Роберт Хилльер Стихотворения разных лет-6

Роберт Силлимэн Хилльер   Эпитафия
(Перевод с английского).

Здесь у тихой воды
под спокойным Светилом,
Фрема помнит,
как восстал после гибели
Бог солнцеликий
в прогоревшем кострище.
               
Она мечтает
в сонме бесчисленных душ,
упокоенных тьмой,
грезит, услышав юных,
что Принц у её могилы
взывает к своей Принцессе.

Вариант.
Над светлым прудом,
прозрачным до донца,
для Фремы отрада,
когда с торжеством
возвращается Солнце
из чёрного Ада.

И грезится Фреме
в темнице постылой,
в безвыходном месте,
что в это же время
Жених её милый
взывает к невесте.

               
Robert HillyerEPITAPH

Here by this quiet pool,
Under the quiet sun,
Frema remembers
How rose the beautiful
Lord from oblivion,
Flame from the embers.

She dreams in light among
Legions of mortals whom
Darkness convinces ;
Dreams, till she hear the young
Prince by her lonely tomb
Calling his Princess.

"The Lyric", 1923, Robert Hillyer


Роберт Силлимэн Хилльер  Скерцо
(Перевод с английского).

Цветочница поёт дорогой с луга,
идёт с поклажей улицей села.
В её корзине всё, что набрала:
фиалки, лилии, купавки.
Походка грациозна и упруга.
Лучи зари сверкают на щеках
и на ножных браслетах. Те звенят
и бубенцы позвякивают тоже -
звучней малиновки, нежнее  славки.

Проснулся ветер, заигрался в лентах и в шнурках.
Как перья райских птиц, пестрит её наряд,
и ветер рад, спросонья, ратрясти её лохмотья.
Все песни и лучи зари слились в единой дрожи
со свистом птиц в ветвях зелёных ив.

Проснулся кучерявый пастушонок, уловив
девичье пенье.
Привстав с травы, смеясь, он корчит рожи.
Она в ответ глядит ничуть не строже -
смеётся без смущенья.

* * *

Ах, ветер, ветер !  В Императорских садах
привык ты к шуткам и к любым премудрым фразам,
ты обонял куренья и благоуханья.
Ах, ветер, ветер !  В разных городах
набрал ты слов-убийц и слов, бодрящих разум
и дух людей среди страданья.
Сбрось прежний груз, серьёзный груз и груз утех.
Развей причёску распевающей девицы.
Сбрось груз, и подхвати её весёлый смех.
Пусть смех цветочницы звенит по всей стране !
Распахнуто окно. В него, сюда, ко мне,
сама Весна струится !

Robert Hillyer SCHERZO

The flower-girl, singing, comes up from the river,
Up through the field to the street of the village,
Bringing her basket heaped high with the pillage
Of riverside violet, lily, and rush.
The rays of the morning flicker and quiver
Warm on her arms and her glistening face,
And twinkle on anklets that jangle together
With tinkle of bells and melodious jingle
As gay as a robin and clear as a thrush.

The wind is awake with her, fingering ribbons and lace
That flutter in tatters, bright like a paradise feather ;
The wind is awake with her up from the river so early
With songs that are part of the sunrise and mingle
With the singing of birds in the willow.

The herdboy has lifted his curly head from the pillow
Of grass at her singing,
And bows to her mockingly, make a grimace,
And laughs to the laughter that ripples her face
Till the hillside is ringing.
* * * *
Wind, wind, all night through the Emperor's gardens
You gathered the weary delight of the wise and the witty
And perfume that curled out of urns of gold.
Wind, all night through the city
You gathered the word that murders, the whisper that hardens
The minds of men in a horrible mould.

Scatter the cargo you gathered, and blow through the hair
Of the flower-girl singing at dawn through the street;
Scatter the cargo you gathered, and bear
The silvery laughter that rings from the hill.

I have opened my window. Pour over me ; spill
All the spring at my feet!

"The Outlook", 1923, Robert Hillyer

Роберт Силлимэн Хилльер  Песня поющего в Царстве Воскресения
(Перевод с английского)

Чистое тело - в земле,
а душа на Полях Покоя.
Желаю от сердца, чтоб было
счастье - сугубая радость.

Змея умирает там,
где предписали Боги.
Осирис живёт, и его престол
устроен на барке.

Твоя красота - спокойный поток,
по которому плавно плыть.
Она - как праздничный зал,
где все обожают Бога.

Твоя красота - дом суда в колоннах,
где курится ладан для Бога Ра.
Лицо твоё - ярче палаты,
освещённой Богом Луны.

Твоя шевелюра вьётся,
как волосы женщин Востока,
она чернее ворот, что замкнули
подземное царство.

Твоё лицо - голубого цвета
и блещет ляпис-лазурью.
Его освещает лучами Бог Ра.
На тебе золотые одежды.

Брови твои - две Богини Правды,
что мирно сидят на троне.
Когда ты дышишь ноздрями,
ветер сгибает колосья.

Глаза твои смотрят на Гору Рассвета.
Ладони твои два кристальных пруда.
Колени твои - тростники, где поют
в гнёздах из золота птицы.

Ноги твои на счастливой тропе.
О избранник удачи !
Ты купаешься вместе с богами
и шагаешь своим путём.

Robert Hillyer HE SINGETH IN THE UNDERWORLD

Pure is the body in the earth,
The spirit in the Field;
Pure are the praises from my mouth,
Happy with two- fold joy.

The Serpent dieth in the place
Established by the gods.
Osiris liveth, and his throne
Is set upon the waters.

Thy beauties are a flowing stream
Resting the traveller,
A House of festival, where all
Adore their chosen god.

Thy beauties are a columned court
With incense burned to Ra.
Thy face is brighter than the hall
Where hangeth the moon-god.

Thy hair is rippling like the hair
Of women from the East,
And blacker than the doors which guard
The midnight underworld.

Thy face is azure blue, and bright
With lapis-lazuli.
The rays of Ra are on thy face.
Thy garments are of gold.

Thine eyebrows are twin goddesses
Who sit enthroned in peace.
And when thy nostrils breathe, the winds
Of heaven bend the grain.

Thine eyes look on the Mount of Dawn ;
Thy hands are crystal pools;
Thy knees are sedges, where the birds
Sing in their golden nests.

Thy feet are on the happy path,
O Thou! the Favoured One!
Thou bathest in the Lake of God,
And goest on thy way.

"The Freeman", 1923.


Роберт Хилльер  Мир, где выходят к свету дня.
(Перевод с английского).

Здесь будут лепёшки - пища для тела.
Вода освежит твоё горло.
Сладкие бризы наполня ноздри.
Ты будешь доволен.

Вдоволь попей из реки
и омой свои руки и ноги.
Сеть забросишь - так, верно,
вернётся полная рыбой.

Тебя напоят молоком 
священной небесной коровы,
и пиво весёлых Богов
тут станет обычным питьём.

Наденешь тунику из белого льна,
золотую пару сандалий.
Оружие станет победным.
Смерть ещё раз не придёт.

Крылья надень, чтобы мчаться к Зениту,
а то почивай на Полях Покоя.
Днём тебя Солнце согреет,
ночью взойдёт и ободрит Звезда.

Robert Hillyer  THE OTHER WORLD

Here are cakes for thy body,
Cool water for thy throat,
Sweet breezes for thy nostrils,
And thou art satisfied.

Here by the river,
Drink and bathe thy limbs;
Or cast thy net, and surely
It shall be filled with fish.

The holy cow of Hapi
Shall give thee of her milk,
The ale of gods triumphant
Shall be thy daily draught.

White linen is thy tunic,
Thy sandals shine with gold,
Victorious thy weapons
That Death come not again.

Take wings to climb the zenith,
Or rest in fields of peace;
By day the Sun shall keep thee,
By night the rising Star.

"The Freeman", 1923.


Роберт Силлимэн Хилльер  Генерал Галлиени
(Перевод с английского)

Кем не забыт ещё Жозеф Галлиени,
что превратил таксомоторы в колесницы,
и Кайзеру пришлось убрать свои клешни,
когда задумал взять французскую столицу ?
(хоть был готов кричать, что VENI, VIDI, VICI ?).

Лавиною хромых, потрёпанных быков
на Марну прорвались калечные фургоны
сквозь бешеный огонь орудий и стрелков
и подвезли солдат для должной обороны.

Париж тогда спасли. Галлиени - герой.
Но отнеслись к нему потом весьма инертно.
Власть увлеклась своей карьерною игрой,
и маршалом он стал пять лет спустя, посмертно.

Какой-нибудь совсем случайный человек
в Британнику попал, и имя знаменито.
Иной разиня там восславлен как стратег,
а кто спасал Париж на Марне - позабыто.

В большом почтенье Жоффр, в ничуть не меньшем Фош,
Петэна славят так, что только треск да пламя,
а тот кем посрамлён и остановлен Бош -
Увы ! - не награждён ни славой, ни цветами.

Зато, когда Роланд, поднявшись на хребет,
трубит в свой громкий рог с высокого карниза,
он рад Галлиени, трубящему в ответ,
чей гордый трубный глас несут по свету бризы.


Robert Hillyer  General Gallieni.

Who now remembers General Gallieni,
Whose Paris taxicabs, one-lunged and leaky,
Charged to the Marne, just as the Kaiser's veni
And vidi were about to turn to vici ?

Like herds of superannuated cattle
The lame, asthmatic vehicles stampeded,
Backfiring, bonking cavalry to battle
With reinforcements just when they were needed.

Paris was saved; the polticians boldly
Returned from flight, but being none partial
To Gallieni methods, thanked him coldly -
And he was five years dead when named a marshal.

The vague nearsighted warrior gets a column
In the Britannica, as one well fitted
To be a marshal, but the tone is solemn;
His crowning feat is scornfully omitted.

Joffre is remembered worthily, and Foch;
The fame of Petain hisses in its embers,
But Gallieni, who nonplussed the Boche
With his embattled taxis, none remembers

Except where Roland in the Pyrenees,
Blowing his evening-echoed note forlorn,
Smiles, reassured, to hear upon the breeze
The answering honk of Gallieni's horn.


Роберт Силлимэн Хилльер  Прощальная песня.
(Переделка на тему английского оригинала).

Прощайте песни, что с весны
звучат во всех углах страны.
Устройте, птахи, перед взлётом,
с вознёй, на ваш весёлый лад,
концерт по воробьиным* нотам -
а мы вас будем ждать назад,
скучать и вспоминать всю зиму.
Пока ж кругом осенний чад,
давно пусты поля и сад.
Одни пушинки молочая
повсюду в воздухе летят.
Горит ботва - так много дыму !
Прощайте !  Южная земля,
небось, цветёт, гостей встречая.
А мы оседлые покуда.
Кругом молчащие поля,
но нам-то здесь не худо.

Robert Hillyer  Departing Song Sparrow*.

Farewell, song sparrows of spring,
Pausing once more to sing
Before your southward flight
Your crystal song,
Leaving us to the white
Dream winter-long
Of your returning.
Beneath the hazy flare
Of autumn, fields are bare
Except for milkweed fluff
Adrift on the hesitant air
And the smoke of leaves burning.
Farewell, our season yields
To time. There was song enough
Perhaps, for with changing mood
We look to the silent fields
And find them good.

Примечание.
*Воробьи, как правило, оседлые птицы и редко совершают перелёты на юг, но некоторые виды
воробьёв, в частности, живущие в Северной Америке, на зиму перелетают в более тёплые края.


Роберт Силлимэн Хилльер  Леди в саду.
(Перевод с английского).

Я глянул после засухи
в восточное окно,
что дружится с зарёй.
Не молвлю ни словца,
и, с пальцем на губах,
призвал листву затихнуть.
Пленительное утро.
Порог нестойкой осени
без признаков прощанья.

А лето было пострашней зимы,
и всё покрылось коркой
от иссушающей жары.
И вдруг ко мне, в мой сад,
ещё при звёздах,
вошла сестра цветов, девица.
Она их чуть касалась, проходя,
а те воспряли, будто звёздный свет
упал на них косым дождём.

Заря несмелой осени сплела
из солнечного света и росы
мираж неувядаемого сада
в стране моей мечты.
Как музыкой была пробуждена
та девушка, что шла в саду,
и солнце ей открыло веки.
Она идёт к восточному окну.
Листва ! Теперь ты можешь петь !

Robert Hillyer  The Girl in the Garden

After the long dry season
I look from the eastern window
Conversant with the dawn.
I will not speak a word;
My finger on my lips
Enjoins the leaves to silence.
Delicate is the morning,
The threshold of hesitant autumn
With no hint of farewell.

Summer was curled to a parchment
By drought and withering heat
That were deadlier than a winter.
But suddenly into my garden
One evening in the starlight
Came the lady, the sister of flowers.
She merely toched them in passing,
And they lifted up as though starlight
had fallen as slanting rain,

The dawn of hesitant autumn
Spun from the dew and the sunlight
Reveals the unfading garden
In the country where I have dreamed.
Music attend her waking,
The girl who walked in my garden.
As the sun lifts up her eyelids
She will come to the eastern window,
And the leaves may begin their song.


Роберт Силлимэн Хилльер  Сувенир
(Перевод с английского).
В пустых ракушках слышен гам.
Те звуки раздаются, вторя
не всплескам музыкальных гамм,
а мерному гуденью моря.
А череп мёртвого дрозда,
зимой в снегу лежащий немо, -
он - та чудесная дуда,
что нас звала к вратам Эдема.

На ветках больше ни листка.
Весь ствол стал выглядеть скелетом.
Лишь немота из черепка,
который услаждал нас летом.
Старея, я постиг резон
нигде не упускать удачу.
Чтоб помнить радостный сезон,
я хрупкий птичий череп прячу.

Robert Hillyer  The Relic

A murmuring in empty shells
Recalls the ocean's undertone,
But not a wisp of music dwells
In this small skull of dulcet bone -
A thrush's skull, miraculous
Among dead leaves and threads of ice,
This delicate contrivance was
The sounding board of Paradise.

Beneath the tree lies music's skull,
The tree a skeleton of spring,
And both, perhaps, are beautiful
Though leaves and thrush no longer sing;
But, glowing old, I have a reason
For wishing some divine delay
Could hold a song beyond its season
And hide the thrush's skull away.

"The New Yorker", февраль 1955 г.


Роберт Силлимэн Хилльер  Интермеццо.
(По мотивам английского оригиала).

У озера с окрестными садами
то Солнце, то темно; то свет, то нет.
Мы жили в радости годами,
а нынче раздвоился след.
Обоих ждёт не этот свет.

Когда я умер, был весёлый Май,
меня везли из города честь честью.
Сказав своё последнее: "Прощай !" -
склонились аркой перистые вязы.

А после надо мной сгустился мрак.
Мне верилось, мы снова будем вместе -
едва луна опустится серпом
над родником на мельничный ветряк.

Но с Ваших уст слетела фраза:
"Ты спи. Во сне такая благодать !
Когда проснёшься логове слепом,
там будешь лишь рыдать. Уж лучше спать !"

Принцесса ! Рассудите за меня !
Замёрзо озеро, весь сад угас.
Прогонит ли печаль такого дня,
хоть что-нибудь иное, кроме Вас ?

Robert Hillyer  Intermezzo

By the lake the orchards lie
Half on shadow, half in sun.
We were mortal, you and I;
We were parted. Now, as one,
We leave the shadow for the sun.

When I died I walked away
Down a long suburban street
Were the feathery elms of May
Arched as in a forest aisle.

There I walked as evening fell
Knowing that we two would meet
When the sickle moon was curled
Round the windmill by the well.

And you whispered with a smile,
"If you waken, you will weep;
That was in another world;
Now lie down, lie down and sleep".

Princess, if the lake were dry,
And the orchard path were frozen,
Would you still, unchangend as I,
Choose the lover you have chosen ?


Роберт Силлимэн Хилльер  Доктор Сэмюэл Джонсон*
(Перевод с английского).

Доктор Сэмюэл Джонсон
травил собаками дичь.
Выглядел несуразно:
толстый нелепый хрыч.
Парик держался косо.
Здоровье - не первый сорт,
но он бы лучше умер,
чем оставил спорт.

Доктора в шесть десятков
манила морская струя.
Он ехал на утлой лодке
в арктические края.
В поездке на Гебриды
разверзлись небеса.
Доктор кричал матросам:
"Эй !  Развернуть паруса !"

Доктор был ярый задира,
спорщик, паяц, зубоскал.
Бывал с недотёпами мягок,
а "умникам" рты затыкал.
Доктор был в списках смелых.
Честнее - назвать не могу.
Забавнейший из умелых,
гордость в своём кругу.

Доктор Сэмюэл Джонсон,
возможно, был бы зол,
что я полощу его кости,
хотя он давно ушёл.
Доброжелательный, страстный,
пусть даже в горле комок.
От тусклого "здравого смысла"
он был фантастично далёк.

Robert Hillyer  Doctor Samuel Johnson*

Doctor Samuel Johnson
Is riding to hounds,
His bulk is ungainly,
His posture astounds,
His wig is awry
And his breathing is short,
But the Doctor would die
Before leaving sport.

Docto Johnson at sixty
Is voyaging forth
On a small, leaky vessel
To visit the North.
In the far Hebrides
When the youngsters grow pale
At the fling of the seas,
Ye advises more sail.

Doctor Johnson a bully,
A sophist, a clown;
He is meek with the boobies
And roar the wise down.
He is also the bravest,
The most honest man,
The gayest when gravest,
The best of our clan.

Doctor Samual Johnson
Would take great offence
That I speak of him present
So long vanished hence.
By niceness impassioned,
His mood, like his tense,
Was fantasy fashioned
From strict common sense.

Примечание.
*Сэмюэл Джонсон (1709-1784) - английский лексикограф, эссеист, критик, журналист, писатель, поэт. Видный деятель эпохи Просвещения - "английский Вольтер". Ему принадлежит
знаменитая фраза: "Patriotism is the last refuge of a scoundrel".