Потерянная жемчужина

Маленькое предисловие-пояснение. В Милане – самом разноплеменном городе современной Италии – среди множества церквей есть и эфиопская, расположенная в одном из предместий. Эфиопские христиане празднуют Пасху, как и русские, по юлианскому календарю. 
В стихотворении вспоминается один живой эпизод из пасхальных дней 2012 года.

__________________________________________




Милан, улица Валь дель Соле,
остановка двадцать четвертого, девяносто шестого.
Третью неделю
сквозь погоды весенние и непогоды
белеет на синем стекле,
с каждым днем становясь белей, 
прямоугольник ксероксной бумаги:
наверху большими печатными – имя:
Perlina – Жемчужина. Фото
маленькой белой собаки.
Пропала. Доверчива к людям. Даны телефоны.
Под текстом приписано женской рукою:
«Каким-нибудь чудом – найдись, Perlina!
Третью неделю – жду не вагона,
а каплю покоя,
глаза словно полные ведра держа,
стою, как слепой, во все стороны пялюсь –
на студии маникюра и массажа,
фруктовые лавки, зеленые жалюзи,
на вишни, набухшие розовым цветом,
на тлеющую под ногой сигарету,
на рельсы, да безразлично куда 
смотреть – только бы лишь не видать
ее блестящих, волнующих глаз.
Себя упрекаю: да разве не странно –
– в наилучшем из возможных миров,
где что ни день, что ни час –
в войнах, в пожарах, в волнах океана
бесчисленный погибает народ –
от гриппа, от голода, от того,
что ни единой душе не нужен,
от водки… а тут стоишь дураком,
и рвутся рыданья и слезы наружу
перед листочком с безвестной судьбой
маленькой псинки, с чьим-то горестным зовом –
Perlina! Жемчужина! Не погибай! –
по-итальянски, по-русски кричу безмолвно,
– да, чудом – вернись, чтобы теплые руки
сорвали мучительный этот листок…


Perlina! – в готический водосток
нервюр из-под свода срываются струи.
Perlina! – мечется, места не находя,
по тротуару взъерошенный голубь.
Perlina! – звенит занавеской дождя
оконце небушка голубого
средь облачной ваты, наполнившей город;
Perlina! – гербера горит у цветочника в банке,
Perlina! – трубою слона изгибается хобот
на майке у девушки-китаянки.
Perlina, вернись!...
Но догадливый ум человека
повсюду найдет, коль захочет, спасения дверь:
Отставить нытье! Так ведется от века –
от Бога, если тебе угодно –
что равнодушно взирает природа
на каждую из своих потерь, 
вознаграждая в каждом мгновенье
себя миллионами новых рождений.
И это в обычном порядке у ней,
что быть собачке – потерянной,
а человеку – расстреляну,
иль в темном подъезде прибиту,
или родными детьми позабыту,
и брошену гнить в инвалидный дом.
И смерть бездомному – в зимнюю стужу,
а муравью – под твоим сапогом,
а птичка достанется кошке на ужин.
И есть на медведя хорошая пуля,
а на теленка наточен топор,
а для цыпленка помыта кастрюля,
и не о чем долго вести разговор,
и прогневлять милосердного Бога; 
и без твоей Жемчужины много
печали и горя на белом свете.
Пробежишь глазами новости в интернете,
чашечка кофе – и легче как будто...
Но каждое, каждое новое утро
мне сердце сжимает
дурацкою болью
ожиданье трамвая
на улице Валь дель Соле.


Стрельчатое догорает стекло.
Шпили ушли в глубину.
Никнет во мраке Собора
Исусово тело.
Голубиным крылом
в воздухе тьму всколыхнув,
миланская Пасха прошелестела.
Что ж, будем русской 
в терпении ждать.
И после недели,
молчаливой и долгой,
она пришла – в холодных потоках дождя,
тяжкие простыни туч
всю ночь выжимая на голову.


Утро. С неба привычно течет река.
Листок исчез. Совсем.
Без обрывков, без остатков клея.
Так не сорвет безразличная чужая рука.
Но та, что звала, сердцем болея:
«Perlina!» –
это она пришла,
нежно изгладила, чтоб не осталось следа,
чтобы глаза исцелились и память.
Звенит телефон.
Ручейком весенним из-подо льда –
«Христос воскресе!» – слышится голос Тани.


Словно из сказки корабль,
из тумана – на всех парусах –
вырывается первый трамвай:
и клекочут, словно стаею птицы,
облепившие камни неведомых скал:
крылья белые, шоколадные лица,
белки карамельные глаз,
бело-жемчужный смех –
с Африканского Рога залетевшие чайки...
…Дождь занавесил Милан
и весь белый свет
ожерельями,
белыми жемчугами.
 

Детские пальцы
тянет к жемчужному небу
Собор.
Вкован в грудь мостовой
рельс перекресток.
И сквозь струи
тихою флейтой
играет Амор,
движущий Солнце,
и нас,
и иные безмерные звезды.