Из Э. Ситуэлл. The Lady With The Sewing-Machine

Из Э. Ситуэлл. The Lady With The Sewing-Machine  Дама за швейной
машинкой, с англ.

Следующее стихотворение предложено на «Весенний конкурс» переводов
учредителями Нового Конкурса сайта stihi.ru в апреле 2012 г.

The Lady With The Sewing-Machine

Across the fields as green as spinach,
Cropped as close as Time to Greenwich,

Stands a high house; if at all,
Spring comes like a Paisley shawl —

Patternings meticulous
And youthfully ridiculous.

In each room the yellow sun
Shakes like a canary, run

On run, roulade, and watery trill —
Yellow, meaningless, and shrill.

Face as white as any clock's,
Cased in parsley-dark curled locks —

All day long you sit and sew,
Stitch life down for fear it grow,

Stitch life down for fear we guess
At the hidden ugliness.

Dusty voice that throbs with heat,
Hoping with your steel-thin beat

To put stitches in my mind,
Make it tidy, make it kind,

You shall not: I'll keep it free
Though you turn earth, sky and sea

To a patchwork quilt to keep
Your mind snug and warm in sleep!


I. Об авторе :

1) Она воспитывалась в богатой семье и жила со своими родственниками и
гувернанткой. Не была замужем, не было детей. Жила скромно и вроде бы
могла служить примером с такой точки зрения. Удостоена одной из высших
наград Британии. Своеобразная поэтическая монахиня. Судить о ее жизни
сложно…  (Информация учредителей конкурса)

2) Edith Sitwell  (Эдит Ситуэлл)  1887 - 1964,
английская поэтесса, прозаик, лит. критик. Дочь баронета сэра Джорджа
Ситуэлла — эксцентричного владелеца поместья Ренишо, специалиста по
генеалогии и ландшафтному дизайну — и леди Иды Эмили Августы Ситуэлл,
наследницы рода Плантагенетов по женской линии… Сестра писателей
Осберта (1892—1969) и Сэйкеверелла (1897—1988) Ситуэллов.
Автор поэт. сборников «Дома клоунов» (1918), «Деревенские элегии»
(1927), «Обычаи Золотого Берега» (1929), «Песнь холода» (1948), и мн.
других, книг исторических  повестей и очерков «Английские эксцентрики»
(1933), «Виктория Английская» (1936), «Фанфары для Елизаветы»
(1946), «Королевы и улей» (1962), худ. биографии Джонатана Свифта «Я
живу под чёрным солнцем» (1937) и пр… 
(Из Интернета)


II. Мое маленькое замечание.

Упомянутый в тексте Paisley - это орнамент, традиционный для
кашемировых тканей, узор в виде гнутых крупных цветных пестрых капель,
лепестков.
«Он прославился в связи с кашмирскими шалями и навсегда закрепился за
стилем хиппи… этот многокрасочный узор  хорош на летящем шифоне
длинных юбок и платьев, шарфах и купальниках. Самые гармоничные
аксессуары к нему: сандалии и этнические украшения в индийском духе.»

Пейсли-узоры: вышивка, вязание, кружева;  броши и украшения;
печенье, пирожное, торты;  текстиль, ткани, одежда;  бытовой креатив ;
тату (Из Интернета)


III. Вместо подстрочника:

Ну так что же все это значит?
Можно себе представить, что это своего рода протест девушки-подростка:
молоденькая «хиппи» - т.е. сама поэтесса либо её лирическая героиня - 
описывает, допустим, свой дом, и - например - свою старшую в доме
родственницу, наставницу, экономку, гувернантку…, которая
шьет и шьет, стежок за стежком «зашивая/подшивая/подрубая»
непослушную непричесанную действительность, желая добиться строгости, 
порядка, ординарности,  единообразия: из страха перед жизнью, перед ее
непредсказуемостью, перед тем, что может произойти; из опасения, что
обнаружится неприглядная изнанка действительности; и в надежде, что и 
её,- воспитанницы/лир. героини,- разум, её внутренний мир можно  с
помощью тонкого стального инструмента (швейной иглы или шв. машины -
т.е., вероятно, путем вдалбливания прописных истин, натаскивания)
стежок за стежком привести к порядку, сделать его «правильным,
обустроенным».
И лир. героиня протестует:
  «Нет, не нужно! Я сохраню мой дух свободным! 
  Пусть даже ты завернешь весь мир в лоскутное стеганое одеяло,
  в котором тебе так уютно и которое греет твой сонный разум.»

Швейная машинка - скорее всего реальность, но может статься, просто
ёмкий поэтический образ, иносказание. Возможно, дама создаёт строчки
совсем иного рода - например, пишет приукрашенные мемуары,
«правильные» воспоминания о своей жизни? И швейная машинка
могла бы вполне оказаться пишущей машинкой?

Тут бы при переводе еще не упустить разные выразительные детали, вроде
канарейки, запертой и щебечущей в клетке, или многозначительного
представления лица-циферблата  (причем эта мысль о «подстриженном»
упорядоченном  времени всплывает в тексте не один раз);
Потом: не означают ли по-английски темно-петрушковые локоны что-то
особое (мой примитивный английский не позволяет мне в этом
разобраться) ?
Да и вообще - петрушка ли там  (parsley), или это опечатка и снова
д.б.  Paisly ?
Хотя ведь  петрушка вообще-то отчасти «кудреватая» и несколько  схожа
с этими  самыми пэйсли-узорами ? - не отсюда ли эта (сознательная или
бессознательная) фонетическая перекличка?

И т.д. и т.п. -  короче, вопросов много, а в результате выходит
(см. IV) что-то весьма приблизительное, но, надеюсь, все же внятное.


IV. 
То, что приводится ниже, представляет собою скорее наброски, попытки
нащупать пути к полноценному переводу данного стихотворения, чего оно,
на мой взгляд, вполне заслуживает;  надеюсь, кому-нибудь в конце
концов удастся это осуществить.


Попытка 1.

За зелёным газоном, что ярче шпината нынче,
и выровнен, точно время по Гринвичу -
высокое зданье.
                Вообще говоря, весна
подобна кашмирской шали, ибо она
тщательно скроена в каждой мелочи,
но слегка хиппует по-девичьи.

Желтоглазое солнце, как глупый кенар,
чей пронзительный жёлтый тенор
перекатывается по углам,-
оно в каждой комнате там.

Постное, как циферблат, лицо.
Вкруг лица - куделек кольцо.

Целыми днями сидишь ты, сидишь и шьёшь,
жизнь свою подрубаешь, простёгиваешь её сплошь,
соединяешь тщательно  полочки, бейки, планки,
чтобы никто не увидел кривую строку с изнанки.

Хриплый, дрожащий от гнева голос, - как хруст стекла.
Тайная мысль, что стальной челнок и игла
прошьют и моё сознанье, извилины мозга, складки -
и со мной всё будет о'кей, и я тоже буду в порядке.

Полно! Оставь это: я -
                не откажусь от свободы,
хотя бы ты превратила небо, земли и воды
в одно лоскутное одеяло;
                под ним тепло,
но его мне мАло, и вообще оно мне малО.



Попытка 2.

Там, на шпинатно-зелёной поляне,
выровненной, как время на Гринвическом меридиане, -
торчит строенье.
                Весна, говоря вообще,-
как индийская шаль:  одна из таких вещей,
что дотошно скроены по традиции,
но не чужды юношеской амбиции.

Заглянув в любую из комнат, заметишь: в ней, как
безмозглая ярко-жёлтая канарейка,
щебечет солнце, и пронзительный звук рулад
всё тот же сто раз подряд.

Лицо подобно часам, на которых застыл момент.
Его обрамляет тёмный петрушечный перманент.

Твою жизнь день за днём составляет одно: шитьё.
Ты красивой строчкой простёгиваешь её,
лишь бы всё оставалось, как есть, и никто украдкой
не увидел петелек спущенных за подкладкой.

Словно разбитый вдребезги голос злой.
Надежда, что всё же можно  стальной иглой
(руководствуясь тайной благою целью)
превратить мой ум в доброкачественное изделье.

Оставь, прекрати:  я этого не приемлю,
хотя бы ты умудрилась небо, воду и землю

со всем своим мастерством стачать
в лоскутное покрывало, под которым уютно спать.