два

Как быть любимым, быть любимой мной?
Шиповника цветок держала белый
и всем казалась бледной и больной,
и только ты одна не посмотрела.
Как быть любимым, быть любимой мной?..
Царапины вспухают, розоваты.
О, что за жар идёт одной волной,
чьи это губы так солоноваты?

Да, я казалась бледной и больной.

День проживаю, поддаюсь судьбе,
и через мост хожу, и сплю украдкой,
едва проснутся птицы о тебе –
все вкрадчивые, все играют в прятки.
Мне кажется, тебя так берегут –
издалека не взглянешь – закрывают,
в атласный смеха кутают лоскут
и тишину враньём перебивают.

Как неуютно с ними всеми тут!..

Но оборвётся город в темноту,
обвалится всей тяжестью, нагретый
под солнцем за день. Я тебя пройду,
риторика разлуки, с сигаретой.
Я изучу твой тщательный язык,
запомню голос твой великоватый,
спускаясь в пропасть под звездой красы
и тополей неуловимой ватой.

Какая пропасть под звездой красы!..



***



Словно мы разбиты во времени и в пространстве.
Через головы всех – вопреки – подавая знак
и не видя ответа, я плачу, и это странно.
Как с тобой разговаривать? Только так:

облако – облака – поцелуй – легчайший.

Воровато тебя уносят, проговорив,
в атональный хаос города или в чащу
сонной комнаты над цветущим развалом слив.
До чего же болезненно в мае всё! Цвет и запах,
господа владельцы сердца или ума,
на восток ли идти, на юг ли бежать, на запад
ли – заслонили деревья серенькие дома.

Есть одна аллея, гуляю вторые сутки,
осыпаются яблони – я в белизне больниц 
нахожу лекарство безумное для рассудка
и теряю время над жалобой двух страниц.
Никого не вижу вблизи и вдали не вижу,
под ногами не вижу, но чувствую – лепестки.
Если с каждым словом становятся люди ближе,
то у слёз шаги короче, шаги легки.

Если всё зазря, то неслышащий – да не слышит!
Пусть он спит, зашит в утробе у темноты,
и над каждым словом моим безмятежно дышит.
Если ты не слышишь, то будь безмятежна ты.