Ты уходишь

Ты уходишь. Кричу "постой!"
и к ногам твоим жажду пасть я,
громыхая.. ведь я пустой,
но из жести консервной счастья.

Ты уходишь, и боль остра,
так остра, что и сдохнуть легче..
и губами к губам.. сестра,
та, с которой, как будто, венчан.

И опять про "друзей".. Табло
отражает, как факт - ноль десять;
да какие "друзья"! - взъе.бло,
остается лишь ноги свесить

над планетой чугунных слёз
и сердчишек в обмотке медной..
Ты уходишь, кричу Adios!
над хрипящей в оргазме Этной.

Усосало и растолкло
на крупинки и обелиски -
может, сбыться и не могло,
может, в пену сложились брызги.

Наважденье. Кромсая муть
мирозданий вокруг и шире,
может, сдохнуть по-одному -
жребий высший для тех, кто жили?..

Дали б кол и сказали "бей!"
там, где было ребро когда-то -
до мазутных почти кровей
с горьким привкусом шоколада,

до незнанья имён и дат,
до развилок в уже Не-сущем -
я б ударил сто раз подряд
и с вершины бы слез по сучьям

и растёкся бы и подсох,
маслянистой сверкая плёнкой..
Но не дали. Целуй в висок,
Дорогая, потом зелёнкой..

Белый плащик твой будет чист
от соплей моих и от спермы -
и верхами, и даже вниз
уходила всегда ты первой,

прижигая свой яд плевком,
обещая блаженства всуе
на покатом, как стон, арго,
чуть пружинящем на цезуре.

Уходила, чтоб смерть вкусить
я мог заживо раз чеканность,
выпасая меж талых зим
до инферно ушедший градус.

Ты не женщина, ты мой Бог
с генитальным набором бабским,
там, где истина, ты - подлог
высшей меры, как высшей ласки.

Потому, уходя, казнишь
всё вокруг нежеланьем дале
претворяться - на взмах - в Париж
под цимлянское с цинандали.

Ты уходишь, теряет вкус
это тело к привычной трёпке,
и ложится опять под куст
выбивая мозги и пробки.