Бронзоголовому с извинениями

…безмолвный Пушкин, голубь на плече,
Тверской бульвар, жующие потомки,
скамьи, старушки… Ты и впрямь ничем
не опечалил нас. Виват потёмкам,
царящим ныне в головах детей!
Когда остынет варево страстей
и мы достанем с книжками котомки
в своей святой наивной простоте,
мы прочитаем что-нибудь негромко
непознанной грядущей пустоте.

… я, стоя в ней,  дарю тебе цветы
за те слова, что ты приврал, наверно,
за то, что «гений чистой красоты»
не смог остыть без генерала Керна,
за то, что шестикрылый Серафим
явился не Загоскину в пустыне,
за то, что о тебе снимая фильм,
нам хочется внимать стихам поныне,
когда ложится утренней порфирой
заря на плечи в перьях голубей,
и неба не бывает голубей,
чем на Тверском.
Вот разве что в Сибири…

И дождь, и солнце, радуга зонтов,
река машин, текущая дорогой,
и певчих птиц весенняя тревога –
твои знакомцы. Сквозь людской поток
ты улыбнёшься с пьедестала нам.
и встрепенётся голубь на макушке,
когда немногим сукиным сынам
кивнёт из поднебесья «ай, да Пушкин».

А я стою, как будто бы с тобой,
навечно опоздала на свиданье,
но наша к Слову вечная любовь,
пусть слабое, но всё же – оправданье
истории. Немного голубой.
«Вечор, ты помнишь,» да? «И вечный бой…»(с)