Еретик

Седой Инквизитор устало
Спускался в отравленный мрак,
Куда недостоин спустится и злейший ваш враг.
В застенках расколотой церкви,
Где Дьявол завистливо сник,
В агонии жёг свою жизнь чуть живой Еретик.

Его ослепляли углями,
Старались бить, жечь и колоть.
Искусно терзали металлом отступника плоть.
Хрустели в орудиях кости
И сталь выжигала клеймо.
«Зачем, Еретик, отказался надеть ты ярмо?

Твоё преступленье пред Богом
Закрытое дело. Сейчас
Не больше чем повод с тобой говорить ещё раз.
Слепец, неужели не видишь
К чему привела тебя страсть?
Молитвой прощенья проси, в этом Бога лишь власть!»

Ответ получил он не сразу.
Так взглядом слепым Еретик
Взглянул на монаха, явив неприглядный свой лик.
«Слепец ты по праву рожденья,
Сровнял нас с тобою палач.
И в эту секунду я слышал небес тихий глас.

Я видел деяния Бога
В глуши и среди городов.
Ни грамма души!»- был ответ на воззванье таков.
И, словно бы в опроверженье
Монаха напыщенных слов,
Он лязг породил в спящем теле железных оков.

«Когда умирают младенцы
В холодных руках матерей,
И в этом исходе их выбор невольный верней.
Когда подыхают годами
В канавах… О, нет, не секрет
Что в мире больном Всепрощения Господа нет!»

Седой Инквизитор устало
Отмерил незримую нить.
«Лишь день тебе, падаль, осталось на свете прожить.
И завтра, с рассвета лучами,
Умрёт богомерзкая тварь.
Огонь твою душу отчистит, проклятый бунтарь».

***

Он не умолял о пощаде,
Он просто шагал на костёр.
В уме повторял раз за разом вчерашний он спор.
К столбу прислонившись смиренно
И слыша треск сучьев сырых
Смирился с концом своей жизни, вздохнул и затих.

А пламя тем временем ело,
Жрало мелкий хворост у ног.
Подобной кончины и ждал он. Известен итог
Для тех, кто не хочет забыться,
Для тех, кто не хочет уснуть.
Последнее слово «свободен» промолвил, и в путь!

Голодное пламя дорвалось,
И мысли безвольно сплелись.
Закатное солнце звало душу грешную ввысь.
И где-то на краешке жизни,
Искрясь, задыхаясь, горя,
Мелькнула в сознании мысль: «Я погибну не зря».

Огонь, став игривой собакой,
Лизнул исступлённо лицо,
И стал палачам не внезапным, но всё же концом.
Закатное солнце устало
Скатилось за стену котла
В котором измученный город сгорел уж дотла.