Отголоски войны

                Отголоски войны


Он пришел к нам в лабораторию из телерадиомастерской.
Крепкий, сорока трех- пяти летний мужчина, сибиряк с какой то мощной внутренней пружиной. Высокий лоб, открытые карие глаза на постоянно красном лице, что называется кровь с молоком. Он был телемастером и заказы на ремонт сыпались как снег и на новой работе. Наши «Темпы» и «Рубины» ломались каждый день  в самый неподходящий момент. После работы, а порой и в перерыв его увозили, и привозили  слегка навеселе. В то время телек был для нас все. Поломка его была для нас катастрофой . Он был «дверь в целый мир» как пел Высоцкий и  мы дышали всей радостью и «ужасом мира» через него. Анатолию Николаевичу, так звали мастера,  платили за ремонт вином, водкой, самогоном, и очень редко рублем. Он объездил на своем К700 – мотоцикле времен Великой Отечественной  не только город, но и окрестные села и хутора. Телеместер он был класс. Особенно он любил вдовушек.  Ремонт телевизора у них плавно перерастал в роман, а силы мужской у него было немеренно; в юности в Сибири он пил настоящий настой из пантов Изюбрей. Ко всему прочему был охотник, рыболов и просто «Кулибин».  На даче у него были ветряки, вращающие генераторы и насосы, поливные машинки микроподъемники.
Наш токарь Жорик  ( Георгий Иванович ) мужчина лет сорока, был спокоен, степенен, внутренне собран и слыл мастером «Золотые руки». В своем деле был дока и виртуоз.
Однажды Анатолий Николаевич попросил  выточить его очередную «кулибинскую» детальку и стал раздраженно подсказывать мастеру как надо правильно делать, где какой угол скоса и где нужен микрометр вместо штангенциркуля. Невозмутимый Жорик резко послал его: «Я же не учу тебя как ремонтировать телевизор, и ты не токарь, - не учи ученого.»
-   Я не токарь, даты еще под стол пешком ходил, когда я токарил…
-  Да мы с тобой почти ровесники, - возмущался Жорик,- когда это ты мог токарить? Собралась толпа, завязался спор: Докажи…   - Докажу,
- Бутылка водки, нет коньяка три звездочки. Нет пять звездочек подзадоривала толпа. Ударили по рукам. Анатолий Николаевич оседлал своего Боливара и минут через тридцать разгоряченный, красный привез какую то папку – альбом. Толпа окружила его. Он вынул и протянул пожелтевшую фотографию…
В цехе, с недостроенными стенами, стояли у станков женщины,  точившие снаряды, а рядом пожилой подполковник вручал Грамоты и кулечки с сахаром и леденцами юным токарям- « Бойцам тыла».  На изможденных худеньких чумазых, бесконечно уставших детских лицах светилась неосознанная радость. Может от нежданно свалившегося перекура, от давно забытого вкуса конфет, или неизведанного раньше такого внимания взрослых, а может от всего сразу.
«Бойцы» были счастливы. Среди них стоял один мальчуган  на подставке от снарядного ящика, худой в рваной замызганной фуфайке, своими чертами сильно напоминавший  Анатолия Николаевича. Сын, мелькнуло у нас, но кто кого старше? – Это ты, Вы наперебой затараторили коллеги. – Я, смущаясь , с туманом в глазах сказал Анатолий Николаевич. - Сколько часов работали ,  как кормили, правда что спали за станком? – посыпались вопросы. И только Жорик  молча подошел и протянул бутылку пятизвездочного коньяка… У хорошего токаря всегда был в ящике чей то презент, магарыч. Анатолий Николаевич слегка опешил, заулыбался, нахмурился, прослезился, взял бутылку  и передал  участнику боев Ивану Михайловичу Мореву.
Весь израненный артиллерист, чудом уцелевший в бесконечных танковых атаках гитлеровцев, вырывавших из окружения дивизии Паулюса,  которого без сознания вынесла с поля боя медсестра, на которого пришла похоронка, и  которого недавно «нашел» орден Боевого Красного Знамени.
Михалыч  откупорил бутылку, разлил всем в невесть откуда образовавшуюся посуду, оглядел нас глубоким радостно-печальным взглядом и тихо произнес: «За Победу сынки…»