Неопубликованное 2000-2002 г. г

***
Из книги жизни вычеркнуть страницы
на сон,
на транспорт,
даже на еду,
на телерепортаж о загранице,
бесцельное катание по льду,
на чтение газет,
на разговоры,
гуляние с собакой и женой.
на очереди в длинных коридорах,
где не понять,
кто врач, а кто больной,
на книги,
туалет
и на работу,
на рынки, магазины
(что почём?) –
тогда привалит счастье идиоту –
писать стихи!
Но будет ли о чём?..
4.03.2000.


 ***
Табун белесых облаков
по небу мчался с юга –
гонимый ветром перемен,
сопровождал весну,
а люди кутались в шарфы,
не слушая друг друга,
не замечая новую волну.
Она пришла сменить
разбросанные наспех,
успевшие истлеть
и почернеть снега,
и открывались окна
заклеенные  – настежь,
чтобы хлебнуть весенний ураган.
И встрепенулся дом,
уставший от морозов,
и сдвинулся в душе
освобожденный "Фрам",
и тёплые стихи
уже сменили прозу,
и ринулись гурьбой навстречу вам.
6.04.2000.
***
Как во мне накопилась усталость?
Не пойму.
Я размеренно жил.
Что-то в прошлом беззлобно болталось,
что-то в будущем я одолжил…
Или это приблизилась старость,
вымывая надежду из жил?..
10.05.2000.

 ***
Повесть жизни с сюжетом кипучим,
обжигавшим страниц номера,
неожиданно стала липучей,
присосавшей меня ко "вчера".
И не вытащить ноги из хляби,
и в тумане тропу не найти
в ту весну, где когда-то гуляли
мы с тобою в начале пути.
Я унижен, распят и повержен,
мне дороги вперед не сыскать,
и одну из загадочных женщин
никогда уже не целовать.
Может быть, я однажды воспряну,
поднимусь в бирюзовую высь,
но, увы, безнадежно отстану
от любимой – на целую жизнь…
16.05 2000.


 ***
Я тревогу в стихи запрягаю,
оставаясь у жизни в долгу –
будто вновь от себя убегаю,
но никак убежать не могу
от проспектов, прожаренных зноем,
от стремительных стрел тополей –
всё опять остаётся со мною,
на бумаге, что мела белей.
Я мечту между строчек упрячу,
доверяясь упругости слов,
и последние рифмы потрачу,
во взаимную веря любовь.
27.06.2000.


 ***
Я был в Одессе, но почти проездом:
с наскока, с дуру – только по делам.
Но море затухающим оркестром
везде за мною кралось попятам.
"Пятерка" по Французскому бульвару,
выстукивая песенку в мозгу,
несла меня к осеннему пожару,
боясь, что я не выдержу, сбегу,
что отмахнусь нелепыми делами
от Пушкинской, где – точно маяки –
стоят платаны с голыми стволами
и ждут прикосновения руки,
от Пироговской или от Еврейской,
от седины шлифованных камней,
где каждый дом, поглаживая пейсы
и щуря окна, подступал ко мне.
И я бродил по стареньким бульварам,
и я шуршал опавшею листвой,
а кто-то звал позировать задаром
и предлагал портрет "почти живой".
И зазывала скромная аптека:
" А шоб ты был здоровеньким у нас!"
И на скамье два взрослых человека
играли в домино – на ананас.
А я бродил, в карманах пряча руки,
чтоб не глупить, не трогать всё подряд.
Одесса – сколько жизни в этом звуке!
Прости мне, Пушкин, этот звукоряд.
Одесса, я рожден волною Бугской –
еврейский сын украинских степей,
но тополя на Малой Арнаутской
пустили корни в памяти моей.
14.11.2000.

***
Когда приходят мысли,
и слова
из пор души вытаскивает случай?
Когда шуршит опавшая листва;
когда бледнеет за свинцовой тучей
единственное светлое пятно
в слепом шатре зашторенного мрака;
когда кому-то сострадать дано
по замыслу седого Зодиака;
когда любовь – как слабый стебелёк –
от бурь житейских может поломаться;
когда желанный берег так далёк,
что можно от отчаянья взорваться.
Когда приходят мысли,
и слова
слагаются в рифмованные строки?
Когда лежит на запад голова,
а ноги отдыхают на востоке…
3.01.2001.


 ***
…И ты читаешь мой роман…
Что встретишь на его страницах?
Любовь, предательство, обман,
что автором показан в лицах
давно ушедших…
Краток век
для человеческих страданий,
и время ускоряет бег,
и волосы присыпал снег –
не главное из испытаний.
А ты читаешь мой роман.
В нем правда с вымыслом смешались,
в нем были люди разных стран,
и деньги падали в карман
и из кармана просыпАлись,
таланты жили в нищете
(спустя два века, впрочем, тоже)
и слабо верили мечте,
и погибали в суете,
на вечных странников похожи.
А я их вытащил на свет:
смотрите, люди, сожалейте!
Нехитрый выдумал сюжет
и, окунувшись в бездну лет,
историю сыграл на флейте
туманных улиц.
Бахрома
заката – в лондонских кварталах
уже окутала дома
и тишину перелистала…
…И ты читаешь мой роман…
26.08.2002.


 ***
Сорвался ветер.
Старые афиши
трепещут, будто флаги, на столбах.
И капает октябрь
с продрогшей крыши,
и нет улыбки на твоих губах.
Ну что ты, что?
Такая непогода
не может продолжаться без конца,
вернется к равновесию природа,
сойдут печали
с твоего лица.
И ты однажды вечером услышишь,
как трутся
друг о друга облака,
и тихо спросишь:
"Что ты снова пишешь?"
И я отвечу: "Повесть…"
А пока…
сорвался ветер,
старые афиши…
13.10.2002.

***
Наверное, всю жизнь
я шел через миры
сомнений и невзгод,
удач и переделок –
как персонаж божественной игры –
не нарушая ход небесных стрелок.
Бывало – без любви
бесстыдно тешил плоть,
бывало – не хотел
и думать о запрете.
И все-таки меня
всю жизнь любил Господь,
коль скоро я тебя,
божественную, встретил.
Среди моих миров
ты встала, как скала,
и, раздвигая мрак,
твои порхали руки.
И будто в душу радугой вошла,
расцвечивая творческие муки.
Я стал совсем другим,
когда возникла ты,
немыслимая даль
с надеждою открылась,
и сразу из болота суеты
я вырвался, когда ты появилась.
Я вырасту, вольюсь
однажды в первый ряд,
внесу свой колорит
в размешанные краски.
Я вновь пишу,
глаза мои горят.
И я люблю тебя –
а значит, жизнь прекрасна!
2.09.2002.