Последний Человек Первого Города

Чай медленно остывал, еле уловимый пар возвышался к стеклянному потолку, проходя сквозь него в бездну неба. Рядом пролетел грави-мобиль, в двух метрах от того места, где сидел Джеймс. Старик выругался, чуть не пролив законсервированное в банку синтетическое мясо. Он ненавидел стеклянные дома, тем более на такой высоте. Но это был выбор его сына, и, будучи в гостях у него, Джеймс не мог ничего поделать. Электронная газета слишком быстро переворачивалась, не давая вчитаться в подробности. Хотя, все было и так понятно. Китай захватывал все новые территории, во Франции продолжались бунты, Америка погрязла в кризисе. Ничего не менялось, даже роботы, принимающие политические решения, казалось, будто устали. Они будто начали циклическую процедуру, которая будет продолжаться вечно. За последние тридцать лет наука так шагнула вперед, своими шагами топча всю мораль общества, что все другие ветви развития прекратились. Осталась разве что архитектура, и развлекательные центры. В остальном мир был глух и слеп. Уже не писались книги, уже не создавались картины. Существовало кино, но в нем не было живых актеров.
Джеймс ненавидел этот мир. Он помнил его еще таким, каким он был когда-то. До времени этой тотальной автоматизации человечества. Пакетики чая, которые он, вместе с остальной нормальной едой припас за год до перехода на “современное» питание, заканчивались, и ему становилось грустно от этого. Все меньше частичек оставалась от прошлого, настоящего мира. С живыми птицами, не обработанными чистыми озерами, зелеными лесами. Этого всего уже не было, вокруг царила только электроника. «Живые уголки» оставались, но они только больше нагоняли тоску. То, что было нормой – стало чем-то диковинным, странным. Дети, которые получали все знаниями ночами, во сне, при помощи специальных программ, никогда не видели диких животных. Разве что на плазменных экранах, меняющих свой размер и даже делающих объемные голограммы. Но попытка прикоснуться к трепетной лани в твоей стеклянной комнате была безуспешной – рука проходило сквозь нарисованную лань, не чувствуя никакой преграды.
Старик грустил. Не было дня, когда он был в хорошем настроении. Дети списывали это на возраст – Джеймс принципиально не хотел идти на процедуру омолаживания, и хотел поскорее умереть в достойном возрасте. Возраст свыше обычного он считал недостойным. Но обычный в это время ограничивался 70-ю годами максимум, и его время подходило. Очищенный воздух все равно не мог быть идеальным без натуральной природы, хотя современные технологии стерилизовали все, что только могли. А могли они абсолютно все…
Холодный чай покоился на столике, мимо пролетел еще один грави-мобиль. Стеклянные квартиры были новинкой, которой мало кто пользовался, но все же они имели спрос. Принцип был очень прост – видно было только то, что происходит снаружи, но не то, что происходит внутри. Снаружи это были либо стандартно-серые кирпичные постройки, либо матовое цветное стекло.
На радио вел свою размеренную речь электронный диктор. Его монотонные механические слова приелись всем, и уже никто не удивлялся, если порой он начинался сбиваться и повторять одно и то же. При всей красоте электронного мира, он все еще не был идеально отработан. Спокойный голос усыплял, стимулировал к работе, заставлял думать, заставлял скучать, заставлял… Это походило на старый гипноз, только в более слабой форме. Радио скатилось на очень низкий уровень популярности, мало кому хватало только слышать. Глаза людей требовали зрелища, потребность в новизне и роскоши увеличивалась в геометрической прогрессии. Чем больше им давали – тем больше они желали получить. Слухи о полетах человека по воздуху без каких-то дополнительных средств, встраиваемое расширение чипов для прохождения сквозь стены, безопасная и бесплатная телепортация – такого было много. И роботы давали людям то, что они хотели. С каждым годом вводилось все больше инноваций. И все больше роботов выходило с круглосуточно работающих заводов. Они создавали сами себя, бесконечными партиями, для самых разных целей. Предусмотрев все знаменитые идеи восстания искусственного интеллекта, люди исхитрились, и полностью исключили возможность какого-то нежелательного сбоя. Но они забыли, что главное опасностью для человека является деградация, а не война. И эта деградация медленно, но уверенно наступала, как лавина, которую уже не остановить. Мало кто выходил из своего дома каждый день – в этом не было необходимости. Все необходимое им транспортировалось на дом – абсолютно бесплатно. Больше не требовалось платить людям за работу, материалы синтезировались из пустоты – никакие деньги не требовались. Люди ездили в гости, в музеи, театры, аэропорты. Но никак не на работу и учебу. Знания – дома, работа – в ней не было больше смысла. Поэтому знания давались только общие, т.к. исчезли все специализации.
Конечно, Джеймс был не одинок в своих убеждениях. Во многих городах была некая община, которую современные люди язвительно называли Обществом Упадка. Разве что в этом городе не было такого Общества, этот технологический центр полностью выжил из себя поклонников старины. Но Джеймс и не входил бы в такую общину, в этом все равно не было смысла. Читать старые желтые газеты, пить настоящий чай, и включать старый обычный телевизор? Он мог все это делать в одиночестве у себя дома. Жил он практически на земле, на 14 этаже дома «старого образца», которых был сделан еще из настоящих кирпичей, и, судя по всему, настоящими людьми. Старик считал, что потерял сына – это был не тот человек, которого он когда-то растил для настоящего, светлого будущего своей страны. Дик успел бесплатно получить эту «стеклянную» квартиру, в то время, когда они только начали появляться, и был этим очень доволен. Ему нравилось смотреть, как за завтраком мимо него беззвучно пролетали эти чертовы аппараты, как внизу, где-то очень далеко, копались люди и роботы. Роботы всегда передвигались пешком. Их было так много, что им не надо было передвигаться по всему городу, чтоб сделать свое очередное необходимое дело – они просто перепоручали его другим, тем, кто ближе к объекту. И уже они шли чинить, оборудовать, улучшать, создавать, придумывать. Готовить, стирать, гладить – уничтожать, разрушать, убивать. Да, суд так же был автоматизирован. Никто не говорил, что он всегда был оправдан – но он всегда исполнялся точно по закону, иначе быть не могло. Роботы не имели эмоций, не умели брать взятки – они знали только закон, который для них придумал человек, и который был доработан самими роботами, учитывая все пожелания и последующую редакцию. Полностью доверять машинам люди не могли, и все-таки старались контролировать их работу. Зачастую это и были члены Общества Упадка, которым было не все равно на то, как протекает жизнь вокруг них.
Вечером Джеймс должен был уехать домой. Собственно, он приезжал с одной лишь целью, последний раз попытаться образумить сына. Но это было бесполезно, Дик упорно отказывался слушать то, о чем ему говорил отец. Буду уже взрослым, он видел, как эта машина неизбежности только начинала раскручиваться. И поэтому старик, думая, что Дику есть с чем сравнивать, все-таки поймет, что эта электронная жизнь не является настоящей. Но Дик только пожимал плечами, объясняя, что современное общество – идеальное. Нет бедности, нет страха, нет боли. Все стало так, как должно быть.
Наступил вечер. Багровый закат загорелся над сверкающим металлом городом. В небе летали гравии-машины, играли красками стекла, отражая мир, который так не любил Джеймс. Он спустился вниз, чтоб сесть на обычный старый транспорт – он ходил по расписанию, и был предназначен для любителей старых традиций. Так же им пользовалась и молодежь, когда хотела попробовать что-то новое. Для них это было нечто странное, непонятно, неудобное, но при том очень забавное. Колеса автобуса медленно закрутились, набирая обороты. Дороги были пустыми, лишь изредка одинокие автобусы проезжали навстречу. Старик сидел в пустой едущей коробке на колесах и смотрел в окно. Последний чай он оставил сыну, уже отчаявшись что-то доказать. Пусть он будет для него символом памяти. Все равно он предпочтет консервированные жидкие продукты.
Робот-водитель подвез старика прям к дому, большому серому исполину, который теперь казался так мал по сравнению со своими новыми «соседями». Со скрипом открылась старая дверь, и не менее старый лифт открыл Джеймсу свои двери. В этой маленькой кабинке Джеймс, пожалуй, чувствовал себя лучше всего. Только она полностью была старой, такой, какие были в давние времена. Даже его квартира, несмотря на старые пожелтевшие обои и такие же занавески, не могла похвастаться такой атмосферностью, как этот маленький лифт.
Зайдя в пустую квартиру, старик подошел к окну. За его спиной стояло деревянное кресло, раритетный толстый телевизор, разваливающаяся старая «армейская» кровать, и небольшой шкафчик для газет и книг. Это все, что находилось в маленькой комнате. Это был его собственный, маленький мир, в котором он жил последние двадцать лет, отказываясь смиряться с нынешней, новой культурой. Точнее, с ее полным отсутствием.
За окном летали грави-машины, плавно двигались роботы, работая на благо всего человечества. Бесконечные небоскребы смотрели высоко в небо, уходя вершинами в облака. Человечество создало роботов, роботы создали новое общество. И мало кто уже понимал на самом деле, кто для кого живет. И в этом городе это понимал только он. Одинокий старик Джеймс, последний настоящий человек первого не настоящего города.