Космогоническая система Платона

Космогоническая система Платона в свете современных теорий

Введение

Изучением философского наследия Платона занимались многие исследователи. За более чем две тысячи лет платонизм как явление не раз подвергался переосмыслению, ему давали различные трактовки и интерпретации. Его апологеты и критики продолжали непрекращающиеся дискуссии по поводу неоднозначных платоновских идей.  Копья ломали вплоть до нового времени, когда Платоном занялись всерьёз. Его учение подверглось всестороннему детальному анализу. Например, в этой связи уместно вспомнить имя немецкого историка философии Фридриха Аста (1778-1841), который вверг платоновские тексты в свой бесконечно прокручиваемый герменевтический круг.

Не обделён вниманием гениальный античный философ был и со стороны наших, отечественных исследователей. Конечно, пальму первенства здесь нужно отдать авторитетнейшему специалисту в области античной философии – А. Ф. Лосеву.

Но, не смотря на всё это, Платон, пожалуй, так и остаётся ещё не до конца понятым. Поэтому представляется полезным и нужным, и даже обязательным, обращаться вновь и вновь к неисчерпаемому источнику философии Платона.

Понятно, что данная работа не претендует на новые откровения в осмыслении платоновских идей, но, если она добавит лишь один мазок в грандиозную картину великой страны с именем «Платония», то мы будем считать свою скромную задачу выполненной. Итак.
      Целью   настоящей работы является выяснение вопроса о том, насколько можно сблизить и уподобить друг другу космос Платона с космосом современной физики и есть ли у них точки пересечения. При этом, нужно сразу оговорится, что эта задача не ставится в полном объёме – это дело нескольких докторских диссертаций. Нет, эта работа ставит перед собой более скромную цель: только наметить пути и тропинки, по которым пойдут новые поколения исследователей Платонии.
      
  Задачи работы:      
1. попытка описания космоса Платона;
2. попытка адаптации некоторых платоновских космогонических и космологических идей ко дню сегодняшнему;
3. попытка сближения двух космосов – космоса современной науки и платоновского космоса.

Ясно, что это три непосильные задачи для одной отдельно взятой работы – их можно решить только в какой-то части. Но, возможно, боги засчитают мне хотя бы попытку.
    
       Актуальность и новизна этой работы заключается, вероятно, в том, что, пожалуй, впервые платоновские космогонические и космологические идеи мы попробуем вырвать из мифологического контекста и сопоставить с современным научным контекстом.

Глава 1. Философские взгляды Платона

1.1 Философы – предшественники, оказавшие влияние на формирование мировоззрения Платона.

По мнению Б. Рассела на взгляды Платона в наибольшей степени повлияли Пифагор, Парменид, Гераклит и Сократ.

Что касается влияния Пифагора, то оно не ограничивалось перенятым у пифагорейцев уважением к математике (как известно, при входе в платоновскую Академию висела надпись: "Не геометр -
да не войдет"). Также как и последователи Пифагора, Платон считает математическое знание единственно достоверным в отличие от мнимого знания о мире реальных вещей, так называемые «мнения». Кстати, не случайно среди учеников Платона было несколько крупных математиков, в том числе и Теэтет. Кроме этого, как указывает Рассел, «от Пифагора (возможно, через Сократа) Платон воспринял орфические элементы, имеющиеся в его философии: религиозную направленность, веру в бессмертие, в потусторонний мир, жреческий тон и всё то, что заключается в образе пещеры» [1].

Если же говорить о том, какой след оставил Парменид в философии Платона, то тут прежде всего надо сказать о парменидовской концепции «единого». Вслед за элейцем Платон склоняется к суждению о том, что реальность находится по ту сторону вечности, о её вневременном статусе и в то же время о её иллюзорности. Кроме того, можно заметить, что эти два философа сходным образом используют в своих философских построениях  мифологическую составляющую. В отличие от Пифагора и других ранних древнегреческих мыслителей,  у которых мифология является неотделимой частью их философских систем, у Парменида и, вслед за ним (через Сократа)   у Платона можно проследить уже более чёткое отграничение мифо-религиозного мышления от, собственно, научного.

Миф они, конечно, тоже используют, но у них он уже носит скорее иллюстративную функцию.

У Гераклита же Платон перенял знаменитую идею о том, что «всё течёт, всё изменяется». Понятно, что данный взгляд находился в конфронтации к  парменидовской идее о стационарном едином. Но, переплавленные в горниле диалектического платоновского мышления, эти концепты послужили основанием для создания главного эпохального детища Платона – теории Идей. Об этом ещё пойдёт речь в дальнейшем.

И, наконец, несомненное и огромное влияние на Платона оказал его учитель Сократ. Не случайно во многих платоновских диалогах главным действующим лицом и рупором, от лица которого Платон высказывал собственные воззрения, является Сократ (например, диалог «Апология Сократа»). Скорее всего, Сократ заразил своего ученика интересом к проблемам человека. Антропология составляет существенную часть в сочинениях Платона. Кроме этого, нужно отметить, что существенную роль в  философии Платона играет сократовская идея «блага». Достаточно сказать, что в разработанной Платоном концепции государства (одноимённый его диалог) идея блага имеет основополагающее значение, граждане платоновского «идеального» государства должны руководствоваться целью достижения всеобщего блага, особенно это касается правителей (так называемых «стражей»). К каким печальным последствиям эта идея привела человечество уже в новейшие времена, хорошо известно. Но, по-видимому, мыслитель никаким образом не обязан отвечать за то, как «его слово отзовётся».

Кроме того, следует добавить, что на Платона несомненное влияние оказали и атомисты. Вот что замечает Аристотель по этому поводу: «Он (Платон)
говорит примерно в том же духе, что и Левкипп, но отличается от него лишь в том, что неделимыми элементами у Левкиппа являются тела, у Платона -
плоскости; при этом Левкипп утверждает, что каждое из его неделимых тел
характеризуется особой формой, причем число этих форм бесконечно, а по
Платону, число их ограничено. Однако же оба утверждают, что элементы
неделимы и характеризуются формой» [2].

Платон не копирует в прямую атомистическую идею – он творчески перерабатывает её и плодотворно использует в своих философских построениях. П. П. Гайденко в этой связи отмечает: «В античной литературе концепция Демокрита противопоставлялась концепции Платона в двух отношениях: во-первых, у Демокрита атом - физическое тело, у Платона неделимое - математическая точка, или линия, или плоскость. Во-вторых, и это вытекает из первого, у Демокрита тела (чувственного мира) слагаются из атомов, т.е. мельчайших тел того же измерения, а у Платона и пифагорейцев тела слагаются из элементов другого измерения, т.е. из плоскостей, плоскости, в свою очередь, из линий, а линии - из точек» [3].

Конечно, надо понимать, что на формирование мировоззрения Платона повлияли не только вышеупомянутые философы – такой мощный мыслитель, как Платон, так или иначе использовал все интеллектуальные достижения ранне-греческой мысли. Пожалуй, в создании всеобъемлющей синтетической картины мира с ним сможет поспорить только его ученик – Аристотель. В дальнейшем развитие греческой, и мировой философии в целом, пойдёт во многом в направлении толкования, дополнения и уточнения  концепций, созданных двумя этими гениальными мыслителями.
Теперь, лапидарно указав на четыре «составных источника», подпитывавших философскую мысль Платона, перейдём, собственно, к воззрениям его самого.

1. 2 Воззрения Платона.

1.2a Диалектика Платона

Свой диалектический метод Платон излагает в основном в двух диалогах: «Софист» и «Парменид».

В «Софисте» Платон подвергает критике позиции известных элейцев – Протагора и Зенона. Не случайно в диалоге не называется конкретное имя элейца, с которым он полемизирует.

Платон пытается дать определение софиста. По его мнению, софист – это и «рыболов, точнее, охотник за богатыми юношами» и «торговец своими и чужими знаниями и рассуждениями ради приобретения денег». Таким образом, софиста интересует не истина как таковая, а возможность подзаработать в процессе ловли рыбки в мутной воде. Сократ, на стороне которого стоит Платон, не может согласиться с парменидовской мыслью «человек есть мера всех вещей». Софисты провозглашают, что истин столько же, сколько существует людей, пытаясь элиминировать категорию лжи из философского и вообще человеческого обихода. Платон вскрывает ошибочность софистического подхода в его фундаменте, основанном на утверждении Парменида, что всё есть Единое, что есть бытие, а небытия не существует. В самом деле, опираясь на этот постулат, можно сказать, что всё есть истина, а ложь не возможна. Этому Платон противопоставляет свою диалектику бытия и небытия. Отграничивая небытие от бытия и присваивая ему – небытию – статус существования, Платон не может согласиться с парменидовским взглядом на Единое как на нечто неизменное и неподвижное. Такой взгляд явно противоречит реальному положению вещей, где «всё течёт и всё изменяется». Движение и покой являются нам в диалектическом взаимопереходе друг в друга.

В диалоге «Парменид» Платон продолжает полемику с софистами. Здесь Платон разрабатывает диалектические отношения между «одним» и «многим», другими словами он исследует взаимоотношения «идей» и материи. «Причастность вещи своей идее, - утверждает Платон, - хотя в некотором смысле и дробит эту последнюю, тем не менее, оставляет её по её существу совершенно неделимой» [4]. Платон приходит к выводу о том, что если одного не существует, то не может существовать и иного, и наоборот, иное является условием существования одного.   

1. 2б Утопия Платона

Вероятно, в истории человеческой мысли утопия Платона явилась первой концепцией, описывающей идеальное общество. Платон в этом смысле был первопроходцем. Поэтому совсем не удивительно, что она получилась во многом умозрительной и – при всём уважении к этому гениальному мыслителю – наивной. Хотя, надо отметить, что какие-то черты своего «идеального государства» Платон явно заимствует из современной ему реального государственного устройства – Спарты, в которой царили установления и законы Ликурга. Он явно симпатизирует им.

Своё видение идеального общественного устройства Платон излагает в диалоге «Государство». Попутно он решает некоторые этические проблемы, например, обозначает и пытается найти подходы к решению проблемы справедливости. Он полемизирует со взглядом, определяющем справедливость как то, что выгодно сильнейшему. Такой взгляд озвучивает в диалоге Фрасимах, который утверждает, что справедливость – раба сильного, сильный всегда навязывает законы слабому, «во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти».  Платон в лице Сократа противопоставляет такому вульгарному пониманию справедливости идею «высшего блага», которое, конечно, оказывается выше интересов отдельной личности; даже интересы правителя не могут считаться приоритетными – таковыми должно признавать только всеобщее общественное благо.

Все в государстве, говорит Платон, должны заниматься общественно полезным трудом в соответствии со своими природными задатками. Он делит граждан на три класса: стражей, воинов и подчинённых им обычных людей. Стражами могут стать только наиболее сообразительные и просвещённые граждане, обязательным качеством воина, является, конечно, мужество. Предпочтительно, если бы правители были бы по совместительству философами, ибо только философ познаёт не мнение, а истину.

Законом для государства является династическая преемственность: сапожник не может стать стражем, а плотник воином, частая смена профессий – нонсенс, ведь освоить одно какое-то дело гораздо легче, чем несколько. Целесообразно, чтобы каждый в государстве занимался строго определённой сферой деятельности, достигая в ней наибольшего мастерства. Только в исключительных случаях наиболее одарённые дети могут попасть из низших классов в класс стражей. Также в виде исключения, не оправдавшие надежды воспитанники, могут выводиться из управляющего класса.

По мнению Платона, частнособственнические интересы находятся в противоречии с интересами государства, поэтому, делает он вывод, в идеальном государстве не должно быть частной собственности. Обобществляются в нём и женщины и дети, которые, если следовать предложенной Платоном логике, приравниваются к вещам, предметам обихода.  Процесс деторождения нельзя пускать на самотёк, считает философ: браки должны заключаться не на небесах, а на земле – кому на ком женится будут решать правители, отбирая для производства детей наиболее ценных производителей. Бракованных же детей – больных и уродливых – следует если не убивать, то изолировать «в недоступном, тайном месте».
Большое значение Платон придаёт воспитанию подрастающего поколения, особенно это касается будущих «стражей». По мысли Платона, они должны получать гармоничное образование;  следует развивать в них как тело, так и душу. Тело призвана формировать и укреплять гимнастика, а душу – мусическое искусство. Будущие правители обязаны изучить такие основополагающие науки как искусство счёта (арифметику), геометрию, астрономию, музыку, они обязаны освоить диалектический метод, чтобы уметь правильно рассуждать, добираясь до сущности каждой вещи. При этом, замечает Платон, нужно «питать своих детей науками не насильно, а играючи» [5].

Существующие виды государственного устройства Платон подразделяет на Аристократию (правление лучших) и правление худших:
1. Тимократию (власть честолюбцев)
2. Олигархию (власть богатых)
3. Демократию (власть большинства)
4. Тиранию (власть одного деспота).

В соответствии с этими видами правления Платон рассматривает и  «тимократического», «олигархического», «демократического» и «тиранического» человека, душа которого, по его мнению, глубоко несчастна. Все эти типы, являются отрицательными, находящимися далеко от высшего общественного блага.

Интересно отношение Платона к поэзии. Подходя к жизненному устройству в своём государстве сугубо рационально, Платон также утилитарно подходит к роли поэзии в государственной жизни. По Платону, будучи по своей природе вторичной или даже третичной, являясь слепком со слепка идеальных сущностей, поэзия как не подлинное бытия, конечно, не может претендовать на истину. Задолго, предвосхищая перипетии шекспировского  «Гамлета», философ с сожалением констатирует, что «поэты, начиная с Гомера, воспроизводят лишь призраки добродетели и всего остального, что служит предметом их творчества, но истины не касаются» [6]. Кроме того, поэзии – эпосу и трагедии, – которая не учит мужеству и другим добродетелям, не место в новом идеальном государстве. В этом смысле Платон готов пожертвовать даже Гомером, которым восхищался в юности. Ведь «истина дороже»!

В десятой книге диалога Платон приходит к выводу о том, что, в конечном счете, несправедливость, творимая человеком, выходит ему боком: «несправедливые люди, при всей их ловкости, действуют как те участники двойного пробега, которые в один конец бегут хорошо, а на дальнейшее их не хватает; сперва они несутся во весь опор, а в заключение делаются посмешищем и, не добившись венка, уходят с поникшей головой и повесив нос» [7]. В то время как справедливые люди достигают успеха почитания «все справедливые люди с летами становятся правителями в своём государстве, если им этого хочется; они берут себе жён из любых, каких пожелают, семейств и дочерей своих тоже выдают за кого хотят» [там же]. Кроме того, несправедливого и справедливого человека ждёт непременное соответственное наказание или награда после смерти. Иллюстрирует это положение Платон красочным мифом о загробном воздаянии, который впоследствии в модифицированном виде возникнет также и в христианском вероучении. По смерти души отправляются в тысячелетнее странствие, чистые души на небо, а грязные и пыльные – в Тартар, первых ждёт блаженство и «поразительное по своей красоте зрелище», а вторых, увы, муки и страшные казни. Затем, так как душа вечна, она снова возвращается на землю. Души по жребию и «по привычкам предшествовавшей жизни» выбирают себе будущую судьбу.
Взял ли Платон эту идею из индуизма или, наоборот, индуисты позаимствовали её у Платона? Возможно, они пришли к ним автономно и независимо. Когда идея «носится в воздухе», то она может придти одновременно в разные головы. Таких примеров наука знает немало. Например, можно вспомнить историю изобретения парового двигателя. Различные её модификации разрабатывали в XVII веке в Англии, работал над ней и французский физик и изобретатель Папен, который придумал паровой котёл. В России, уже в XVIII столетии, вакуумная паровая машина была спроектирована И. И. Ползуновым. Но оказывается первое устройство, приводимое в движение паром, было описано ещё в античные времена Героном Александрийским. Таким образом, древнегреческие мыслители в существенной части предвосхитили многие инновации  не только в философии, но и в науке и технике нового времени.

1.2в Теория идей

Эту теорию Платон излагает также в диалоге «Государство», в основном в шестой и седьмой книге.

В книге «Критика платонизма у Аристотеля» А.Ф. Лосев отмечает: «Аристотель указывает на историческое происхождение учения об идеях. Оно получилось как синтез гераклитизма с Сократовским об общих определениях. Бытие, которое только течёт и меняется, не может быть предметом знания. Это и заставило Сократа перейти именно к проблеме предмета знания. Платон же, объединивши обе концепции, назвал то, что посреди сплошного потока становления остаётся неизменным и нетекучим, идеями» [8]. Далее в этой своей работе А.Ф. Лосев показывает несостоятельность критики Аристотеля в отношении платоновских идей. Он называет такой подход негибким и формалистским.

И снова Платон за основу берёт понятие «блага»; отталкиваясь от него, он создаёт свою теорию идей. Благо служит для Платона некоей абсолютной точкой отсчёта, которую можно уподобить такой субстанции как сингулярность, используемой в современной физической теории Большого Взрыва. Точно так же как современные физики воздерживаются от комментариев, что такое сингулярность, так же и Платон оставляет в стороне вопрос: что такое благо? Для него важно только то, что всё (по крайней мере, всё благое и прекрасное) проистекает из блага: «познаваемые вещи могут познаваться лишь благодаря благу; оно же даёт ими бытие, и существование» [9].

Сферу познаваемого Платон делит на умопостигаемый мир и мир видимого, то есть чувственно воспринимаемый мир. Душа познаёт эти миры четырьмя различными способами: с помощью разума, рассудка, веры и уподобления. Разум является высшим видом деятельности души, он осваивает мир идей. Рассудок же оперирует геометрическими фигурами и тому подобным. А на долю веры и уподобления остаются «образные подобия, выраженные в низших вещах» видимого мира.

Всё это иллюстрируется знаменитым «символом пещеры», описанным в седьмой книге «Государства». Люди уподобляются узникам некоего подземного жилища. Прикованные к стене, они лишены возможности заглянуть через стену, поверх которой в пещеру проникает свет от огня, находящегося вне пещеры. По стене ходят другие люди, носят различную утварь, предметы быта, узники могут видеть лишь тени от них мелькающие на противоположной стене и слышать их приглушённые разговоры. Так вот, узники – это обычные люди, ограниченные интересом к миру видимых вещей, которые, конечно, являются не подлинными, а только тенями, грубыми подобиями идеальных сущностей, находящихся за пределами подземелья. А Высшее Благо можно уподобить Солнцу, которое испускает свет,  дающий счастливую возможность видеть и познавать то, что находится в двух мирах – видимом и умопостигаемом. У всех людей существует возможность отправится в верхний мир чистых идей, у каждой души есть зачатки рассудочной способности, если их тренировать и развивать, то есть встать на философский путь, то со временем можно добраться до мира реального, где обитают изначальные идеи всех далеко не идеальных земных вещей, и даже «выдержать созерцание бытия и того, что в нём всего ярче, а это, как мы утверждаем, и есть благо» [10]

  Теперь, представив в общих чертах картину платоновских взглядов и идей, перейдём, собственно, к конкретной теме данной работы. Сосредоточимся на космогонических воззрениях Платона.

Глава 2. Космогония Платона

2а Космогонические идеи в диалоге «Государство»

В десятой книге «Государство» Платон даёт описание строения небес. Попадающие на небо души могут лицезреть такую картину: небеса и землю пронизывает луч света, «очень похожий на радугу, только ярче и чище». Этот луч посередине образует так называемый «узел неба», скрепляющий небесный свод, который состоит из восьми сфер, вращающихся, соответственно,  на восьми валах, вложенных друг в друга. Сквозь восьмой внутренний вал проходит ось веретена Ананки, выкованная из крепчайшего металла – адаманта. Наиболее широкий внешний круг пёстрого цвета – это сфера неподвижных звёзд. На седьмой сфере закреплено Солнце – она наиболее яркая. На шестой – Венера, на пятой – Меркурий, на четвёртой – Марс (красного цвета), на третьей – Юпитер, на второй – Сатурн, на восьмой сфере располагается  Луна. Внутренние семь кругов вращаются в противоположную сторону вращению всей системы, причём все они вращаются с разной скоростью. Всё веретено вращается на коленях богини Ананки.
На каждой сфере сидит Сирена, издающая звук определённой высоты, так, что получается красивое и гармоничное созвучие. «Около Сирен на равном от них расстоянии сидят, каждая на своём престоле, другие три существа – это Мойры, дочери Ананки: Лахесис, Клото и Антропос; они – во всём белом, с венками на головах. В лад с голосами Сирен Лахесис воспевает прошлое, Клото – настоящее, Антропос – будущее» [11].

А.Ф. Лосев в «Истории античной эстетики» замечает: «Платон никуда не пошел дальше пифагорейских "сфер", Парменидова "единого", Гераклитовой текучести, Демокритовых атомов и т.д. И никуда и невозможно было идти, оставаясь греческим и античным мыслителем. Но он интерпретировал этот космос с точки зрения его идеальных связей, расчленил в нем физическое и смысловое (на отождествлении чего выросла досократика); он опять это отождествил (ибо иначе, повторяем, он совершенно выпал бы из античности), но отождествил это по смыслу, при помощи чистых понятий, отождествил диалектически» [12].

Вполне соглашаясь с этим лосевским тезисом,  можно добавить, что Платону во времена донаучного освоения мира, во многом умозрительного, в области системного описания окружающей действительности не было никакой возможности двигаться дальше своих предшественников. В этом смысле и космографическая система Аристотеля, более обширная и впечатляющая, принципиально не отличалась от космоса Платона. Поэтому требовать от Платона каких-то откровений по этому вопросу и, тем более, обвинять его в том, что нарисованная им картина мироустройства совсем не совпала с действительной, конечно же, не стоит. Ещё Сократ, понимая всю сложность и неблагодарность умозрительного построения систем космического устройства Вселенной, переключил свою сферу интересов на проблемы связанные с человеком как более близким объектом, на гносеологические проблемы познания, мышления. Тут, вне сомнения, они – учитель и ученик – достигают гораздо более впечатляющих успехов. 

Надо сказать, что дальнейшие пути развития философии подтвердили эту наметившуюся в ещё античности тенденцию: современная философия уже меньше уделяет внимания онтологии, всё более углубляясь в языковые проблемы, её теперь больше интересуют вопросы, касающиеся сознания как такового.

Но вернёмся к описанию космологических воззрений Платона. Наиболее широко они представлены в платоновском диалоге «Тимей», который во многом перекликается с «Государством» и является его сюжетным и логическим продолжением.
Итак, перейдём к рассмотрению космоса, описанного Платоном в «Тимее».

2б. Космология «Тимея»

В начале платоновского диалога Сократ и Тимей ещё раз проговаривают основные положения, изложенные в «Государстве». А Критий, третий соучастник беседы, пересказывает услышанный им в детстве от глубокого старика миф об Атлантиде – острове, на котором тысячелетия назад возник некий «великий союз царей», мощная и процветающая империя, подчинившая себе все окрестные страны. В Атлантиде были развиты науки и искусства, жизнь её граждан была счастлива и прекрасна. К несчастью она была уничтожена катастрофой – в результате землетрясения остров поглотили воды вселенского потопа. По всей видимости, замечает Критий, Атлантида и являлась тем идеальным государством, которое описывал Платон устами Сократа. Таким образом, Платон от идеального государства, жизнь которого была основана на идее высшей справедливости – Благе, перекидывает мост к устройству всей Вселенной, функционирование которой, в свою очередь, несомненно, также регламентируется умными законами. Космос, по мнению Платона, строится исходя из идеи соразмерности и красоты.

О том, как устроена Вселенная, повествует Тимей (его именем ведь и назван диалог). Сократ  на сей раз превращается в пассивного слушателя. Это и понятно: во-первых, Сократ по вышеназванным причинам не является специалистом в этой области, а, во-вторых, Платону не хочется здесь дискредитировать Сократа; он не раз оговаривается в ходе повествования в том смысле, что его рассуждения о Космосе гипотетические, что, вполне вероятно, они могут быть ошибочными. И, если его неправота выяснится впоследствии, это никак не бросит тень на его гениального учителя.

Сначала Тимей касается вопроса о том, вечна Вселенная или она в какой-то момент была создана. Тимей приходит к выводу, что Вселенная создана. Ведь она осязаема, как и все окружающие нас вещи, следовательно, как все вещи, которые рождаются и исчезают, она должна иметь начало во времени.
Интересное рассуждение на этот счёт мы находим у нашего современника – учёного-астрофизика Стивена Хогина:

«Конечно, проблема возникновения Вселенной занимала умы людей уже очень давно. Согласно ряду ранних космогоний и иудейско-христианско-мусульманским мифам, наша Вселенная возникла в какой-то определенный и не очень отдаленный момент времени в прошлом. Одним из оснований таких верований была потребность найти «первопричину» существования Вселенной. Любое событие во Вселенной объясняют, указывая его причину, т. е. другое событие, произошедшее раньше; подобное объяснение существования самой Вселенной возможно лишь в том случае, если у нее было начало. Другое основание выдвинул Блаженный Августин (православная Церковь считает Августина блаженным, а Католическая — святым. — прим. ред.). В книге «Град Божий» он указал на то, что цивилизация прогрессирует, а мы помним, кто совершил то или иное деяние и кто что изобрел. Поэтому человечество, а значит, вероятно, и Вселенная, вряд ли очень долго существуют. Блаженный Августин считал приемлемой дату сотворения Вселенной, соответствующую книге «Бытия»: приблизительно 5000 год до нашей эры. (Интересно, что эта дата не так уж далека от конца последнего ледникового периода — 10 000 лет до н. э., который археологи считают началом цивилизации).
Аристотелю же и большинству других греческих философов не нравилась идея сотворения Вселенной, так как она связывалась с божественным вмешательством. Поэтому они считали, что люди и окружающий их мир существовали и будут существовать вечно. Довод относительно прогресса цивилизации ученые древности рассматривали и решили, что в мире периодически происходили потопы и другие катаклизмы, которые все время возвращали человечество к исходной точке цивилизации.
Вопросы о том, возникла ли Вселенная в какой-то начальный момент времени и ограничена ли она в пространстве, позднее весьма пристально рассматривал философ Иммануил Кант в своем монументальном (и очень темном) труде «Критика чистого разума», который был издан в 1781 г. Он назвал эти вопросы антиномиями (т. е. противоречиями) чистого разума, так как видел, что в равной мере нельзя ни доказать, ни опровергнуть ни тезис о необходимости начала Вселенной, ни антитезис о ее вечном существовании. Тезис Кант аргументировал тем, что если бы у Вселенной не было начала, то всякому событию предшествовал бы бесконечный период времени, а это Кант считал абсурдом. В поддержку антитезиса Кант говорил, что если бы Вселенная имела начало, то ему предшествовал бы бесконечный период времени, а тогда спрашивается, почему Вселенная вдруг возникла в тот, а не другой момент времени? На самом деле аргументы Канта фактически одинаковы и для тезиса, и для антитезиса. Он исходит из молчаливого предположения, что время бесконечно в прошлом независимо от того, существовала или не существовала вечно Вселенная. Как мы увидим ниже, до возникновения Вселенной понятие времени лишено смысла. На это впервые указал Блаженный Августин. Когда его спрашивали, чем занимался Бог до того, как создал Вселенную, Августин никогда не отвечал в том духе, что, мол, Бог готовил ад для тех, кто задает подобные вопросы. Нет, он говорил, что время — неотъемлемое свойство созданной Богом Вселенной и поэтому до возникновения Вселенной времени не было» [13].

Как выясняется, прав оказался не Аристотель, а его учитель: вселенная действительно имела начало.
  А раз так, то у неё необходимо должен быть создатель, делает вывод Платон. Совершенно ясно, что у создателя существовал какой-то план будущей Вселенной, её образ. Понятно также, что образ этот соответствовал благому создателю (Тимей называет его мастер – «Демиург»). Поэтому Космос был создан одухотворённым, обладающим, как и его создатель, душой. Таким образом, Платон представляет Космос в виде живого существа. Он применяет так называемый «антропный принцип» к самой Вселенной, причём в самой его сильнейшей модификации.

Далее, Платон задаётся вопросом: сколько миров создал Демиург – один или несколько? И отвечает: один. Ведь богу не нужно было плодить множество копий – единственный в своём роде мир оказался самодостаточным.
Современная авангардная наука рассматривает возможность возникновения множества вселенных, так называемую мульти-вселенную Х. Эверетта. В своей занимательной книге «Элегантная Вселенная» Брайан Грин пишет:

«Представим себе, что то, что мы называем нашей Вселенной, есть лишь крошечная часть гораздо более широких космологических просторов, один из бесчисленного множества островов грандиозного космологического архипелага вселенных. Конечно, такое предположение может показаться искусственным (и оказаться, в конце концов, неверным), но существует конкретный механизм, который приводит к такой ситуации. Этот механизм был предложен Андреем Линде, обнаружившим, что рассмотренный выше резкий и кардинальный взрыв с инфляционным расширением мог быть не однократным (Большой Взрыв – С.И.). Напротив, согласноЛинде, условия для возникновенияинфляционного расширения могли создаваться многократно в рассеянных по пространству изолированных областях, каждая из которых затем проходила свою стадию расширения и формировала свою вселенную» [14].

Из чего же создавалось тело Вселенной? Из четырёх элементов – огня, земли, воды и воздуха, говорит Тимей, то есть из четырёх агрегатных состояний вещества. Причём на её создание пошло всё наличное вещество, которое до этого находилось в состоянии полнейшего хаоса.
Мы видим, что Демиург здесь выступает в качестве организующего и структурирующего начала. В отличие от христианского Бога, который создавал мир из ничего, бог Платона использовал уже имеющиеся подручные материалы.

Современная теория диссипативных структур нобелевского лауреата И.Р. Пригожина даёт объяснение, каким образом упорядочивается хаос. Приведём здесь четыре отрывка из книги И. Пригожина «Порядок и хаос»:
1. «Вдали от равновесия могут спонтанно возникать новые типы структур. В сильно неравновесных условиях может совершаться переход от беспорядка, теплового хаоса, к порядку. Могут возникать новые динамические состояния материи, отражающие взаимодействие данной системы с окружающей средой. Эти новые структуры мы назвали диссипативными структурами, стремясь подчеркнуть конструктивную роль диссипативных процессов в их образовании» (с.21) ;
2. «Вблизи точек бифуркации в системах наблюдаются значительные флуктуации. Такие системы как бы колеблются перед выбором одного из нескольких путей эволюции, и знаменитый закон больших чисел перестает действовать в обычном смысле. Небольшая флуктуация может послужить началом эволюции в совершенно новом направлении, которое резко изменит все поведение макроскопической системы. Неизбежно напрашивается аналогия с социальными явлениями и историей. Далекие от мысли противопоставлять случайность и необходимость, мы считаем, что оба аспекта играют существенную роль в описании нелинейных сильно неравновесных систем» (с.23);
3. «Источником порядка является неравновесность. Неравновесность есть то, что порождает порядок из хаоса» (с.252);
4. «Процессы в физических, химических и биологических системах подразделяются на два класса. К первому классу относятся процессы в замкнутых системах. Они ведут к установлению равновесного состояния, которое при определенных условиях отвечает максимально возможной степени неупорядоченности. Такое состояние называют физическим хаосом. Современные представления о равновесном состоянии восходят к замечательным работам Больцмана и Гиббса, которые показали, что энтропия, введенная в термодинамику Клаузиусом, служит одной из важных характеристик статистической теории – мерой неупорядоченности, или хаотичности, состояния системы. Ко второму классу можно отнести процессы в открытых системах, в ходе которых из физического хаоса рождаются структуры – диссипативные структуры. Возникновение диссипативных структур в ходе временной эволюции в открытых системах через последовательность все более упорядоченных диссипативных структур характерно для процессов самоорганизации. По представлениям Платона и его учеников, хаос есть такое состояние системы, которое остается по мере устранения возможностей проявления ее свойств. С другой стороны, из системы, находящейся изначально в хаотическом состоянии, возникает все, что составляет содержание мироздания. Роль творящей силы – творца – Платон отводил Демиургу, который и превратил изначальный Хаос в Космос. Таким образом, все существующие структуры порождаются из хаоса» (Послесловие) [15].

Бог придал Космосу форму сферы как самой совершенной из фигур. Понятно, что Вселенной некуда и не за чем было двигаться, поэтому Демиург не наделил её конечностями и органами чувств – всё необходимое было внутри неё, она не нуждалась в чём-либо извне. Поскольку из всех движений круговое движение самое целесообразное (по Платону «умное») он заставил  разумную Вселенную вращаться.
В центре вселенной бог поместил душу, распространившуюся потом на всё «тело космоса». Платон рассуждает о сущности Души Космоса, которую Демиург, конечно, создал прежде материальной Вселенной. Из чего же создавал он её? Из трёх начал: из делимой сущности, из неделимой и из смешения этих двух. С чем это можно сравнить из современных категорий? Вполне правомерно сравнить такую трёхсоставную Душу с пространством. В самом деле, пространство всегда предшествует материи, материя как бы накладывается на пространство, вливается в него, задаётся его конфигурацией, если вспомнить ОТО А. Эйнштейна, и в то же время материя сама определяет пространственные характеристики. Д. Бом отмечает: «Главная заслуга Эйнштейна состояла не столько в открытии новых формул, сколько в радикальном изменении наших основных представлений о пространстве, времени, материи и движении» [16]. (сравним это с представлениями древних о душе человека, форма которой задаётся размерами его тела). Кроме того, пространство так же трехсоставное: оно имеет три измерения.

Затем, «сделав из трёх одно», то есть, образовав единое пространство, Демиург начал делить целое тело космоса, то есть, в современной терминологии, «сингулярность», в соответствии с гармоничной последовательностью цифр: 1, 3, 9, … и 2, 4, 8…
Что это как не рождение сонма элементарных частиц, генерируемых Большим Взрывом? Или же это может быть прообраз «пузырьковой вселенной», теорию которой выдвинули физики совсем недавно. А соединение определённого (тождественного) и неопределённого (иного), выраженного в сопряжении этих двух рядов чисел, возможно, указывает на заданную определённость макромира и квантовую, вероятностную природу микромира.

Платон, как и Пифагор, был очарован магией чисел. В работе «Античный космос и современная наука» А.Ф. Лосев отмечает: «Три категории необходимы для такого космоса – имя, число и вещь. Выяснить их и значит дать диалектику античного космоса. Ибо он есть вещь, устроенная числом и явленная в своем имени» [17]. Итак, всё устраивается числом.
Случайно ли, например, соотношение 256 к 243, которое приводит здесь Платон? Ведь оно с большой точностью приближается к числу, которое получается при делении массы нейтрона на массу протона. Конечно, скептики на это возразят, что это простое совпадение, что сам греческий мыслитель не закладывал в свою цифровую кодировку такой глубокий смысл. Кто знает, возможно, будущих исследователей цифровой вселенной Платона и Пифагора ждут непредсказуемые открытия и сюрпризы?

Итак, из изначальной бесформенной массы, бог создал мир. Этой массе не следовало привносить в осуществляемую идею ничего своего, поэтому она была совершенно бесструктурной. И сказал бог, что это хорошо. Да, именно так по тексту Платона! По мнению многих исследователей платоновских диалогов, этот философ склонялся к пантеизму: «…термины возникновения и рождения настолько перепутаны в «Тимее», что попадаются в одной фразе и даже в одной строке. Филологу  ясно, что никакого существенного различия этих терминов Платон не признавал. Следовательно, в силу подобной перемешанности терминов ни о каком последовательном монотеизме «Тимея» не может быть и речи» [18]. На эту сентенцию мы просто приведём отрывок из «Тимея», который если не расставит точки над i, то заставит усомниться в подобной трактовке платоновского текста: «И вот когда Отец усмотрел, что порождённое Им, это изваяние вечных богов, движется и живёт, он возрадовался и в ликовании замыслил ещё больше уподобить [творение] образцу» [19]. Разве это не прямой аналог соответствующего фрагмента текста из Библии? «И создал Бог два светила великие: светило большое, для управления днём, и светило меньшее, для управления ночью, и звёзды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днём и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо» [Быт, 1 – 16 , 17, 18].

Затем бог создал живых существ, чтобы восполнить недостававшее, «чеканя его соответственно природе первообраза». Для каждой области обитания Демиург создаёт соответствующий вид живых существ: «из них первый – небесный род богов, второй – пернатый, плывущий по воздуху род, третий – водный, четвёртый – пеший и сухопутный род». Аналогичный фрагмент из Библии: «И сказал Бог: да произведёт земля душу живую по роду её. Скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так». [Быт, 1 – 24].
Звёзды – это «вечносущие божественные существа», одни неподвижные, другие блуждающие по небосводу, идею звёздных божеств демиург высекает из огня.

Как уже было замечено, Платон искусно переплетает философские рассуждения с мифом. «Чтоб не ослушаться закона», он передаёт семейные предания: «От Геи и Урана родились Океан и Тефия, от этих двух – Форкий, Кронос с Реей и всё их поколение, от Кроноса и Реи – Зевс с Герой и все те, кого мы знаем как их братьев и сестёр, а уже от них – новое потомство». От таких вкраплений рассказ философа приобретает поэтическую живость и красоту.

Остатки смеси, из которой бог создал вселенскую душу, вновь перемешанные и разбавленные, а потому потерявшие прежнюю чистоту,  были использованы для создания человеческих душ. «Он выделил число душ, равное числу звёзд, и распределил их по одной между звёздами» [20].

Новорожденные души переносятся на звёзды, «как на некие колесницы». Затем «он перенёс посев [душ] отчасти на Землю, отчасти на Луну, отчасти на прочие орудия времени» [21]. «Прочие орудия времени» – это другие планеты. Как выясняется из этого процитированного отрывка, Платон задолго до Дж. Бруно возвестил о множественности обитаемых миров. Но, мало этого, если интерпретировать «колесницы звёзд» как кометы, а «посев душ» как заносимые на планеты кометами зародыши живых существ, то придётся признать за Платоном первенство открытия «теории Панспермии», предложенной в 1865 г. немецким учёным Г. Рихтером, которая сегодня подтверждается фактически: и наши, и зарубежные учёные находят в метеоритах следы живых существ.

Сошедшие на планеты души, облечённые в тела, вылепленные из земли (сравним с библейским человеком, которого Бог создал «из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» [Быт, 2 – 7]), начинают свой путь в обличие мужей, так как этот род самый благочестивый. Впоследствии, если человек проживёт свою жизнь неправедно, то в следующей жизни он сменит «свою природу на женскую». Если и дальше он будет творить зло, то переродиться в животное. И так далее. Хотя у души всегда есть возможность вернутся на путь истинный и вернуть себе человеческое обличие.
Реинкарнационные мотивы, как видим, здесь прослеживаются отчётливо и недвусмысленно.

Подстать душе, бог создаёт тело человека – гармоничное и прекрасное. Самая главная его часть, «божественная», «владычествующая над остальными частями», – это голова, «подражая очертаниям Вселенной» она получила совершенную сфероидную форму (от этой гениальной догадки философа всего один шаг до мысли об управляющей функции мозга, правда, этот шаг будет сделан многими веками позже).  Для передвижения созданного тела в пространстве ему были дарованы конечности.

Далее Платон излагает теорию  популярную в античные времена (да и в средневековье) зрительного восприятия. Механизм зрения объясняется истечением из глаз тончайшего эфирного излучения. При этом излагаются свойства камеры-обскура, в которой  изображение оказывается перевёрнутым («если зеркало повернуть в направлении длины лица, почудится, будто человек опрокинут вниз головой» [22]). А ведь действительно, в глазу происходит переворачивание той картинки, которую глаз воспринимает. Известно, что младенцы видят мир перевёрнутым, но, со временем, мозг адаптируется и переворачивает картинку обратно.

Платон воздаёт хвалу зрению: «… в нынешнем нашем рассуждении мы не смогли бы сказать ни единого слова о природе Вселенной, если бы никогда не видели ни звёзд, ни Солнца, ни неба. Поскольку же день и ночь, круговороты месяцев и годов, равноденствия и солнцестояния зримы, глаза открыли нам число, дали понятие о времени и побудили исследовать природу Вселенной, а из этого возникло то, что называется философией и лучше чего не было и не будет подарка смертному от богов» [23].  В самом деле, не будь у человека глаз, он был бы подобен тем слепым мудрецам, которые изучали слона методом ощупывания, и вряд ли  смог бы сказать о мире что-либо толковое. Вряд ли мы смогли бы тогда, слепые, расшифровать тот звёздный «метакод» (термин К. А. Кедрова: «Метакод – это единый код мироздания»   [24]), который предоставляет пытливым глазам ночное небо. А его разгадывают не только учёные, философы, но и поэты. Тут уместно будет вспомнить знаменитую фразу И. Канта из «Критики практического разума»: «Две вещи наполняют душу всегда новым и всё более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это  звёздное небо над головой и моральный закон во мне» [25]. Под этими словами, несомненно, подписались бы и Сократ, и Платон.

Далее Платон ещё раз, более углублённо и развёрнуто, рассуждает о процессе рождения Вселенной. Он повторяет: мир выстраивается демиургом на основе первоначальной идеи из «восприемницы и кормилицы всякого рождения» [26] – материи. Платон сравнивает образец (идею) с отцом, промежуточную природу (материю) с ребёнком, а воспринимающее начало (строящийся мир) с матерью. Такая триада оказывается в морфологическом смысле очень близкой триаде христианского богословия – она аналогична Триединому Богу, где Отец – создающее начало, Дух – идея, а Сын – символ рождающегося мира, соединяющего в себе материальную составляющую (мать Дева Мария) и духовную (Дух Святой).

Затем Платон снова возвращается к важнейшему вопросу о соотношении мнения и ума, мнимого и истинного. Позволю себе пространную цитату, тем более, что она является квинтэссенцией теории идей: «Ум рождается в нас от наставления, а истинное мнение – от убеждения; первый всегда способен отдать себе во всём правильный отчёт, второе – безотчётно; первый не может быть сдвинут с места убеждением, второе подвластно предубеждению; наконец, истинное мнение, как приходится признать, дано любому человеку, ум же достояние богов и лишь малой горстки людей. Если всё это так, приходится признать, во-первых, что есть тождественная идея, нерождённая и негибнущая, ничего не воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, не отданная на попечение мысли. Во-вторых, есть нечто подобное этой идее и носящее то же имя – ощущение, рождённое, вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него исчезающее, и оно воспринимается посредством мнения, соединённого с ощущением. В-третьих, есть ещё один род, а именно пространство: оно вечно, не приемлет разрушения, дарует обитель всему рождающемуся, но само воспринимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключения, и поверить в него почти невозможно. Мы видим его как бы в грёзах и утверждаем, будто этому бытию непременно должно быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небесах, будто бы и не существует. Эти и родственные им понятия мы в сонном забытьи переносим и на непричастную сну природу истинного бытия, а пробудившись, оказываемся не в силах сделать разграничение и молвить истину, а именно что, поскольку образ не в себе самом носит причину собственного рождения, но неизменно являет собою призрак чего-то иного, ему и должно родиться внутри чего-то иного, как бы прилепившись к сущности, или вообще не быть ничем. Между тем на подмогу истинному бытию выступает тот безупречно истинный довод, согласно которому две вещи, доколе они различны, не могут родиться одна в другой как единая и тождественная вещь и одновременно как две.
Итак, согласно моему приговору, краткий вывод таков: есть бытие. Есть пространство и есть возникновение, и эти три [рода] возникли порознь ещё до рождения неба» [27].  Из этой сентенции впоследствии родились и Кант, и Гегель, и кто только не родился.      
Интересно отметить далее, как Платон пророчески прозревает то, что станет прерогативой теории происхождения Солнечной системы: «То, что приводилось в движение, всё время дробилось, и образовавшиеся части неслись в различных направлениях точно так, как это бывает при просеивании зерна и отсеивании мякины (вспомним знаменитое библейское «отделите зёрна от плевел» - С.И.): плотное и тяжёлое ложится в одном месте, рыхлое и лёгкое отлетает в сторону и находит для себя иное пристанище» [28]. 

Это согласуется с распределением элементов периодической системы в составе различных планет.  Действительно, более тяжёлые элементы составляют планеты, ближе расположенные к Солнцу. Это и понятно: в процессе формирования Солнечной системы лёгким элементам легче было преодолевать притяжение звёздного ядра – их в большей степени выносило на окраину. Именно поэтому удалённые от Солнца планеты имеют в основном гелиевый и водородный состав, а ближайшие – более плотные, состоят из более тяжёлых элементов. К примеру, Меркурий (ближайшая к Солнцу планета) имеет самую большую плотность. 

Теперь перейдём к теории Платона, которая утверждает, что тела состоят из треугольников (это следует из дальнейшего рассказа Тимея). Тело огня, по его мнению, составляют равнобедренные треугольники, а все остальные тела (газообразные, жидкие и твёрдые) состоят из прямоугольных треугольников, причём в них «квадрат большей стороны в три раза превышает квадрат меньшей» [29]. В этом взгляде нет ничего удивительного: ведь треугольник – это элементарная фигура, из некоторого количества которых, можно составить любой многогранник, а значит, в принципе любое тело. Кроме того, треугольник символически соотносится с триадами человеческой и вселенской душ.
Земле, то есть твёрдому веществу, Платон приписывает вид куба. В этом есть рациональное зерно – ведь у металлов действительно кубическая кристаллическая решётка. Философ справедливо замечает, что куб, обладая наибольшей устойчивостью, в наибольшей степени пригоден для образования твёрдых тел. Наименьшие и наилегчайшие треугольники образуют огонь (плазму в сегодняшней терминологии), более крупные и тяжелые – воздух, а ещё более массивные – жидкость. Это опять же согласуется с современной молекулярной термодинамической теорией.
Многие наши современники, не продвинувшиеся дальше школьного курса физики, возможно, посмеются над таким «наивным» взглядом Платона, и отдадут пальму первенства в этом вопросе Демократу. Однако в свете последних физических теорий, в частности, теории Струн, которая уже не представляет атомы в виде шариков, платоновские «треугольники» не кажутся такими уж экзотическими.

Затем Платон ставит актуальный и на сегодняшний день вопрос: почему тела не прекращают вечного перемещения и движения? Говоря современным языком, почему при всёвозрастающей энтропии вселенной, всё не возвратится в первоначальное состояние хаоса? Он объясняет это круговращением Вселенной. Вероятно, в этом есть доля истины, ведь в круговом движении присутствует центростремительная сила, придающая объектам кругового движения ускорение, а ускорение – источник непрекращающегося движения. Почему вселенная имеет спин и действительно ли она им обладает? – это уже другой вопрос, наверное, когда-нибудь астрофизика на него ответит.

 А вот, как Платон объясняет присущее воде свойство текучести: «Что касается воды, то она делится прежде всего на два рода: жидкий и плавкий. Первый жидок потому, что содержит в себе исходные тела воды, которые малы и притом имеют разную величину; благодаря своей неоднородности и форме своих очертаний он легко приходит в движение как сам по себе, так и под воздействием иного» [30]. Такое впечатление, что философ просто увидел молекулу воды в микроскоп!

Тут следует сделать отступление и рассказать об открытии структуры воды. Честь открытия строения молекулы воды принадлежит английским учёным Дж. Берналу и Р. Фаулеру (1933 г.). Опираясь на гору фактического материала, но всё же не имея возможности увидеть молекулу воочию, они так же, как и Платон, умозрительно сумели понять какова её форма. Она оказалась похожа на платоновский равнобедренный «треугольник»: к атому кислорода почти под углом 100 градусов «прикреплялись» вытянутыми орбиталями электронов два атома водорода. Такая «треугольная» форма молекул воды и придаёт этой удивительной жидкости её аномальные свойства. Например, вода в твёрдом агрегатном состоянии (лёд) менее плотна, чем в жидком. По этой причине, замерзая, лёд остаётся на поверхности водоёмов, предохраняя их, как плавучее одеяло,  от полного промерзания, что, в свою очередь, спасает живые организмы от гибели. Отдельные молекулы воды действительно самые маленькие из молекул такого рода и они (Платон и тут прав!) «имеют разную величину», дело в том, что водяные молекулы имеют способность собираться в кластеры, в небольшие конгломераты, состоящие из нескольких молекул,  которые имеют свои индивидуальные размеры и пространственные формы. Таким образом, можно сказать, что такие необычные свойства вода получила, воистину, благодаря «неоднородности и форме своих очертаний».

Обжигающие свойства огня философ объясняет малостью его частиц и быстротой их бега. Такого же мнения и термодинамика.
Объяснения тяжести у Платона довольно туманные, ну так и новейшая физика ещё находится в неведении относительно природы гравитации. Она открыла лишь количественные взаимоотношения масс, но почему описывающие эти взаимоотношения формулы таковы, ей пока не понятно. Например, она ещё не может объяснить факта равенства гравитационной и инертной масс, хотя и основывает на этом факте свои теоретические построения (вспомним знаменитый мысленный эксперимент с ускоряющимся лифтом А. Эйнштейна). Как бы то ни было, Платон сводит феномен тяжести к «стремлению каждой вещи к своему роду».  Нам приходится удовлетвориться этим объяснением – другого пока не имеется.

Звук Платон совершенно правильно объясняет воздействием толчков воздуха на уши. От интенсивности и частоты колебаний зависит высота и громкость звука.  Тут всё тривиально. Гораздо любопытнее, как Платоном трактуется цветовое восприятие. Он замечает: «Те частицы, которые несутся от других тел и сталкиваются со зрительным лучом, бывают либо меньше, чем частицы последнего, либо крупнее, либо такой же величины. Те, что имеют такую же величину, неощутимы, и мы называем их прозрачными. Напротив, те, что больше, сжимают зрительный луч, а те, что меньше, расширяют его, и действие их можно сравнить с действием холодного и горячего на нашу плоть, а так же с действием терпкого и обжигающего (или «острого», как мы выражаемся) на наш язык» [31]. Рассуждение интересно не тем, конечно же, что даёт правильное понимание того, как глаз различает цвета, нет. Оно любопытно в том отношении, что сравнивает зрительное восприятие с другими чувствами – тактильным и вкусовыми ощущениями. Такое явление в психологии, когда одно чувство накладывается на другое, называется синэстезия. К примеру, у некоторых людей, определённые звуки вызывают в памяти определённые цвета. Есть даже выражение: слышать цвета. По-видимому, эта явление возможно, в том числе, благодаря волновой природе мозговых процессов: различные волновые процессы в нём могут накладываться друг на друга.

Но вернёмся к рассматриваемому диалогу Платона, который хоть и становится с определённого момента монологом Тимея, но по своей сути остаётся, как, впрочем, и все платоновские тексты, диалогичным.

По поводу двойственной природы души Платон также отмечает, что она получает ещё одну несовершенную смертную часть, в которую вкладываются опасные состояния: «для начала – удовольствие, эту сильнейшую приманку зла, затем страдание, отпугивающее нас от блага, а в придачу двух неразумных советчиц – дерзость и боязнь – и, наконец, гнев, который не внемлет уговорам, и надежду, которая легко внемлет обольщениям»[32]. Представляется вероятным то, что Будда мог читать эти строки, по крайней мере, слышать их устный пересказ, – ведь из них с логической необходимостью можно вывести всё его учение.
При этом, отмечает Платон, благородная часть души была вложена в верхнюю часть туловища, поближе к руководящей голове, а низменную – в брюшную, отделённую от грудной перегородкой.

Любопытна и такая платоновская сентенция: «То, что бог уделил пророческий дар человеческому умопомрачению, может быть бесспорно доказано: никто, находясь в своём уме, не бывает причастен боговдохновенному и истинному пророчеству, но лишь тогда, когда мыслительная способность связана сном, недугом либо каким бы то ни было приступом одержимости» [33]. В самом деле, в том, что мозг способен к прозрениям в пограничных состояниях, нет ничего удивительного: в этих состояниях мозг работает на пределе своих возможностей, кроме того, этому сопутствует почти полное отключение формальной логики, которая мешает иногда принять нетривиальное решение. Что касается сна, то, по моему мнению, именно во сне в мозгу образуются новые нейронные связи, поэтому, во сне часто совершаются новые открытия (вспомним открытие Д. И. Менделеева).

Далее Платон рассуждает об физиологических особенностях человека, которые уже не так интересны.

Как бы подводя итог всему сказанному платоновский Тимей заключает диалог словами: «восприняв в себя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, объемлющим всё видимое, чувственным богом, образом бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, единым и однородным небом» [34].

2 в. Космологические моменты из диалога «Федон»

Нам осталось рассмотреть космос «Федона», который не так обширен и разработан, как тимеевский. Но всё же, следует и о нём сказать несколько слов.

Здесь уже проводником космологических идей является Сократ. Сократ, впрочем, тоже без фанатичного убеждения в собственной правоте, описывает небесное устройство. Он склоняется к тому, что Земля кругла, что находится она посредине неба, что она не нуждается ни в воздушной подушке, ни в какой либо другой удерживающей её силе. Ведь она находится в равновесии, в центре «однородного вместилища», и поэтому не может отклониться в ту или другую сторону.

Земля представляется ему очень большой: «мы теснимся вокруг нашего моря, словно муравьи или лягушки вокруг болота, и многие другие народы живут во многих иных местах, сходных с нашим» [35]. На Земле есть ещё множество «впадин» – морей и водоёмов, куда стекаются осадки в «виде тумана, воды и воздуха.  Но сама Земля покоится чистая в чистом небе со звёздами – большинство рассуждающих об этом обычно называют это небо эфиром» [там же].

Мы живём во впадине, с сожалением говорит Сократ, и «по слабости своей и медлительности» не можем выбраться из неё, «достигнуть крайнего рубежа воздуха. Но если бы кто-нибудь всё-таки добрался до края или же сделался крылатым и взлетел ввысь, то, словно рыбы здесь, у нас, которые высовывают головы из моря и видят этот наш мир, так же и он, поднявши голову, увидел бы тамошний мир. И если бы по природе своей он был бы способен вынести это зрелище, он узнал бы, что впервые видит истинное небо, истинный свет и истинную Землю» [36]. Из этого пассажа мы узнаём, что Платон вполне справедливо считал воздушный океан конечным, что, кстати, в античные времена было далеко не очевидным, что тот небесный мир по своей красоте ни в какое сравнение не идёт с земным миром. Действительно, у космонавтов, вырвавшихся из плена земного тяготения, и несущихся по орбите в космической станции, просто дух захватывает от той грандиозной картины, которая открывается их взору: голубой шар Земли и рассыпанный по чёрному небу сонм бриллиантовых звёзд.

«Земля, если взглянуть на неё сверху, похожа на мяч, сшитый из двенадцати кусков кожи и пёстро расписанный разными цветами» [37]. Сократ пересказывает миф о «верхней» земле, располагающейся под самыми небесами, – мифологической, о которой повествует Гомер. Люди, живущие там, никогда не болеют и живут дольше тех, что обитают во «впадине».
«И зрением, и слухом, и разумом, и всем остальным они отличаются от нас настолько же, насколько воздух отличен чистотою от воды или эфир – от воздуха. Есть у них и храмы, и священные рощи богов, и боги действительно обитают в этих святилищах и через знамения, вещания, видения общаются с людьми. И люди видят Солнце и Луну, и звёзды такими, каковы они на самом деле. И спутник всего этого – полное блаженство» [38]. Сократ пересказывает предание об обетованной земле для того, чтобы показать, какая блаженная жизнь ждёт бессмертную душу, если при земной жизни она была украшена добродетелями: воздержанностью, справедливостью и мужеством. В противном случае душу ожидает нисхождение в Тартар, где её ожидают муки и страдания.

Таким образом, Платон хочет сказать о том, что окружающая унылая и тусклая жизнь – это ещё не вся действительность, что существуют другие миры, более прекрасные и справедливые. Истина – там, говорит философ, и он живёт надеждой когда-нибудь попасть в этот блистающий мир.


Заключение

Характеризуя диалог «Тимей» Б. Рассел замечает: «Этот диалог в целом (…) заслуживает изучения, поскольку он оказал большое влияние на древнюю и средневековую мысль» [39]. Действительно, долгое время этот диалог был единственным платоновским диалогом, известным на Западе. Наверное,  не случайно именно его выбрал Цицерон для перевода на латинский язык, что и обусловило популярность «Тимея» у западного читателя. Космологические и космогонические проблемы – это то, что всегда волновало не только философов, но и многих обычных людей.

Идея сотворения мира из четырёх элементов владела умами вплоть до эпохи Возрождения. А мысль о том, что мир сотворён из хаоса является и на сегодняшний день плодотворной, она разрабатывается во многих современных научных теориях например, уже упоминавшаяся ранее теория диссипативных структур И.Р. Пригожина, а также теория суперструн, которая в каком-то смысле может быть сравнима с платоновской теорией треугольников. Вот как отзывается о перспективах теории струн уже цитируемый выше физик Брайан Грин: «теория струн уже рисует новую замечательную картину того, как работает Вселенная, однако остаются значительные препятствия и слабые места, которые, без сомнения, станут объектом основного внимания теоретиков XXI в.» Грин верит в могущество данной теории и надеется что на её основе будет построена «Теория всего»; теория, объединяющая все известные в природе силы. Теория о построении вещного космоса из треугольников не так наивна, как может показаться на наш, вооружённый электронными микроскопами взгляд, во всяком случае, в ней заложен больший потенциал, чем, например, в учении пифагорейцев о том, что в основании вещей заложены абстрактные числа. Теория треугольников ещё до конца не осмыслена и ждёт своих исследователей и интерпретаторов.
Ещё хотелось бы обратить внимание вот на какой момент. Современные физические теории, описывающие микромир и макромир, продолжают находиться в состоянии конфронтации друг к другу. Физикам никак не удаётся примирить их.  Вот что замечает по этому поводу М. П. Хван, предпринявший грандиозную попытку философского осмысления современной физической картины мира в своей книге «Неистовая Вселенная»: «Главным конфликтом, создающим глубокий кризис в современной теоретической физике, является противоречие (антагонизм) между ОТО Эйнштейна и квантовой теорией поля: ОТО Эйнштейна как классическая теория неизбежно приводит во вращающейся чёрной дыре к сингулярности как бесконечности плотности материи и искривления внутрь пространства-времени» [40]. По сути это тот же конфликт, который пытались разрешить античные философы: проблема соотношения «многого» и «одного», «Единого» и «иного». Решая эту проблему, философы пошли путём диалектики и добились на этом пути неплохих результатов. Думаю, что физикам стоило бы взять на вооружение опыт философов. Кстати, «физикам» уже не раз помогали «лирики», достаточно вспомнить пример А. Эйнштейна, который определённо говорил: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!» 
Конечно, нужно признать, что представление о Земле как центре вселенной надолго затормозило развитие астрономии, хотя в этом в большей степени повинен Аристотель, и даже не столько сам Стагирит, сколько его средневековые  последователи-апологеты.

В заключении, хотелось бы ещё раз выразить искреннее восхищение гением великого философа. Читая Платона  иной раз диву даёшься – насколько близко он оказывается от истины. Его прозорливость действительно потрясает, эта способность Платона, пожалуй, могла бы являться косвенным доказательством того, что его эйдосы действительно существуют – порой кажется, что он просто протягивает руку и достаёт очередную идею из им же созданного запредельного мира идеальных сущностей.   


Игла мглы


сонмы лет/ящих галактик -
свет/ящихся мотыльков
с/пир/альных шаро/образ/ных
вырвавшихся из око/в
к/око/на с/ин/гул/яр/ности

сонмы вер/блюдо/в-вселенных
выше/дших из ушка
игольного в бес/конечность
гор/бов образ/ующих Ка
меру-обску/Ра коллапса

сонмы танцующих Будд
на кончике той иглы
что про/Шива/ет прос/транс/тво
и время рождая миры
из кругА/вер/ти ха/оса

сон мы сон мы сон мЫ

Сергей Ив. 2010 г.

Источники:

Платон, Сочинение в четырёх томах. Под общ. Ред. А.ф, Лосева и В.С. Асмуса; Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2006.- 632с., т. 2, 131а-е.
Библия, Российское Библейское Общество, Москва, 2005.

Список привлечённой литературы:

1. Рассел Бертран, История западной философии. Ростов н/Д: «Феникс», 2002. – 992с., стр. 132.
2. ЛД. СвV, стр. 222
3. "Эволюция понятия науки (становление и развитие первых научных программ). - М.: Наука, 1980.
4. Платон, Сочинение в четырёх томах. Под общ. Ред. А.ф, Лосева и В.С. Асмуса; Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2006.- 632с., т. 2, 131а-е
5. Там же, 3т, ч.1, стр.379
6. Там же, т.3,ч.1, стр.465
7. Там же, 3 т., ч. 1, стр. 484
8. Лосев А.Ф., Критика платонизма у Аристотеля. – М.: Академический Проект, 2022. – 251с.,  стр. 48
9. Сочинение в четырёх томах. Т1/под общ. Ред. А.ф, Лосева и В.С. Асмуса; Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2006.- 632с.,т. 3, ч. 1, стр. 344
10. Там же, т. 3, ч. 1, 518d
11. Там же, т. 3, ч.1, стр. 488
12. Лосев А.Ф.. История античной эстетики (в 8 томах). – М.: Фолио, 2000.
13. Стивен Хокинг, Краткая история времени: От Большого Взрыва до чёрных дыр. - СПб.: Амфора, 2008.
14. Грин Брайан, Элегантная Вселенная. Суперструны, скрытые размерности и поиски окончательной теории: Пер. с англ. /  Под ред. В. О. Малышенко. Изд. 3-е, испр. – М.: КомКнига, 2007. – 288 с., стр. 237.
15. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986.
16. Дэвид Бом, специальная теория относительности. Пер. с англ. / Под ред. А. З. Петрова; Изд-во «Мир», 1967, стр. 10.
17. Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука, М., 1927.
18. Там Сочинение в четырёх томах. Под общ. Ред. А.ф, Лосева и В.С. Асмуса; Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2006, т. 3, ч. 1, стр. 712.
19. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 518
20. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 523.
21. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 524.
22. Там же, т. 3, ч 1, стр. 529
23. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 530
24. Кедров К. А., метакод. – М.: ООО «АиФ Принт», 2005. – 574 с. (Серия «Кто мы?»)., стр. 559.
25. Кант, Сочинения в шести томах, М., 1965, т. 4, ч. 1, стр. 499.
26. Сочинение в четырёх томах. Под общ. ред. А. Ф. Лосева и В. С. Асмуса; Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2006. т 3, ч. 1, стр. 532.
27. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 536.
28. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 537
29. Там же, т. 3, ч. 1. стр. 539.
30. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 545
31. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 557.
32. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 559
33. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 562.
34. Там же, т. 3, ч. 1, стр. 587.
35. Там же, т. 2,  стр. 85
36. Там же, т. 2, стр. 86
37. Там же, т. 2, стр. 86.
38. Там же, т. 2, стр. 87.
39. Рассел Бертран, История западной философии. Ростов н/Д: «Феникс», 2002. – 992 с., стр. 181