Цивилизация

Создать собственное цивилизованное государство — без тира-
нии, или без глобального казнокрадства, с высокой планкой поряд-
ка, — нам, русским, не удается, надо признать. Причин тому может
быть тысяча: национальный расхлябанный характер, тысячелетние
рабские, холопские традиции, наследие какого-нибудь татарского или
большевистского ига... Да мало ли. Я склоняюсь вот к какой мысли.
Еще две тысячи лет назад в древнем Риме, например — уже была юрис-
пруденция, общество создавало и чтило Законы, развивались искусст-
ва — архитектура, театр, поэзия...
Мастерство скульпторов не имело себе равных в мире. Полторы
тысячи мраморных бань было в древнем Риме.
А в это время мы являли собой разобщенные дикие племена.
Именно — дикие. Не знающие даже зачатков организации.
Вот поэтому мы их, — благополучных, упорядоченных, свобод-
ных, — и не можем пока что догнать.
«Выдавливать из себя раба по капле» — оказывается, весьма дли-
тельный процесс.
Управлять собой не сумели взбунтовавшиеся рабы.
Тем более, что культура на Западе, у пресловутого «золотого
миллиарда», развивалась — развивалась и достигла высочайших вер-
шин в музыке, живописи, архитектуре, поэзии, в способах управления
государством, и — в XXвеке, — пошла назад, к примитиву, к отсутст-
вию смысла, к распаду.
А мы, следующие в кильватере за развитыми европейскими стра-
нами, с отставанием, правда, на двести—триста лет, по нашей коллек-
тивной чудовищной дури, именно этот культурный распад, эту дегра-
дацию искусств принимаем за путеводный жизненный ориентир.

                ДЕМОКРАТИЯ

Добились свободы и счастья народы.
Теперь отношения классов просты:
При демократии мыши свободны,
Но и свободны, конечно, коты.

                ВМЕСТО ХЛЕБА

В 1943 году, на третьем году войны, было мне 12 лет. К середине
зимы в Ярославле наступил настоящий голод. Рассказывать, что это
такое, — тяжело и не надо.
Чтобы выжить, мой дядя Егор, работавший мастером на лакокра-
сочном заводе «Победа рабочих», ухитрялся иногда проносить через
проходную, на себе, под угрозой расстрела, плоскую фляжку с под-
солнечным маслом. Масло это входило в состав краски для пикирую-
щих бомбардировщиков.
Взрослые, — дядя Егор и тетя Сима, — работали по 16 часов. По-
этому именно я должен был обменивать на базаре это масло на хлеб.
И я успешно с этой задачей справлялся. В бутылочку, коя называлась
«шкалик», вмещалось 100 граммов. Хлеба я мог получить за это при-
близительно полкило. Процедура оценки качества масла была доста-
точно простой: горлышко прислонялось на секунду потенциальному
участнику бартера к ладони, и он языком слизывал этот пахучий дра-
гоценный субстант. Хлеб я оценивал визуально.
Но однажды произошло вот что. Желающая получить масло не-
молодая женщина не имела хлеба. У нее в руках была прекрасная, ве-
ликолепно изданная, книга — Шота Руставели — «Витязь в тигровой
шкуре». На обложке был изображен сильный молодой воин, вруко-
пашную схватившийся с яростным, клыкастым, могучим тигром! Как
сомнамбула, очарованно я взял в руки эту книгу.
Почти семьдесят лет прошло с того зимнего, хмурого, военного
дня, а я все помню, как прочитал тогда эти завораживающие строки:

... «И добычу нагрузили
на три тысячи верблюдов,
Горы яхонтов гранёных
и корзины изумрудов»...

Отдал я тот несчастный «шкалик», и спрятал книгу под телогрей-
ку, и побежал домой, — без хлеба. Без хлеба.
А «дома» было вот что. Мой дядя Егор, брат моего погибшего
отца, голодный и усталый, не шибко грамотный русский мужик, от-
нюдь не знаток поэзии, — обнял меня и погладил по моей белобрысой
голове, и сказал: — Молодец.

                БАНДЕРЛОГИ

Наши власти, наши правители, все эти Ельцины, Лужковы, Чу-
байсы, Абрамовичи, все эти президенты, министры культуры, пре-
мьер-министры, олигархи, мэры городов, депутаты, прокуроры и гене-
ралы — все, кто управляет страной вместо народа,— не пускают к себе
Поэзию.
Они не пускают ее в свои концертные залы, на свое телевидение,
в свое радио… В их Кремлевском дворце выступают совершенно омер-
зительные Бори Моисеевы. А в их собственные дома-дворцы, на их
Рублевки и Куршавели, Поэзия не идет сама.
Они ее унижают.
Потому что они — Бандер-Логи. А бандерлогам Поэзия ни к чему.


                ЖЕНЩИНА ПЕЧАТАЕТ НА МАШИНКЕ
                МОЙ ПРИГОВОР

Поэзия присутствует во всем:
В буране снежном и в одной снежинке,
В ракетном грозном рокоте, и в том,
Как ты стучишь на пишущей машинке.

Как жизнь была бы, в сущности, грустна,
Когда б мы только пальцами стучали!
Но в мире есть ПОЭЗИЯ! Она
Нас может увести в такие дали!

Чуть-чуть воображения! Представь
Не в комнатке себя, а в ярком зале...
Играйте, пальцы, с нотного листа
Могучее стаккато на рояле!

Немножко чувства юмора — и ты
Мир как машинку некую представишь,
ГДЕ НАШИ ДУШИ — ЧИСТЫЕ ЛИСТЫ,
И ГДЕ СУДЬБА СТУЧИТ
ПО КНОПКАМ КЛАВИШ!

1959 г. Таганская тюрьма
одиночная камера