Сыну в корте...

Привет, ребёнок, мальчик чудный,
живущий жизнию нетрудной,
мир оловянный, медный, рудный
к твоим услугам всякий час;
весь переулок Долгопрудный
пруды лишь в день увидит судный,
но ходит в магазин посудный
под наблюдением врача.

Не врачеватель и не плотник,
ни в коем случае работник,
при только слове жутком “потник”,
как лошадь, чуя шенкеля,
ты испаряешься из виду,
под кожей жуткую обиду
тая, отслужим панихиду
поползновениям рубля.

Как не воспеть теченье лени,
подушки, круглые колени
хранящие от осложнений
и тяготения земли;
мой сын, потеющий на кортах,
представь на миг, как кровь в аортах
потоком слитным мчится, в шортах
приляг и воздух не пыли.

Ты бьёшь свой мячик ближе к сетке,
струна колеблется в ракетке,
пищат воробушки и детки,
а где-то мира на краю
минога ткнула телом мину,
морям не привыкать к кармину,
зубами стисну соломину
в жарою пыщущем раю.

“Мы существуем однократно…”,
юница Юнна, жизнь заплатна
и латна, на лопатках пятна,
а на полатях лотос спит;
Серёжа, не носи серёжек
и береги поверхность ножек,
ведь всякий ёжик носит ножик
и, радражившись, зло сопит.

Вернёмся к спорам на диване
и мореплаванию в ванне,
зачем стремительные сани,
когда есть вдумчивый аллюр;
себя рассудочно стреножим,
клинок не покидает ножен,
когда умён, мы тоже можем,
сверни нам joint, я подпалю.

Подпалин кружево и спектр
насытят взор, зрачка инспектор
придирчиво изучит сектор,
к нам прислонившийся на час;
болтаем мы, а жизнь проходит,
на ходиках плутует хоббит,
коль этот joint нас не угробит,
то в люди выведет как раз.

Мы вышли в люди, бей в литавры,
на стогнах мавры и кентавры,
и гром орудий, в Минотавры
идёт набор, стоит забор
какой-то призрачной преградой,
уйдём, послужат нам наградой
деревьев кроны анфиладой,
живой и лиственный собор.

Надеюсь, ты не скажешь маме,
как в пустоте и птичьем гаме
брели мы об руку с богами,
ногой не ощущая твердь;
она, возможно, прочитает
на мониторе, гнев питая
огнём раскосого Китая,
и обречёт меня на смерть.

Покроют ритуальным крепом
прохладный лоб, он был свирепым,
теперь плывёт к подземным репам
покоя, отдыха и сна;
в лесу кукушка зря кукует,
простушка не ко мне токует,
душа порхает и ликует,
поскольку вольная она.

Пожалуй, я полажу с смертью,
ведь сыт всей этой круговертью,
на скатерти под тонкой шерстью
улягусь длинным костяком;
хоть раз побуду главным блюдом,
а не приправою, под чудом
моей души займитесь блудом,
упёршись в гроб мой каблуком.

Я врал воде, не верил вуду,
не сожалею ни о ком.


Soundtrack: Slovak Chamber Orchestra, Corelli, Sarabande.