Рассказ о мировой любви

Портрет Маши.
Работа Сан-Тораса.

Меня зовут Маша, мне уже 18, и я хорошенькая!
Мама говорит, что я весны кусочек – дико приятно ощущать себя хорошенькой –  мне часто улыбаются, а если нет, то удивляюсь:
неужели я им не нравлюсь?
Ведь если я нравлюсь, значит, вызываю хорошие чувства.
А за хорошее принято благодарить, например, тебе улыбнутся – как бы спасибо, и ты улыбаешься в ответ, как бы – пожалуйста.

Но вот совсем недавно я влюбилась. Любовь, как оказалось, очень нервное чувство:  в голове война, а посередине войны – граммофон с застрявшей на одном месте пластинкой.
Я видела такое в военных фильмах.
Бомбежка, взрыв, дом разваленный, кровати валяются, и стоит граммофон, это такая коробка, к ней припаян кусок трубы, а саму трубу, целиком, я видела на похоронах:
идут, дудят и печально бьют в металлические тарелки.
Так вот, любовь – это взрыв:  кругом пустота, и крутится, не умолкая, одна заезженная пластинка: одно и то же, одно  и то же: «Он меня не любит, не любит, если б он знал, какая я, если б знал, как я его люблю… я его люблю, а он не любит, а я люблю…» – и так весь день, а ночью слезы в подушку. 
Оказалось, что любовь – это оптика. Когда влюбишься, видишь все, точно под увеличительным стеклом.
Любовь превращает все мелочи во что-то особенное, все делает каким-то ненормально великим, или просто ненормальным: краснеешь, вздрагиваешь, то хохочешь, то рыдаешь.
Короче, сначала все преувеличишь, а потом истеришь по этому поводу.
Сколько книжек о любви, и все рассказывают о каких-то прекрасных чувствах.
А у меня ничего прекрасного, сижу и хлюпаю носом, потому что он зашел, а потом ушел.
Когда его нет, хочу, чтоб он был, а когда приходит, не знаю, что  делать.
Мне хочется сказать что-то значительное. Но не выходит.
Я страдаю глубоко и даже трагично,  а выражаю эти страдания совсем глупо и даже смешно.
Меня это бесит. А когда хочу сказать что-то умное, чтобы подчеркнуть  всю огромность и серьезность, получается еще хуже.
Так молчу себе, и как бы маленькая дура, а начну говорить – большая идиотка. А душа разрывается, как немая на пожаре.

Меня часто лихорадит. Может, для кого-то это прекрасное чувство,  а  для меня мука, или я еще просто не доросла до прекрасного, а только до заезженной граммофонной пластинки:
я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…
Все это я рассказываю Маринке, моей взрослой подруге, она все понимает, все знает.
Люди дураки,  считают, что девочки должны дружить с ровесницами.
Это только смуту души усиливает.
Девочкам лучше дружить с женщинами, а мальчикам с мужчинами, это дает настоящую поддержку и успокаивает, когда взрыв мозга и граммофон с пластинкой.


Знаешь, сказала Маринка (она жутко умная),
у Куприна есть чудная повесть «Суламифь»,  о большой любви царя Соломона к простой девушке (это легендарный древний царь, имя которого стало синонимом мудрости). Когда он привел её во дворец, женщина, которая страстно и безнадёжно любила Соломона, приказала рабу убить Суламифь, и когда девушка погибла, знаешь, как он наказал эту женщину? Нет, он не приказал убить её, он навсегда лишил её возможности видеть его. А он был величайший мудрец. Вот что самое страшное для влюблённого. А ты видишь предмет своей любви каждый день.
Потерпи немного, прилетит волшебник и всё уладит...
Смотрю на Маринку, хорошо ей рассуждать, а сама, небось, не меньше моего наревелась и стала от этого очень доброй и насмешливой.
– Будешь смеяться надо мной, Мариночка, но я честно, честно думаю, что этот мудрец Соломон – круглый дурак!
– Почему это он дурак?!
– Так он же  любимую девочку не уберег!
Как он мог позволить, какой-то психопатке убить Суламифь? Да еще прямо в своем доме?!!!
Какой же это мудрец? Ужас просто.
Не в горах, не во льдах, не в лесах?! – А в доме погибла девочка?!!
Мама отпустила ее к царю, под защиту и любовь, а ее зверски убили?!!!
Да он лох, этот Соломон, – натуральный!
Представляю… еду я к Сандро…

Сандро – так зовут моего любимого, потому что он грузин, а его мать зовут Софико, она настоящая артистка в Тбилисском театре.
Сама я никакая не грузинка, но в Тифлис мы переехали  из-за того, что ма влюбилась в грузина.
Она встретила  грузина по имени Ачико и бросила па, у которого ни имени, ни фамилии не оказалось, потому что па бросил всех нас еще раньше.
Я еще даже не родилась, но он уже бросил.
А так как я родилась, ничего, естественно, не понимая, то есть вообще не понимала, что происходит? – то ма сказала мне, что мой отец Борис.
А потом Борис нас бросил, и я начала рыдать, а ма сказала, что он не отец, и чтобы я не плакала.
А потом Борис вернулся назад, и только я обрадовалась, как мы сами его бросили,  из-за того, что ма влюбилась в Ачико.
А потом мы уехали с ним в Тифлис, а там я влюбилась в Сандро!

Теперь, когда я все рассказала, всю нашу жизнь, скажу о Сандро.
Он взрослый, умный, а борода у него – как у злого волшебника в сказке про  лампу Алладина – по бокам борода белая, а внутри черная, но Сандро не злой, если, конечно, его не разозлить.
Все это я не рассказываю Маринке, она знает. Это я просто  здесь пишу, чтобы было понятно.

Так вот, заменим Соломона на Сандро, а Суламифь на меня.
…Еду я к Сандро, а меня там убивает какая-то Верка – лошадина (это соперница моя),
а Сандро за это Верке не разрешает больше на себя глядеть? И все?!
Какая же это мудрость? – Это реальная фигня.

Любой дурак способен защитить свою девушку, тем более у себя дома.
Этот царь допустил самый нелепый, самый дегенератский поступок!
И после всего – его считают мудрецооом?
А Маринка смеется и говорит, что моя речь журчит, как серебряный ручеек.
Но я в панике и успокоиться не могу.
Она ему себя вверяла… «и смело вам себя вверяю»… (не Татьяна –  Онегину себя вверяла, а Суламифь – Соломону).
Доверилась, а ее убили!
И он после всего мудрец?!
Ее убили в доме, где он хозяин, потому что он такой мудрец, что под своим носом ни черта не видит!
Я в культурном шоке!
Я в шоке от этой соломонковой «мудрости»!
На прошлой неделе я подралась с Веркой, но разве Сандро позволил бы ей убить меня?
Или мне убить ее? Это же ненормальный абсурд!
Если он такой умный Соломон, надо было сразу отправить потенциальную убийцу подальше с глаз, сразу, с глаз долой! – а не после... Задним умом любой дурак умный.
Рабыня девочку не побила, а – у-би-ла! (Про ту влюбленную вообще речи нет, она пустое место.  Есть Соломон, Суламифь и рабыня.)
Он взрослый дядька, царь, а  ребенка не уберег, представить невозможно.
А Маринка смеется, ей смешно, что у всесильного Царя какая-то жалкая рабыня самое дорогое отняла, всю жизнь ему перефакала, как раз плюнуть. И он наказал злодейку – запретил себя видеть!
Так и она его так же наказала! Запретила ему видеть Суламифь!
Но ее мудрой никто не считает, а его – да!
За один и тот же поступок?
Он считается хороший мудрец, а она плохая дурра?
Это нормально вообще?
Люди скажут на какую-то глупость: это  большая мудрость! – а ты кивай, как китайский болванчик.
А где мудрость, ну где?
Разве такой царь может державу защитить, когда он не сумел спасти даже одну маленькую девочку, которую любил.
Я его ненавижу!
Маринка смеется. Я, наверное, говорю глупости, но  я думаю:
– Бедная, бедная Суламифь, ты выбрала лоха Соломона, и погибла.
Если б ты полюбила Сандро, а не Соломона, ты бы пошла учиться, стала писателем или врачом, а Соломон, то есть Сандро, стал бы тебе лучше отца – вот это мудрость и благородство.
А вместо этого мудрец дал тебе свою старую палку (кошмар и ужас), а потом тебя убили…

Если такая судьба суждена с  мудрецом?... (Я в панике!) – Что же ждет нас, простых девчонок, которым суждено жить с простыми болванами?!!! С миллионами простых болванов?!!!
Выходит, если заглянуть вперед, и если у тебя хоть извилина в голове, ты никогда не выберешь царя-мудреца!
Даже Веркин муж Толька, драчун и пьяница, – лучше, потому что дети от него есть, и Верка-лошадина жива-здорова.
Да, Толька – лучше Соломона в сто раз!
Если б я написала рассказ, как Куприн, я бы про Тольку написала.
Рассказ бы назывался:
«Толька – лучше Соломона!»
И если б я была Суламифь, я бы лучше выбрала Тольку!

А ты, Мариночка, Куприна не слушай! – он же писатель!
Он своей сказкой просто людям уши заговаривает, будто у них свинка.
А если ясно взглянуть, то и ты, Мариночка, Тольку выберешь, потому что никто не хочет быть мертвой.
Мертвой и молодой.
Сандро, любимый, родной! Какое счастье, что ты не царь Соломон!
И какое счастье, что Верка встретила Тольку, а не царя!

–  Ну, ты даешь, Машка! – ухохатывается Марина. – Я тебя обожаю, ты просто чудо. Милая Машка! Твоя нестандартная реакция на жизнь очаровывает и сбивает с ног. Может, тебе  все-таки написать рассказ, а то прямо жалко, что такие мысли пропадают! А к Соломону можно ещё добавить Ромео, который не уберег Джульетту (козёл), Гамлета, который не уберёг Офелию (балда), а Отелло и Арбенин ваще своих баб пришили (скоты), и всё от большой любви. При желании список можно продолжить.
Ты классно Соломона разложила, просто самородок. Палка или жизнь!
Знать бы ещё, куда пойдёшь – палку найдёшь, а где голову потеряешь.
Но самое главное, Маша, я рада, что у тебя  отпадное настроение. Вот наделала бы глупостей из-за Сандро,  а потом бы кто-нибудь сказал: она ему себя вверяла, а он её не уберёг.
А Сандро и правда лучше Соломона..

– И ты так считаешь? Здорово!
И я бросаюсь ей на шею!
–  А Ромео, Мариночка, – нет, нет, он не козёл!
Его нельзя сравнивать с Соломоном.
Он же мальчик! Даже не мужчина и тем более не мудрец!
Он очень светлый, благородный, смелый мальчик.
Он за любовь боролся, волю проявил. Обожаю его!
И священник не козел, он детям хотел помочь, их любовь сберечь!
Родители – козлы!
И тут пришел Сандро, потому что мы разговаривали у него дома, забыла сказать, что я помогаю его маме  по хозяйству, а Марина зашла по делу.
– Это кого тут козлят? – спросил Сандро.
Я покраснела.
– Никого,  просто словцо  прилипло!
Но вообще-то, если честно, – Гамлета козлим, а потом Ромео и царя Соломона!
– Боже, какая компания! – засмеялся он.
– За какие грехи судим  мировых героев-любовников ?!
– Именно за то, что они своих девочек не уберегли, – сказала я. – Ни Джульетту, ни Офелию, ни Суламифь.
Почему все так вышло?
Сандро задумался и сказал:
– Потому что мать Джульетты, по киноверсии,  свою дочь на няньку скинула,
а сама с Тибальдом…  за его полиед ухватилась… (меняю полиед на палку, потому что не знаю, что такое полиед).
А Сандро продолжает как бы размышлять вслух.
–  А Ромео убил Тибальда –  любовника матери Джульетты!
Ромео убил его за то, что Тибальд его друга – молодого, веселого, умного Меркуцио,
заколол.
Тибальд забрал жизнь исподтишка! ЖИЗНЬ!!! Ни за что!

Мать не о дочери, о себе думала… (Точно как моя  ма, мелькнуло в голове.)

Смерть Джульетты, сказал Сандро, – это цена постели ее матери.
Смерть Гамлета – это цена постели его матери.
Смерть Суламифь – это цена постели Соломона.
Цена постели – смерть! Туда же и Клеопатру!

И тут я сдуру перебила Сандро:
– Ужас и кошмар, я в панике! – все сюжеты на одно лицо –  близнецы от литературы!
А литературе, как я погляжу,  интересно нас мучить.
Особенно нравится – убивать. Я в культурном шоке! (Это словечко Сандро.)
Литература – паучиха, сначала хочет овладеть, а потом убить.
В этом  кроется какой-то гнусный, патологический мировой кайф.
Даже не хочется мне стать женщиной и героиней романа.
Сандро с интересом посмотрел на меня, а я сразу на Маринку перевела взгляд:
И  тут он  встал в позу трагика:

– Ночь, как Гамлет, одержима
   Местью яростной, бессмертьем,
   Звезд мерцающая грива
   Рассыпается созвездьем.
   В этот час из звездной груды
   Возникает призрак черный,
   И в тревожный сон Гертруды
   Проникает дух тлетворный…

Не Гамлет загубил Офелию! – сказал Сандро, – ее отец загубил!
Он из дочери слуховой глазок сделал!
Он ее, как жучок, к Гамлету, к его сюртуку пристегнул!
Манипулировал чувствами детей – подлец.
А Гамлету душу именно постель матери перевернула.
Ее постель – все его сознание перестелила!
Еще труп мужа не остыл, а Гертруда… уже с другим, убийце отдалась, на той же постели.
– Да, – кивнула я, – это кому хочешь голову взорвет! Не то что родному сыну.
И он тоже мальчиком был, а не мудрецом!
Он был несчастный, запутанный мальчик.
А к Соломону за умом ходили! Разве можно сравнивать?
– Да, – согласился Сандро.
У царя амбиции, ему все подчинялось, он властвовал, а Гамлет?
Один в плену интриг, один.

И тут я выступила, как пулеметная очередь, затарахтела про Анжелику – маркизу ангелов.
Видно было, что Сандро не очень интересует Анжелика, но он слушал,
а мне хотелось что-то умное сказать, чтоб он понял, что не такая уж я блондинка.
А меня и правда больше, чем Отелло, Жофрей де Пейрак поражает.
Вот кто Анжелику не уберег. Герой, тоже мне!
Король приехал, а Жофрей (как он пишется, не знаю?)  давай хвастаться, и женой, и домом.
Кто такое стерпит?
Кто тут Король?!!
А Пейрак не унимается:
– Смотри, король! Какая у меня жена! Смотри, какой у меня дворец! Любуйся, какой я молодец!
– Ах, ты молодец?!!!
Ну, хорошо! А я король! А ну, пошел на виселицу!
И король прав! Потому что в государстве должен быть один король, а не два.
Сандро засмеялся, может, моей горячности, а может, ему  понравилось то, что я сказала про короля и Анжелику.
– Бедная Анжелика!  Из-за хвастовства Пейрака пострадала, ребенка потеряла.
И дом, и семью –  все, все только его собственное зазнайство  и сгубило!
– Машка, напиши рассказ, – сказала Маринка.
– Ой, надо мной же все ухохочутся!
Меня учиться не возьмут, подумают – сумасшедшая!

– А почему бы и нет? –  сказал Сандро, – мысли интересные! (И сердце у меня прыг прямо в горло! Чувствую – опять краснею.)
– Итак, синопсис! – улыбнулся он.
Про кого сочиним?
– Про Соломона! – сказала Маринка.

Мг мг…Начало вы знаете…

Действие третье.
Действующие лица.
– Суламифь! – предложила я 
(– Тинейджер, – кивнул Сандро.)
– Рабыня! – опять воскликнула я.
(– Куртизанка без прав, – резюмнул Сандро.)
– И Соломон – самодур!
Хватит героев.

Занавес открывается.

Суламифь рабыне:

–  А чо этот Соломон всех тут палкой своей тыкает?
Мудрец, блинн!
Рабыня-куртизанка, смахивая слезу (это я вставила про слезу):
– Давай мы ему палку сломаем. Ни себе, ни другим!

– Но, если писать красиво, как Куприн, то примерно так, – кашлянул Сандро:
– Давай позволим себе, о прекрасная Суламифь, сломать этот стебель не шуганный,
чтобы он к нам со своим полиедом не совался! –  (у Сандро полиед непонятный).
– Слова автора, – продолжал он,  усаживаясь в кресло. – «А девственниц Соломон знавал  бессчетно» (так Куприн пишет).
А рабыня с Суламифью посчитали, ужаснулись такому числу и обиделись! (В этом интрига пьесы. )
И  вот прокрались они ночью к Соломону… (думают… мг мг… познать нам его сладость напоследок или нет?)
Рабыня, смахивая слезу (вставляю я свою слезу):
– А палка-то у него знатная…
– Просто волшебная палочка, – смеется Маринка. – А бывает  в нужный момент и палкой-выручалкой, мм-да! (опять  добавила Маринка многозначительно).
И тут печально  призадумалась прекрасная  Суламифь (наливая нам сок  в стаканы, сказал Сандро.)
– Нет! Нельзя губить этакую палку-нежномешалку!
– Да, нельзя! – воскликнула рабыня (и тут я: смахивая слезу!).
– А давай мы огурец Соломона в соломур определим! – всколыхнулась Суламифь.
– Куда-куда? – закудахтала, встрепенувшись, рабыня, – смахивая слезу!  (моя слеза все время по делу!)
– Ну, засоломурим  Соломона! – продолжает Сандро.
Это ж супер идея, о прекрасная Суламифь!
Отнесем соломур соломонов в Кунсткамеру, молиться будем!

Рабыня…  (смахивая слезу! – кричу я):
– Хорошо,  – кивает Сандро, – подарим ему, бедняжке, вот это кольцо!
–  Я, –  говорит рабыня, –  вот тут  русским языком написала:
«Все проходит, Соломоша, не бери в голову!»
А прекрасная  Суламифь:
– Погоди, несчастная рабыня, дай и мне руку приложить! Я тут вчера писать научилась!
Послюнявила карандаш нефритовый прекрасным языком прекрасная Суламифь и приписала:
«И это пройдет!»
Гуд бай, Соломончик!

И вот сидит Соломон на простом крыльце, беломраморно-золотоизумрудном,  как  старуха у корыта, а перед ним сверкает разбитое кольцо с последним  мудро-изречением.
И задумался он.
Может быть, вообще впервой задумался искренне:
– Ну и дурак же я, блинн!

Завес закрывается.
Конец!!
Мы ухохатываемся с Маринкой

– Сандро, – вдруг не стесняясь спросила я. – А что такое соломур?
– Солевой раствор со специями, улыбнулся он, –  приправа такая,  для посола…
КОНЕЦ ПЬЕСЫ.

Тут и рассказ про соломур Соломона можно закончить, но я читала рассказы, например, Тургенева и Джека Лондона, там природа описывается и обстановка,  и портреты людей, а у меня этого нет.
И не знаю, как это вставить в рассказ?
На голову Соломона пошел дождь, что ли?
Как-то нелепо. И поэтому я тут сейчас с Маринкой быстренько опишу природу.
– Тифлис – это Сандро так Тбилиси называет – очень красивый.
Но Маринка перебивает:
– Глупо писать красивый – это все равно, что ничего не сказать.
Пиши так:
Тбилиси – это симбиоз гор, рек и архитектуры.
– О, симбиоз!!! Ну, Маринка, ты даешь, я даже слова такого не знаю!
– Теперь про погоду! Давай, Машка.
– Сегодня было солнце, и летали птицы!
Хватит?
– Хватит, все ясно –  кругом красота!
А портреты?
–  Да, портреты, пиши про меня!
– Маринка  миловидная, у нее светлые волосы ниже плеч, челка на лоб, милый овал лица и умные глаза. Она фигуристая.
Встань, я посмотрю на твоя задницу!
– Зачем тебе моя задница?!!!
А что мне – вслепую описывать фигуру?
Маринка встала и повернулась спиной:
–  На, смотри!
– Так и запишем: задница выпуклая!
– Не пиши выпуклая!
– А что,  впуклая задница?! Что это за фигура?
– Ну, напиши хотя бы знатная!
– Ладно: задница у Марины очень  знатная, можно сказать, прямо знаменитая, в общем,  важная у нее задница!
Ноги покажи!
– Ты что, моих ног не видела?
– Показывай, я же с натуры пишу, а не по памяти!
– На! Маринка задрала юбку.
– Так, ноги стройные…
– А грудь показывать не буду, ты же не Соломон!
– И так видно: грудь пышная.
– Добавь еще, Машка, что губы чувственные.
– А ты любишь целоваться?
– Не твое дело, пиши – чувственные, раз пишешь с натуры.
– Ну, вот вроде и природа есть, и пернатые есть, и портрет.
И все? Конец?
– Как-то мало, Машка, и конец не эффектный.
В конце напиши:
Соломон не потерял Суламифь – просто разошлись.
– А почему?
– Потому что он педофил, а ей уже 16 стукнуло – старая стала.
Ромео и Джульетта проснулись в гробу, сначала все хорошо, а потом…
– А что потом?
– Развелись, конечно.
– А почему?
Так  спился  Ромео, как Веркин Толька!
Отелло не убил Дездемону, просто состарился и стал брюзжащим импотентом.
– Так что, на импотенте конец?
– На этом, именно, и конец всему
– А Гамлет?
– Гамлет никого не убил.
Призрак свалился со стены, и Гамлет ничего не узнал: все живы, все хорошо.
Вот это, Маринка, хороший конец.
Просто все живы, и все хорошо!
Все хорошо, все хо-ро-шо!