Три стихотворения

Это три стихотворения, подаренные мне весенними месяцами - мартом, апрелем и маем...

***
Сонное

Выспавшись, беспечно пробудиться.
Кутаясь в халат и  тишину,
медленно пройти по половицам,
жёлтым, как медовая горчица,
к настежь отворённому окну.
Боком примостясь на подоконник,
вновь увидеть белую ветлу,
около забора сорный донник,
старенький помятый рукомойник,
накрепко примотанный  к стволу.
Съёжившись от утренней прохлады,
вспомнить сельский клуб, костёрный дым,
мальчика соседского браваду,
сладко ощущая, что не надо
так краснеть, встречаясь взглядом с ним.
Взяв ранет с надтреснутого блюдца,
с хрустом впиться в крапчатый бочок...

И опять беспомощно проснуться,
чтобы окончательно  вернуться
в этот март, не прожитый ещё.

***
Про кота

Детей у них  не было, видимо, Бог не дал,               
а может, не больно хотели, хотя сначала            
она колыбельку частенько во сне качала.   
Потом перестала. Устала.  Прошли года.
   
Он стал ей  и мужем, и сыном, но вышел срок,
и он не проснулся обычным  осенним  утром.         
Она на поминках не плакала почему-то.            
Друзей проводила, защёлкнув дверной замок.   

Отчётливо зная, что утром к нему уйдёт,         
легла на кровать, примостившись привычно с края.
И вспомнила вдруг, окончательно  засыпая,               
что завтра голодным останется рыжий кот.   

С тех пор миновало  двенадцать протяжных лет.
И кот вечерами на кухне мурлыкал звонко.
Когда схоронила кота, принесла котёнка.         
Зовёт его мальчиком. Гладит.
И в сердце – свет.


***
не плачь, мама...

Когда от глухой канонады подрагивал воздух густой, и с запада шедшее  стадо мычало, топча хлебостой, когда вы вгрызались упрямо в суглинка горячую твердь, тогда ты боялась ли, мама, в шестнадцать свои умереть?

Держа неумело лопаты,
на лужском сквозном рубеже
вы были ещё не солдаты,
и были не дети уже.

Когда в недорытых окопах от бреющих травы атак вы прятали лица, а попы укрыть не умели никак, и белый от страха инструктор кричал про измену и долг, кто именно этим маршрутом направил ободранный полк?

Ощерившись зло и щербато,
сипел почерневший комбат:
- Паскуда, погибнут ребята!
Немедля назад в Ленинград!

Когда пробиралась болотом навстречу голодной зиме, буржуйке, цинге и налётам, и штампу на сером письме, когда, поседев за неделю, навстречу подкинулась мать, как свято вы верить умели, надеяться, верить и ждать…

Тебя не касается скверна
журналов, сетей, передач?
На небе не плачут, наверно…
Пожалуйста, мама, не плачь…