Море, рыбак, рыба

 На краю ойкумены (надежнее нет отшиба)
 одинокий рыбак повторял – как прибою вторил:
 дай мне, Господи, счастье – поймать бы такую рыбу,
 чтобы с ней для меня никогда не кончалось море.

 А в солёных пустотах, у самого дна морского,
 одинокая рыба, надеясь, что Богу в уши,
 повторяла, что встретить бы ей рыбака такого,
 для кого бы она научилась дышать на суше.

 Уходил он на промысел, сетью ловил свободу,
 возвращался, и лодка была тяжела уловом.
 Набегали на берег волны, на сердце – годы,
 и оно наполнялось потерями, болью, словом.

 На краю ойкумены всё так же кричали чайки,
 а зимою давило небо – свинцовой глыбой,
 и всё так же речитатив его был отчаян:
 мне бы Рыбу, Господи, мне бы Большую Рыбу.

 А она  зависала  над  бездной и донной  мутью,
 кубометры тоски проплывала под мёртвой зыбью,
 чешуёй ощущая и всей серебристой сутью,
 что когда-то придёт запоздалое счастье рыбье.

 И однажды Неведомый над ойкуменской синью
 разглядел – хоть случайно и хоть мимолётно – сверху,
 что чем дальше, тем ноша рыбацкая непосильней
 и c трудом измеряется по человечьим меркам.

 И тогда, повторяя беззвучно своё «спасибо»,
 наверху различая неведомое свеченье,
 серебристой душою момент уловила рыба
 и всплыла из глубин, как луна над землёй вечерней.

Что же дальше – найдётся ли в притче хоть капля толка
 или всё опровергнут бывалые, правдознатцы?
 …Удержать её, Господи… не сорвалась бы только…
 …Удержаться бы, Господи… только бы удержаться…