Как мы стояли насмерть под Москвой

                Посвящается моему отцу, ветерану Той войны,
                участнику битвы за Москву.

Когда я говорю: «Я старый и больной, и меня девушки не любят» - все думают, что это кокетство. А это правда! Когда я начинаю вспоминать, то оказывается, что я помню такое – аж и самому не верится!

Например, я помню, как в Подмосковье ходили пригородные поезда на паровой тяге. Паровозы – это было так красиво! Они дымили, выпускали  клубы пара, гудели, свистели, у них были огромные колёса с рычагами, а возле колёс висели такие удивительные устройства – коробки с песком, который при необходимости подсыпался на рельсы, чтобы колёса не пробуксовывали. Поезд трогался, а из-под колёс летели  длинные синие искры. Ах, какая красота!

Помню я, что спустя несколько лет после войны, у выхода с платформы на станции Подсолнечная стоял сгоревший немецкий танк, пушкой уткнувшийся в землю. И никто не удивлялся – ну, стоит себе и стоит, мешает, конечно, немного, но можно и обойти. Стоял он так до начала пятидесятых годов, потом исчез куда-то.

Ещё помню, как мы школьниками помогали убирать урожай с колхозных полей в закрома Родины. Помню хорошо, потому как учился уже в классе шестом или седьмом. Собрались мы с утра около школы, и повели нас на колхозное поле, которое находилось на самом краю города, между железной дорогой и лесом.
Поле это было в городе хорошо известным. За пару лет до описываемых событий на этом поле весной подорвался трактор на мине, оставшейся с войны. Но то ли трактор был сильно прочный, то ли мина уже  выдохлась, трагедии не произошло – трактор встал на попа, а контуженый тракторист пробил собой брезентовый тент и улетел на пашню. В больнице пробыл он недели две, так как контузия у него оказалась необычной – «медвежья болезнь» пополам с недержанием мочи, из-за чего вся эта грустная, в общем-то, история приобрела слегка комическую окраску.
Пока шли мы от школы до поля, начался мелкий моросящий дождичек. Там нас поставили по двое на борозду, которую трактор пропахал плугом. Борозды длинные – конца не видно. А ни лопат, ни корзин, ни мешков – ничего нет.  Нам объяснили: собирать картошку (то есть выковыривать из земли) руками и складывать в кучи, а потом с ней разберутся, что делать. И мы начали выковыривать картошку.
Часа через два я понял, что не всякий труд облагораживает человека. Лыжная куртка, байковая рубашка и майка у меня промокли на спине насквозь, в ботинках хлюпала вода, струйки текли по лицу и за шиворот, гася трудовой энтузиазм. Но у меня была заныкана пачка сигарет  «Джебел», и я решил прогуляться до лесочка

А на опушке обнаружил – вы не поверите! - настоящий ДОТ! Серый бетонный цилиндр метров трёх в диаметре, с узкой амбразурой, смотрящей на злосчастное картофельное поле, выглядел несколько мрачно, но я, конечно, поспешил нырнуть в него. Какая-никакая, а крыша над головой, и вообще…
Внутри было здорово накакано, но разве это кого-то когда останавливало? Я носовым платком вытер лицо, шею и руки, закурил и приник к амбразуре. Огромное поле, слева на краешке копошатся фигурки одноклассников, справа – стеной стоит еловый лес. От дыма заслезились глаза, а когда я утёр их и проморгался, то не мог поверить себе. На противоположном конце поля появились танки! Я не мог разглядеть через пелену дождя, какого они цвета, но было в них что-то очень злое и пугающее. Они медленно ползли по полю в сторону моих друзей. А за танками бежали серо-зелёные фигурки людей, и я даже слышал их крики. И тут оказалось, что смотрю на всё это через пулемётный прицел, в ладонях моих – деревянные рифлёные рукоятки, а большие пальцы давят  на спусковую гашетку, пулемёт, как живой, бьётся в руках,  и я вижу, как падают, захлёбываясь криком, серо-зелёные фигурки. Но танки неумолимо ползут и ползут, а мои друзья бегают по полю и машут испуганно руками…

На следующий день состоялось классное собрание,  посвящённое событиям дня прошедшего. Все мои одноклассники были живы, только Нинка Рулина светила огромным фингалом фиолетового цвета вокруг правого глаза. Это ребята, до крайности облагороженные трудом, стали на поле бросаться картошкой и попали ей в глаз. И наша классная руководительница, тыча в меня негодующе пальцем, громко обличала: «Это всё он, он начал! Он всегда …»

А я стоял и молчал…  Как я мог объяснить ей, что в этот раз я ничего не начинал? Вы ж понимаете, что не мог я объяснить ей ничего. Да и не важно это, чувствовал я, главное – мы победили!