестами  золотыми
Горят  старинные  главы».
                А. С. Пушкин


                I
«Москва, как  много  в  этом  звуке…»
К  ней  уважение  храня,
Признаюсь: лучше  с  ней  в  разлуке –
Москва, увы, не  для  меня.
Большой  и  суматошный  город,
И  если  есть  какой-то  повод,
То  я  туда  и  не  спешу,
И  против  правды  не  грешу.
Заехать, или  же  не  стоит
В  этот  большой  конгломерат?
И  будешь  ли  свиданью  рад?
Ведь  кто  только  Москву  не  строит,
А, судя  по  её  бомжам,
Там  места  нет  не  только  нам.

                II
Но   только, если  разобраться,
И  что  бы  не  писал  я  тут,
Все  всё  равно  в  Москву  стремятся,
Хотя  их  там  совсем  не  ждут.
Нет, ошибаюсь. Ждут, конечно,
И  даже  встретят  вас  сердечно,
 Но  вот  не  всех  за  тяжкий  труд
Там  деньги  бешенные  ждут.
Москва  для  всех  откроет  двери,
Будь  ты  таджик  или  абхаз,
Но  может  обмануть  подчас,
А  вот  слезам  она  не  верит.
И  там, хоть  как  ты  изревись,
Всё  бесполезно – это  жизнь.

                III
Москва  той – пушкинской  эпохи,
Конечно  же, была  другой.
Лет  через  двести  только  лохи
В  Москву  потянутся  гурьбой.
Сейчас  нам  трудно  и  представить,
Да  только  сохранилась  память,
Как  на  телегах  вдоль  реки
Возили  сено  мужики.
И  лошадь  вовсе  не  условной –
Вполне  реальною  была.
Не  руль, а  просто  удила
Держал  мужик  и  град  огромный,
Хоть  и  предание  старо,
А  обходился  без  метро.

                IV
Над  трактом  пыль  ещё  висела,
А  Пушкин  был  уж  во  дворце.
В  покои  он  заходит  смело.
Усталость  только  на  лице.
От  няни – в  руки  самодержца!
Не  дали  даже  приодеться.
Небритый  и  в  пыли, поэт
Заходит  в  царский  кабинет.
- Мой  брат  сослал  тебя  в  изгнанье,
А  я  хочу  освободить.
Теперь  где  хочешь  можешь  жить,
Но  только  дай  мне  обещанье,
Что  не  напишешь  ничего
Против  монарха  своего.

                V
«Царь  меня  принял, как  родного.
Мы  битый  час  общались  с  ним.
И  я  не  ожидал  такого –
Он  будет  цензором  моим!
Могу  предположить  я  смело,
Что  это  лишь  ускорит  дело,
А  в  случае  чего, я  мог
Стихотворение  «Пророк»
Ему  вручить  бы  на  прощанье.
Сибирь  там, или  же  тюрьма,
Изгнанье  снова  и  сума –
Я  ждал  любого  наказанья,
Но  государь  меня  простил.
Я  очень  тронут  этим  был».

                VI
Ещё  не  отдохнув  с  дороги,
Он  с  порученьем  шлёт  гонца,
Чтоб  сразу  подвести  итоги,
Ведь  дело  требует   конца.
И  мчится  секундант  к  Толстому.
Того  спасло, что  не  был  дома,
А  то, стрелялись  бы  в  упор,
Чтобы  закончить  давний  спор.
Опять  картёжные  разборки –
Когда-то  передёрнул  граф.
И  знал, мерзавец, что  не  прав,
И  заслужил  хорошей  порки.
Но  извиниться  сразу  чтоб!
Да  лучше  пуля  прямо  в  лоб!

                VII
"Театр уж  полон, блещут  ложи".
Мгновенно  разлетелась  весть,
Хоть  этого  и  быть  не  может:
Поэт  приехал! Пушкин  здесь!
Вон  он  стоит  между  рядами;
Вокруг  него  толпятся  дамы,
И  сцены  будто  бы  и  нет.
Одно  явление – поэт!
В  одном  каком-то  общем  гуле,
Со  всех  сторон, со  всех  сторон,
Только  и  слышно: «Это  он!»
И  эта  весть -  быстрее  пули.
Так  Пушкин, хоть  и  не  хотел,
Вниманьем  зала  завладел.

                VIII
На  всех  балах, на  всех  приёмах,
Куда  он  только  успевал,
В  мазурках, вальсах, котильонах
Кружиться  он  не  уставал.
Его  на  части  рвали  дамы,
Без  всякой, вроде  бы, рекламы.
Ему  был  и  сам  чёрт  не  брат –
Везде  он  просто  нарасхват.
«Вчера  читал  нам  «Годунова»,-
Так  просто  организм  потряс,
И  утвердилось  среди  нас:
Какой  он,  всё  же,  мастер  слова!
А  с  виду – неказист  и  мал.
Но  только, слушай, как  читал!»

                IX
«А  рожа, вроде, из  обычных –
Не  обещает  ничего.
Сегодня  выступал  публично,
И  дамы  все  опять -  его».
«Все  так  и  распушили  перья –
Желают  хоть  одно  мгновенье
С  поэтом  рядом  постоять,
И  его  голос  услыхать.
На  вид, он  точно  не  красавец,
Но  по  лицу  сверкает  ум.
Он  вызвал  настоящий  бум!
Что  его  предок -  африканец,
Я  умоляю, не  смеши.
Он  наш  до  глубины  души».

                X
В  который  раз  уж  солнце  село,
Румянит  облака  закат.
Так  было, предположим  смело,
И  сто  и  двести  лет  назад.
И  хочешь  ты,  или  не  хочешь,
Смеркается, и  дело  к ночи.
Уже  и  первая  звезда
На  западе, и  как  всегда,
Нарисовалась  во  Вселенной
Луна, как  одинокий  пень…
Дождь  осени, и  летний  день –
Всё  повторится, непременно –
Весны  восторг, печаль  зимы…
Неповторимы  только  мы.

                XI
Поэт  опять  в  деревню  мчится.
Но  «мчится» - это  я  приврал.
В  пути,  что  только  не  случится –
И  тут  два  колеса  сломал.
«Похороню  себя  я  снова
Среди  соседок. Что  ж  такого!
В  Москве, понятно, веселей.
Молитесь  о  душе  моей».
И  чем  поганей  была  осень,
Тем  он  стремительней  писал.
Уже  почти  что  накропал
Главу  романа  номер  восемь.
Закончил  бы  уже  давно,
Да  снова – карты  и  вино.

                XII
Эти  московские  бордели,
Балы, театры, вечера,
Уже  порядком  надоели,
Как  говорится, не  вчера.
И  пусть  хоть  затекают  ноги –
Не  шутка – восемь  дней  в  дороге!
Но  если  ехать  далеко,
В  пути  и  пишется  легко.
Опять  «отмазан»  от  дуэли –
Спасибо  дорогим  друзьям.
Противник  был, наверно  пьян,
Раз  понял, что  его  задели.
Но  это  дело  утрясли –
Кого-то  из  двоих  спасли.

                XIII
Но  были  радостные  встречи.
Один  Мицкевич – это  клад!
«Ах, помнишь  ли  тот  дивный  вечер?
Я  до  сих  пор  по-детски  рад.
Мицкевич  был  неподражаем!
Да, это  глыба! И  большая.
А  помнишь, Пушкин, как  вскочил,
Его  в  объятья  заключил,
Расцеловал, как  будто  брата,
И  сразу  гением  назвал.
Признал, как  сам  он  всё  же  мал,
Что, мол, какая  же  утрата.
Что  раньше  не  был  с  ним  знаком.
Смешно  сравнил  его  с  тузом».

                XIV
«Он  Музу  променял  на  «Муху» -
Один  раз  проигрался  в  дым.
И  на  старуху, мол, проруха
Бывает, как  мы  поглядим.
Рискнул  главою  из  романа,
И  отыгрался, без  обмана.
Ещё  и  тыщи  полторы
Принёс  домой  он  с  той  игры.
А  жил  в  гостинице  убогой,
Где  много  грязных  нумеров,
Где  нет,  не  только  что  ковров,
А  просто  даже  стынут  ноги.
Хоть  и  две  комнаты  его,
А  из  комфорта – ничего».

                XV
В  Залазах – памятная  встреча:
«Знать, Кюхельбекер! Здравствуй, брат!»
Он  бросился  к  нему  навстречу,
Но  кто-то  осадил: «Назад!
Не  велено, чтоб  с  арестантом!»
Тот  выглядел  совсем  не  франтом:
В  шинели  фризовой, не  брит –
Обычный  арестантский  вид.
- Дай  же  мне  с  другом  попрощаться!
Фельдегерь  был  неумолим,
И  встал  стеною  перед  ним,
И  не  переставал  ругаться.
И  навсегда  лицейский  друг
Умчался  в  город  Динабург.

                XVI
В  деревне  скучно  нестерпимо.
После  Москвы – совсем  труба,
И  вдохновенье, как-то, мимо…
Похоже, просто  не  судьба.
«Вот, выехал  назад, однако,
Ямщик  свалил  меня, собака.
И  грудь  болит, и  ломит  бок,
Играю, но  игра  не  впрок.
Порассуждаем, друг  мой  милый:
Пора  бы  уж  счастливым  стать.
Чего  уж  большего  желать?
В  Москву  с  неудержимой  силой
Опять  влечёт  меня  душа.
Софи  ужасно  хороша!»

                XVII
Посватался  и  к  Ушаковой,
Да  только  он  был  обречён.
Не  мог  он  знать, что  с  Гончаровой
Натальей  будет  обручён.
Москва  уже  не  та, что  раньше.
Забыли. А что  будет  дальше?
Отвергнут  как  жених. Один.
И  где  тот  роковой  блондин,
Или  та  лошадь  роковая,
Или  та  верная  жена,
Что  погубить  его  должна?
Судьба, как  нищая  слепая,
Ведёт  нас  без  поводыря.
Обидно, честно  говоря.

                XVIII
Кто  знает, что  в  душе  поэта?
Какая  в  ней  тоска  и  боль?
Хвала  и  дифирамбы  света,
И  тут  же – грязью, исподволь.
И  коль  со  светом  разобраться,
В  нём  никогда  нет  постоянства –
В  глаза  тебе  одно  бубнят,
А  вслед  со  злобою  глядят.
Завистников  ничтожны  души,
Клеветники  все -  тут  как  тут.
О, эти  в  душу  наплюют!
Эти  ничтожные  кликуши.
Конечно  же, совсем  не  вдруг
Поэт  собрался  в  Петербург.

ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.stihi.ru/2012/07/05/2788