Из Камчатского дневника

1
Все — ни секунды, ни минуты:
«Морское» время потекло.
В иллюминаторах каюты
От солнца плавится стекло.

И, прицепив его к броняшке,
Я зайчик солнечный ловлю:
Пускай гуляет по тельняшке,
Как капитан по кораблю.

И свой порядок установит,
И души высветит до дна...
Никто не знает, что готовит
Нам эта тихая волна.

2
Охотское море, Охотское море...
Я знаю — Курилы покажутся вскоре.
Среди облаков и холодных туманов
Появятся грозные жерла вулканов.
Суровые стражи суровой природы,
Достойные самой возвышенной оды.
Достойные самого злого проклятья
За то, что здесь наши покоятся братья,
Которые были без всякой причины
Низвергнуты ими в морские пучины.

Охотское море, Охотское море —
Холодные волны с ветрами в раздоре.
Проворные чайки снуют над волнами,
И тысячи миль пролегло между нами.
А вот и вулканы, а вот и вулканы!
И мысли мои попадают в капканы,
В капканы любви и ловушки природы,
Достойные самой возвышенной оды,
Достойные самого злого проклятья
За наших страстей роковые объятья.

Охотское море, Охотское море,
Скажи, почему я с любимою в ссоре?
Никто этой ссоры, я знаю, не хочет.
Но странная лава под сердцем клокочет.
И вдруг наших чувств поднимает цунами
И рушится все, что построено нами.
И нет здесь виновных, и нету причины —
Лишь тихие стоны из черной пучины.
Потом ни огня из нее и ни звука...
Тревожные мысли, разлука, разлука.

3
Боже мой, как я тебя люблю!
Вот и океан узнал об этом.
Целый день хожу по кораблю
И гоню тоску свою, да где там...
Боже мой, как я тебя люблю.

Две стихии трудно примирить —
Бренный быт и вечное искусство:
За одним — расчетливая прыть,
За другим — безудержное чувство.
Две стихии трудно примирить.

Жизни двусторонняя печать:
Так любить, страдая от разлуки,
А потом томительно молчать.
Ну за что, за что такие муки?
Жизни двусторонняя печать.

Боже мой, как я тебя люблю!
Вот и океан узнал об этом —
Он стучит волной по кораблю:
«Эй, закат кончается рассветом!»
Боже мой, как я тебя люблю...
               
4

                Федосеевой Тамаре

Эх, буфетчица Тамара —
Одинокая душа...
Ей сама моя гитара
Подпевает, чуть дыша.
И, наверно, не случайно,
Потому что, видит Бог,
У Тамары в сердце тайна,
Где любого ждет подвох.
И какое-то ненастье,
Так запрятанное вглубь,
Что она не верит в счастье,
Как ее ни приголубь.

Эх, буфетчица Тамара,
Расскажи мне о себе:
Пусть поет моя гитара
О твоей лихой судьбе
И расплачет не однажды,
Как ты в пасмурную ночь,
Тяжело дыша от жажды,
Родила больную дочь.
Как ходила по больницам,
Как считала ты рубли
И писала разным лицам,
Чтоб несчастью помогли.

Эх, буфетчица Тамара...
Сколько вас, таких Тамар?
Бюрократы — не гитара:
Отзываться — Божий дар.
И сражаясь в мире пошлом,
Ты одна несла свой крест...
А сегодня это в прошлом:
Дочь не хуже всех невест,
В Петропавловске–Камчатском
Коммуналка будь здоров!
И подарки домочадцам
Из «ненаших» городов.

Эх, буфетчица Тамара,
Все несчастья позади!
Что осталось нам — гитара
Да волнение в груди.
Для меня ты незнакомка,
Для гитары, как сестра.
Тихо пой ты или громко —
Песня в общем-то стара.
Значит, струны не случайно
Мне расстраивает Бог —
Что ни женщина, то тайна,
И какой-нибудь подвох.

5
Вот и бухта Успенья!
Кто ее так назвал?
Вместо скорбного пенья
Родников карнавал.
Никаких причитаний,
Ритуальных речей...
Лишь фаготы журчаний
Да орган из ключей.

Пусть поет он о жизни,
О заботах мирских
Всем, кто служит отчизне
На просторах морских.
И спасает от жажды,
И хранит свой секрет,
Как из мрака однажды
Появился на свет.

Сколько надо терпенья,
Чтобы в этой глуши,
Словно бухта Успенья,
Не растратить души.
Не считать ради славы
Серебра родников,
А границы державы
Защищать от врагов.

6
                Морякам, погибшим во время
                Манчьжурской операции 1945 г.

Японское море.
Вода, как стекло.
И, кажется, горе
Навек утекло.
И не было смерти,
Кровавой волны
В лихой круговерти
Последней войны.
Но память сурово
За мною следит.
И каждое слово
У сердца саднит:
Мне помнится свято,
Как в этой дали
Тонули когда-то
От ран корабли.
Японское море...
Чужая беда
И русское горе
Смешались тогда.
И как ни приемли,
Мы все заодно:
Различные земли,
Но общее дно.
И словно от хины,
Внутри все горит.
«Ребята, дельфины!» —
Динамик хрипит.
Но память поэта
Тревожна и тут —
Мне кажется, это
Торпеды плывут.

7
Концерт на сцене теплохода —
Уже совсем другой концерт.
Тут все играет роль: погода
И масса личных наших черт.
Поскольку в море знают цену
Со сцены сказанным словам...
Но я «спасателем» на сцену
Иду сейчас, как по волнам.
Меня ответственность качает,
Во мне бушует мыслей шквал,
И кто-то сразу подмечает,
Что это первый мой «аврал».
Что у меня лишь опыт суши.
Но я со страхами борюсь,
И чьи-то «гибнущие души»
Спасать уверенно берусь.
А зал затих, он ждет начала:
Его сегодня, как меня,
Впервые жизнью укачало,
К опасной бездне накреня.
И мне понятна эта участь —
Не плакать робко в стороне,
А побороться за плавучесть,
Когда штормит по всей стране.
Когда неясно где вы, что вы,
И кто кому подставит борт...
И я бросаю в зал «швартовы»
И первый пробую аккорд.
Чтобы сегодня непременно
В опасной качке устоять.
Пускай шипит сомнений пена,
Пускай трусливых гонит вспять.
И курс меняет непогода,
А кое-кто сидит, как ферт...
Концерт на сцене теплохода —
Уже совсем другой концерт.
И я не просто здесь писатель,
Не рифмователь нежных слов —
Я на дежурстве, я «спасатель».
Я ко всему сейчас готов!

8
Острова называются «Черные братья».
Кто их бросил коварной стихии в объятья?
За какие грехи, океан, объясни нам,
Ты сечешь непокорных по каменным спинам?

Там — соленая пена сочится по ранам,
Здесь — глаза обесцвечены зыбким туманом.
Но стоят эти «братья» и гордо, и смело,
Как стоят лишь страдая за правое дело,
Как стоят, если в сердце не тает надежда.
Если даже в гранит превратилась одежда.

И гляжу я на них, и стараюсь на совесть
Продолжать не свою, но извечную повесть.
Эту страстную повесть о жизни и смерти,
Что связует все судьбы в земной круговерти.

И бичует мне душу коварство стихии,
Называемой громко «любовью к России».
Но держусь я за небо, держусь я за землю
И коварной волне суесловий не внемлю.
А настанет пора — словно брата в объятья,
Может, примут меня эти «Черные братья».