Без сна...
А засыпала - мирною совой.
К утру во мне двум птицам не ужиться -
Бессонница прошла меж них стеной.
Износ под перебой сердечных ритмов,
Когда темно и будущего нет,
Любовь дошла к финалу алгоритма,
Допела свой заезженный куплет.
В пути она прошила красной нитью
Года лишений, бытовых забот.
Господь - сердец мудрейший повелитель -
Её нам во спасение даёт.
Когда мы любим,есть куда стремиться,
Испытывая прелесть высоты,
Вот только бы о скалы не разбиться
В падении над бездной пустоты.
Ушла любовь одна - найдёт другая.
Не отгоняй послания времён!
Кто любит,тот всегда недосыпает,
Но без любви несладок долгий сон.
(картинка из интернета)
Свидетельство о публикации №112042309560
Александр Дубровин 3 29.04.2012 11:05 Заявить о нарушении
Полина Воспетая 29.04.2012 20:22 Заявить о нарушении
Грустно,печально,-
Внутренний мир-соло души,
Город заснул ночью-астрально,
Спать нет желанья!
Лиру прими;окна открой;
Стихи напиши!
Окна открой;дай свободу
Всем мыслям;
Имя по духу
В мир призови;
Радость наполни
В кубок творений;
Благо развеяв,-
Состояние души
На подъём закрепи!
Соло души-внутренний мир;
Грустно,печально,-
Лампу зажги;
Рифму,за рифмой
Светом настольным освяти!
Вот побежали
Родимые строки,-
Словно как звёзды
По небу
Устилая небесный простор.
Я благодарен сей Музе,
Её сотворенью,-
В грусти,в печали!..
Или же в искорке слёз..
Или же в смехе,-
Рождая с собою задор...
Я благодарен...грустно...печально...
Падение листа.
Я шел лесом, затоптанным, побитым, обшарпанным, в петлях троп и дорог. Не колесом, а плугом вроде бы ездили здесь, вроде бы воры-скокари ворвались в чужой дом среди ночи и все в нем вверх дном перевернули. И все-таки лес жил и силился затянуть травой, заклеить пластырем мхов, припорошить прелью рыжих гнилушек, засыпать моросью ягод, прикрыть шляпками грибов ушибы и раны, хотя и такой могучей природе, как сибирская, самоисцеление дается все труднее и труднее. Редко перекликались птицы, лениво голосили грибники, вяло и бесцельно кружился вверху чеглок. Двое пьяных парней, надсажая мотор, с ревом пронеслись мимо меня на мотоцикле, упали по скользкому спуску в ложок, ушиблись, повредили мотоцикл, но хохотали, чему-то радуясь. Всюду по лесу чадили костры и возле них валялись наехавшие из города труженики. Была середина воскресного дня. Разгоняя гиподинамию, горожане рубили, пилили, ломали, поджигали лес, притомились уже и загорали под солнцем, с утра скрывшимся за такой громадой туч, что казалось, и месяц, и год не выпростаться ему оттуда. Но совсем легко, как бы играючи, солнце продрало небесное хламье — и скоро ничего на небе не осталось, кроме довольного собою, даже самодовольно бодрого светила.
Впереди, чуть выдавшаяся к дороге, стояла некрупная, коленом изогнутая черно-пегая береза, вся прошитая солнцем, трепещущая от тепла, истомы и легкого, освежающего дуновения, происходящего в кроне, наверное, это и было дыханием самой кроны. Горькой струей сквозящую печаль донесло до меня — так может пахнуть только увядающее дерево, и не слухом, не зрением, а каким-то, во мне еще не отжившим, ощущением природы я уловил неслышное движение, заметил искрой светящийся в воздухе и носимый воздухом березовый листок.
Медленно, неохотно и в то же время торжественно падал он, цепляясь за ветви, за изветренную кожу, за отломанные сучки, братски приникая ко встречным листьям, — чудилось: дрожью охвачена тайга, которой касался падающий лист, и голосами всех живых деревьев она шептала: «Прощай! Прощай!.. Скоро и мы… Скоро и мы… скоро… скоро…»
Чем ниже опускался лист, было ему падать все тягостней и тягостней: встреча с большой, почти уже охладевшей землею страшила его, и потому миг падения листа все растягивался, время как бы замедлилось на размытом далью обрыве, удерживало себя, но могильная темь земли, на которую предстояло лечь листу, погаснуть, истлеть и самому стать землею, неумолимо втягивала его желтое свечение.
Я подставил руку. Словно учуяв тепло, лист зареял надо мной и недоверчивой бабочкой опустился на ладонь. Растопорщенный зубцами, взъерошенный стерженьком, холодящий кожу почти невесомой плотью, лист все еще боролся за себя, освежая воздух едва уловимой горечью, последней каплей сока, растворенной в его недрах.
Упругости листа хватило на полминуты, не более, жилы и жилочки его ослабли, распустились, прогнулся серединой лист и обрывком искуренной бумажки расклеился на моей ладони. Обшаривая глазами березу, в чуть колеблющейся, как бы случайно здесь присутствующей, тонкой нити я обнаружил не прочерк, не проседь, а слегка лишь приморившуюся струйку зелени. Там, вверху, в зеленой березовой семье, жил и этот листок, величиною с гривенник. Самый маленький, самый слабый, он не удержал своей тяжести, у него не хватило силы на все лето, и суждено ему было первому подать весть о надвигающейся осени, первому отправиться в свой единственный, беспредельный полет…
Как он пробудился и занял свое место в лесу? Не замерз весною, не засох в июльской жаре? Сколько сил потратила береза, чтобы этот ее листок выпростался из немой, плотно заклеенной почки и зашумел веселым шумом вместе со всеми листьями, стал частицей того мира, в котором с таким трудом прорастает и утверждается все доброе, нужное, а злое является вроде бы само собою и существует, совершенствуется в силе и наглости.
Земля наша справедлива ко всем, хоть маленькой радостью наделяет она всякую сущую душу, всякое растение, всякую тварь, и самая бесценная, бескорыстно дарованная радость — сама жизнь! Но твари-то и, прежде всего, так называемые разумные существа не научились у матери-земли справедливой благодарности за дарованное счастье жизни. Людям мало просто жить, просто радоваться: к сладкому им подавай горькое, а лучше — кровавое, горячее, они сами над собой учиняют самосуд: сами себя истребляют оружием, но чаще словом, поклонением богам и идолам, которых сами же и возносят, целуют им сапоги за то, что те не вдруг, не сразу отсекут им головы или щедро бросят отобранный у них же кусок хлеба в придорожную пыль.
Их были тысячи и тысячи, ублюдков, психопатов, чванливых самозванцев. И все они, начиная от инквизитора Торквемады, дубиной проламывавшего неразумным черепa, чтобы вбить в них самую справедливую веру в Господа Бога, от конквистадоров, миссионеров и всевозможных благодетелей, пекшихся о «свободе» и «чистоте души» человеческой, до припадочного фюрера и великого кормчего, — упорно пытались искоренить «людские заблуждения». Всего лишь миг космического времени разделил Божьего слугу с Пиренейского полуострова от современных чванливых сверхвождей, но эти вместо Бога вбивали уже себя, и не дубьем — новейшим оружием и всею той же, вроде бы ветхой, однако во все времена пригодной моралью: дави слабого, подчиняй и грабь ближнего.
Константин Мартенс 29.04.2013 12:10 Заявить о нарушении
Падает лист, маленький, бледный. Наступает еще одна осень, всегда пробуждающая потребность в самоочищении. Пройдет неделя-другая, и всем ударам себя подставившая придорожная береза отодвинется от леса, от мира, от людей. Да, она будет стоять все тут же, все так же, на виду, и в то же время сделается отчужденной, в себя самое погруженной, и лес по горам оцепенеет в неслыханно ярком наряде, все силы, всю свою мощь, всю тихую тайну выставив напоказ.
Скорбь уходящего лета напомнит нам о наших незаметно улетающих днях; что-то древнее, неотступное стронется в нас, замедлится ход крови, чуть охладится, успокоится сердце, и все вокруг обретет иной смысл и цвет.
Нам захочется остановиться, побыть наедине с собой, заглянуть в глубину себя.
Но и это робкое желание невыполнимо. Остановиться уже невозможно. Мы мчится, бежим, рвем, копаем, жжем, хватаем, говорим пустые слова, много, очень много самоутешительных слов, смысл которых потерян где-то в торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелек с мелочью. Воистину как в шотландской пословице: «Чем хуже дела в приходе, тем больше работы звонарю…»
Ах, если бы хоть на минуту встать, задуматься, послушать себя, душу свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться светлой грустью бледного листа — предвестника осени, еще одной осени, еще одного, кем-то означенного круга жизни, который совершаем мы вместе с нашей землею, с этими горами, лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным, не торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным — на бегу вытряхнет из себя толпа еще одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты.
Притихла земля. Притихли леса и горы. Воссияло всей глубиной небо, чтоб отражение листа в нем было нескончаемо, чтоб отпечатался его лик в беспредельности мироздания, чтоб сама земля, приняв форму листа, похожего на слабое человеческое сердце, легко и празднично кружилась среди звезд, планет и там продолжилась в стремительном движении неведомых нам миров.
Я разжал ладонь. Лист еще жил, слабо дыша воедино сплетенными жилками, однако не впитывал света, тепло солнца не проникало в глубь его. Все силы листа растратились на чуть желтоватый, бледный цвет, на этот краткий и бесконечный миг падения к подножию дерева.
И возникла простая и такая будничная мысль: пока падал лист, пока он достиг земли, лег на нее, сколько же родилось и умерло на земле людей? Сколько произошло радостей, любви, горя, бед? Сколько пролилось слез и крови? Сколько свершилось подвигов и предательств? Как постигнуть все это? Как воссоединить простоту и величие смысла жизни со страшной явью бытия?
Осторожно прижав выветренный лист к губам, я пошел в глубь леса. Мне было грустно, очень грустно, хотелось улететь куда-то. Показалось даже, что у меня за спиной крылья и я хочу взмахнуть ими, подняться над землею. Да пересохли, сломались и отмерли мои крылья. Никогда не улететь мне. Остается лишь крикнуть что-то, душу рвущее, древнее, без слов, без смысла, одним нутром, одним лишь горлом, неизвестно кому, неизвестно куда, жалуясь на еще один, улетевший беззвучным бледным листком год жизни. Сколько их еще осталось? Сколько еще предстоит томиться непонятной человеческой тоской и содрогаться от внезапности мысли о тайне нашей жизни? Страшась этой тайны, мы все упорней стремимся ее отгадать и улететь, непременно улететь куда-то. Быть может, туда, откуда опали живым листом, в пути обретшим форму человеческого сердца, чтобы зеленью устелить планету, объятую пламенем, сделать ее живодышащей, цветущей или дожечь в слепом, безумном огне и развеять пепел в немой бесконечности?
Кто скажет нам об этом? Кто утешит и успокоит нас, мятущихся, тревожных, слитно со всей человеческой тайгой шумящих под мирскими ветрами и в назначенный час, по велению того, что зовется судьбою, одиноко и тихо опадающих на землю?
Константин Мартенс 29.04.2013 12:11 Заявить о нарушении
Полина Воспетая 29.04.2013 13:09 Заявить о нарушении
Ощутить себя частичкой...
И все-таки какое же это большое счастье, что есть возможность прийти вновь сюда на этот живописный луг, залитый солнцем и вдыхать здесь невероятно изысканный букет ароматов.
А находится это гармоничное природное творение на самой опушке леса: здесь горькая полынь и ароматная земляника сочетаясь с запахом различных трав и цветов растущих здесь источают неповторимый запах лета, волнующе-обволакивающий, растворяющийся в теплоте солнечного света.
И радует взор этот игриво-трепещущий ковыль, который так прекрасно дополняет радужное великолепие трав и цветов, волны которого при любом дуновении ветра распределяют потоки свежего воздуха, выполняя роль веера для всего растущего здесь, на этой поляне.
И находясь здесь возникает непреодолимое желание сесть на это чудное, сотканное природой покрывало и окунувшись в живительный поток природной энергии, ощутить себя частичкой того, что окружает тебя вокруг.
Смотреть не отрываясь как парит не высоко в небе, коршун, которого видимо совсем не смущает присутствие мирно сидящего на траве человека, и расправив крылья, он летит совсем низко, рисуя в воздушном пространстве дугообразные зигзаги.
Он совсем рядом, так что можно видеть красивый бело-коричневый орнамент его оперения.Коршун летит, не делая при этом ни единого взмаха крыльями,-он парит в воздухе, прижав к телу свои поджарые ноги с блестящими когтями.
И вот ничего примечательного, что удостоило бы внимание хищника его проницательный взор не отметил, и он продолжил свой полёт над лесом,-это очевидно его территория.
А сейчас вот о своём присутствии напоминают маленькие муравьи, эти трудяги которые в данный момент наносят весьма ощутимые укусы.Вероятно несколько из них, исполняющие роль исследователей избрали ноги человека объектом для своих изучений, в то время как другие тысячи соплеменников заняты другими, не менее важными делами.
Рядом, в двух шагах возле колючего куста шиповника стоит земляной домик трудолюбивых лесных обитателей.
Совсем неожиданно,-будьте так любезны посторониться, мимо лица пролетел зеленый жук и деловито уселся на высокий куст конского щавеля.
Множество бабочек, порхая от одного цветка к другому, исполняют неотразимый танец воздушных фей.А вот и сама фея, эта изумрудная с прозрачными крылышками стрекоза, до этого изящно сидевшая на желтом одуванчике.И теперь вот и она присоединилась к танцующим, демонстрируя своё виртуозное исполнение танца.
Прилетел жужжащий лохматый шмель в своём полосатом костюмчике: желтые полоски-это подарок солнца, а чёрные подарила матушка земля.Он важно расправив свои крылышки, хочет сесть на облюбованный им желтый цветок, но опоздал: это место уже занято несколькими божьими коровками, у которых нет намерения покидать его.
И шмель покружив вокруг, из важности громко пожжужав без видимых успехов и решив что цветов на поляне много, полетел дальше.
Зеленые кузнечики весело стрекочут в траве: внося веселые, заряжающие бодростью нотки в природную музыкальную композицию, ведущая роль которой принадлежит разноголосому хору птиц.И еще в эту симфонию вливаются: чарующий шелест листвы, скрип деревьев и свистящие мелодии ветра, гуляющего в их раскачивающихся кронах, необъяснимые лесные шорохи и доносящиеся эхом из глубины леса выбиваемые дятлом дроби.
Всё это сливается в единое музыкальное произведение,-прекрасное и неповторимое, радующее слух своим естественным звучанием.
Лес встречает вас удивительной прохладой, позволяя дышать чистым воздухом и наслаждаться покоем.Приятно ходить по лесу и собирать грибы, запах которых заглушает все другие запахи.И вот находясь именно здесь понимаешь, что это лучший отдых который возможно себе пожелать.
А потом идти домой, побывав в таком родном для тебя месте, и благодарить судьбу за то, что такое место есть на земле.
Константин Мартенс 30.04.2013 10:43 Заявить о нарушении
Полина Воспетая 30.04.2013 13:23 Заявить о нарушении
Полина Воспетая 30.04.2013 13:38 Заявить о нарушении
Константин Мартенс 30.04.2013 13:53 Заявить о нарушении
Полина Воспетая 30.04.2013 22:18 Заявить о нарушении