Все живое к свету тянется

Нелегкой была судьба у Сероба.
Родителей не стало в один год: отец погиб на фронте, а мать умерла от  удара  молнии.
Остался семилетний Сероб  один, на попечении односельчан.
Выжил он, претерпевая множество лишений.
В школу пошел, но выучился всего один год. Для того, чтобы учиться дальше, не хватало ни времени, ни желания.  Он пас стадо коров односельчан, чтобы  не просить подаяние, а заработать.
Выучив буквы родного  языка, он стал много читать.  Выпрашивал любые книги у односельчан и  читал-читал…

Эта его любовь к чтению  стала объектом насмешек:
- Зачем так много читаешь, Сероб, книги – не кормят?!
- Не понимаете вы! Именно книги кормят!

И цитировал  пророческое строки  армянского поэта Аветика Исаакяна:
«Я вам говорю:  придет  духовный голод.
И в изобилии еды – будете искать иную пищу!»

С некоторых пор он стал сам себе философом. 
Обратил внимание, что высказывание «знание – свет» применимо не только как   крылатого слово, но и буквально, а именно:
К свету тянется все живое! Начиная от травинки и заканчивая планетами, которых удерживает своим притяжением, (а значит – тянутся), наше Светило.
Сероб заметил еще, что сам он  стал плохо чувствовать в собственном доме, где мало света.
Открыл  два  новых окна,  чтобы  свет больше проникал в дом.

Проходили года. Сероб не женился. Не потому что, не нравилась никто, а потому, что со своей любовью к чтению стал слыть юродивым и никто не собирался выдавать за него  дочь.

Смирился Сероб со своим одиночеством, и опять… пас скотину и читал.

- Учение - свет! – говорил всегда. Как же вы любите во тьме жить!
- И что тебе дает твой свет? Что ты добавил от света того? – был ответом ему.

Прошло время.
Сероб состарился и  не мог пасти скотину.  Зрение ослабло - читать не мог.
 
Теперь он ходил к односельчанам и «развлекал» их своим «светом»: рассказывал им то, что накопил  в памяти за все годы.
Часами рассказывал. А, ведь, слушали.  Потом он ужинал у кого-нибудь из соседей и удовлетворенный, даже счастливый, что  «просвещает» односельчан, возвращался в свою лачугу и засыпал сном младенца.

Однажды утром он проснулся и решил побриться.
Приготовил опасную бритву, оставшуюся еще от отца, нашел осколок зеркала, закрепил на заборе,  размазал по бороде хозяйственное мыло и начал бриться.
В одном месте, на подбородке, бритва «затормозила».  Сероб обошел это место, чтобы вернуться к нему позже.
В этом месте оказался прыщ.
Сероб  надел очки, у которых вместо дуги – была резинка, внимательно рассмотрел прыщ и понял, что волос под прыщем и почему-то он врос вовнутрь.

- Странно,  - подумал Сероб. Моя теория о том, что все живое тянется к свету, дает трещину. Волос, ведь по сути, тоже живой организм, почему же он не вылезает из кожи наружу, к свету?
"Может, потому, что внутри у меня больше света?" – пошутил он сам с собой.

…А прыщ на подбородке увеличивался и багровел…
- Сероб, у тебя, что, зуб разболелся? Давай поведем тебя к стамотологу.
- Нет, - смеялся Сероб, - где зубы-то, чтобы болели?  Это моя теория дала трещину…
- Какая теория? – недоумевали соседи, потом махали рукой и уходили, - Что взять с Сероба-юродивого?

А  «трещина в теории» приобретала угрожающие размеры.
Скоро, все лицо у Сероба стало одним большим прыщем, но не нарывало.

Он уже не мог выходить из дома.  Соседи  поочередно  навещали и приносили еду.
- Сероб, так не годится! Ты сам на себя не похож! Давай, отвезем тебя к хирургу!
- Эй, нет! – сквозь боль улыбался Сероб, - здесь только два варианта: либо во мне больше света, чем во всей деревни, либо волос мертв.
Соседи ничего не понимали от его «юродивых» высказываний. В недоумении уходили.  Может, чтение  книг постепенно и незаметно  способствовало выживанию из ума?
Вечером того дня нарыв на лице Сероба прорвался.
Сероб не видел этого, но почувствовал.
- Все живое тянется к свету, - вздохнул Сероб и скончался…