Любимый город

Я буду строчкой каждый день и час,
я буду город воспевать любимый,
я буду светом озарять любимых,
я буду рифмой украшать фасад.
Я танцем  стану воздвигать мосты,
я песней буду поднимать их к небу,
и птицам буду чернозёмным хлебом,
и люди станут птицами строфы…


*

А дождь ударил и наддых, 
явив знакомую фактуру -
холодный профиль мостовых
и не иначе бил он сдуру, 
как будто пьяный пианист
решил поссориться с этюдом,
хрустальный звук каким-то чудом
на удивленье сохранив...


*

И засмеялся, увидав его,
и опустился камнем на колени…
Такой был вождь, таким остался Ленин -
мальчишкой  краснощёким с козырьком.
И собирал с ним травы и цветы,
и светлячками освещал дорогу
туда, где видел собственную рожу
и памятник разрушенный мечты…

*

Город-колокол, город-храм
с задубевшей от холода кожею
с приусадебным полем и там -
город-нищий с дырявою ношею,
спотыкаясь, бредёт по домам,
в адресах-перевёртышах путаясь,
и струится вода по усам
огородного города-пугала…

 
*

Мне этот город кажется таким
немного странным, чуточку тревожным,
в том смысле, что становишься другим,
объевшись пылью, облаком дорожным.
При всём при этом город не простой,
страдает тайной манией величья,
и все, кто в нём находятся, двуличны,
а кто уехал, говорят «отлично»
и волос рвут на голове седой.


*

Любимый город… а другого нету.
Другой любимый город не построен,
ещё на карте точкой не отмечен,
и нет названий для любимых улиц,
и улиц нет, и нет такого снега,
который бы лежал и наслаждался,
когда его берут к себе на руки,
а он, негодник, плачет постоянно…


*

И во дворе скрипичный плакал ключ,
и на стене намокшие картины
спасали краску, и упавший луч
оторопело падал на гардины…
Но не спасли живое полотно,
и кровь стекала по набухшим венам,
и музыкант, отправившийся в Вену,
так и остался вздувшимся пятном,
и музыку размазало по стенам…


*

Любимый город, но и не любимый
в дни постоянной, учащенной боли.
Глаза закатишь и увидишь солнце…
Откроешь и рассматриваешь место,
которое отсутствует на карте,
но каждый раз заходишь в этот офис,
и каждый раз к тебе идёт чиновник,
и просит предъявить российский паспорт,
а ты ему ни слова, ни полслова…

 
*

Пусть флюгера наматывают нить,
пусть голуби, вспорхнув с седых катушек,
увидят площадь тысячи кормушек,.
увидят речку миллионов рыб.
Пускай бездомный обретёт жильё,
пускай поэты насладятся строчкой
такой, что город выкрикнет «моё»
и свой костюм, чугунное  литьё,
наденет вместе с солнечной сорочкой…



*

Удаляю и удаляюсь.
Приближаю и приближаюсь
к точке смысла и к линии жизни,
к переходу многомерного мира
в единичный, распластанный город,
где живёт одинокая птица.
Вот и мусорка с вкусной начинкой.
Вот и Бог на стоянке, в машине...


*

Тёмный город и карта битая.
Не понятно почём и что
за душою его закрытою
полнокровный течёт поток,
что не видно царапин. Улицы
в напряженном молчаньи спят,
только чёрт, перебрав распутицы,
на фонарном столбе распят.


*

Увидеть город и заплакать
и зарыдать во все отверстья
и не дождаться той зарплаты
что Бог даёт по нашей вере
и уронить в стакатто ливня
уже не нужный зонт досады
за то что я здесь третий лишний
и мне хозяева не рады...


*

А город спал который день,
рекой затянутый по пояс,
и все ходили по воде,
как на Пришествие святое,   
и нечисть обретала плоть
в предверьи праздничного залпа, 
когда увидела не флот, 
но то, что от него осталось... 


*

Уснувший город не проснётся, 
а так и будет у воды
разглядывать бордовый дым
от загоревшегося солнца, 
почувствовав горящей кожей
заасфальтированных дыр
желание земной коры
до основанья уничтожить...   


*

Как это больно, вздорно, странно
писать, писать, опять писать
и, описав, не дописать
своё желание остаться
на год, на день,
считая вечность,
в том городе, где только грусть
по потерявшимся вещам,
по заблудившимся в нём душам...


*

Вор подворотен
и грабитель всех обитель,
лукавый сумрак уличных кафе,
опасный шут, а проще – небожитель,
устроивший нам аутодафе.
Магистр ратуш куполов злачёных,
преступник прессы жёлтой иль такой,
что каждый житель знает, что строкой
убить возможно даже посвящённых
и полюбить красавицу с косой…
 

*

А вроде мелкий городишко,
хоть есть свой модный небоскрёб, 
и тут, и там ползёт людишко,
ругая выросший сугроб, 
и все знакомы, хоть не знают, 
как им друг друга величать, 
но можно клюквенного чая
с домашней пиццей заказать.
И снова кто-то просит соли
и сигарету прикурить...
А где-то мелкий мегаполис
на карте звёздочкой горит.      


*

А вот и лето. Улица в пуху,
собаки лают и кругом прохожие,
уже от солнца яркого похожие,
им оставляют всякую труху
съедобную из косточек и жил.
Поэт в футболке с музою сношается
и видно по нему, что получается,
и видно по стихам, что старожил.


*

Мне этот город вроде бы никак:
не по карману и не по масштабу.
Мне в нём не спится или спится так,
что задыхаюсь от заклятия и тАбу,
и снятся только каменные львы,
и снятся только каменные дети,
и сердце вроде острой тетивы
стреляет точно в яблочко планеты…
 
*

Дождь прекратится только если дождь,
поддавшись силе грозных убеждений,
увязнет в море, в смысле отношений,
покинет небо, как случайный гость,
который помнит: здесь когда-то был,
но не способен изменить маршрута,
хоть все устали уповать на чудо,
хоть дождь устал смывать земную пыль…


*

А дождь устал и перестал.
А дождь, подумав, снова стал
своей делиться подноготной.
И что с того, что капли нотной
болезнью здесь поражены,
ведь там, на небе, не видны
ни капли нотные, ни птицы,
ни тела старые страницы,
ни душ врожденные листы...

 
*

Мосты-мосты и сами как мосты,
и все дороги только мостовые,
и пояса на сердце часовые
вдоль линии изрезанной судьбы.
И если мост соединяет нас,
два берега, хоть левый или правый,
я буду частью этой переправы,
я буду строчкой каждый день и час…



*