Тишина-натурщица и художник

Стих белый, вольный,
местами слегка рифмованый


Томились долгим ожиданьем этой встречи
художник, холст, все краски, кисти, свечи.
В ночи она пришла, безмолвия созданье,
вселенского холста и муз очарованье, -
к художнику на первое свиданье.
Прозрачна и чиста. В просторах мирозданья
волшебницей она. Всегда покрыта тайной.
Вуаль безмолвия ей согревает плечи.
Не слышен шелест платья: она обнажена,
хотя она ему и не жена.
Художник без нее в глубинах ночи
и не художник вовсе,
а так..., бог весть, какой величины.
А ей хотелось глубины.
Приблизилась, дотронулась холста,
не выдав удивленья, что он черный.
"Пусть начинает с черного холста.
Но все равно он будет мне покорный.
Я женщина, и, значит, я должна 
любовью напоить живущих.
Хотя и замкнуты мои уста,
я мысли колыбель и озаренья,
купель ночного очищенья.
Теперь, когда Земля недомогает,
дыхание её затруднено,
все жаждут моего прикосновенья,
спешат пройти купели очищенья,
пока жива и дышит,
кружится планета."

Натурщицей сегодня у него останется она.
На краткий миг иль долгие мгновенья?
Она не знает.
Все молчаливые ее сомненья
рождаются из черного холста.

"Да, я вольна, прозрачна, многолика,
живя в пространстве звездного холста...
Где я своей прозрачностью наполнила места,-
там пробуждаются любовь и вдохновенье,
и гасятся ненужные сомненья
в той истине, которую в себе несу
и оставляю в сердце человека
для прозренья.
А все недоброе я выношу ему на суд.

В свою прозрачную и чувственную плоть
я позволяю погружаться всем,
кто ждет меня в ночи и...слышит,
кто помыслами чист и светел,
кто чтит отца и мать,
кто, зная заповеди, размышляет о причинном:
о  Слове,  Боге   и  о  Слове  в  Боге.
Но я сама, вселенского безмолвия дитя, - 
кто я... и в чем мои истоки?
И почему во мне слов'а  не молвят Боги,
а только слушают...?
А Боги ведь могли во мне озвучить
утраченные знания 
погибших в жерлах катастроф цивилизаций.
Тогда познали бы их все,
кто ждет меня в ночи и...слышит...
Пусть начинает с черного холста."

Ни звука...  ночь...  так тихо...
И лишь вкрапление мазков на черном
под ровный и неслышный плач свечи.
И началось 
то ли беззвучное прочтение предтечей
всего, что снизойдет в нас в тишине,
то ль погруженье в таинство беззвучия,
чтобы понять себя в бездонной глубине.
Течет в купелях тишины
блаженство очищения,
смывая все ненужные сомнения.
Нисходит жизни новое прочтение:
в добро или во зло она текла?

И дождь хотел пройти, но передумал:
не смел шуметь шуршаньем мокрых крыл.
И музыка коснуться не решилась
ни клавишей, ни струн или строки
и мягко смолкла в раковинах слуха.

Ушло всё в тишину и слушает...
И я ушел...   
В ее прозрачной неприкрытой плоти
вершится таинство ночного волшебства,
царит безмолвие вселенского покоя...до крика.

Художнику был знак:
"Остановись и слушай...
Два черные крыла в  парении ночном
зачем тебе...на черном?
Все это уже было и  не ново."

Но время встречи истекло, хотя не все готово.
Неслышно подошла, помедлила мгновенье
и с полотна сняла все краски,
оставив лишь Малевича квадрат.
На нем и начертала:
"Я не прочла на полотне любви."

Багряной полосой стучалась в ночь заря.
Готовились и крик, и шум 
родиться и взорваться.
Неслышный мягкий взмах прозрачных белых крыл:
она снялась и улетела, чтоб вернуться.

Художник черный холст снимал,
чтобы сменить на белый.
Он думал, что она не поняла,
как сильно полюбил ее,
но непохожею на всех других художников любовью.

Она вернется,
чтобы начать все с белого холста.
Она в ночи живет  и...дышит...
Она прозрачной птицей белой спустится с небес
и явится тому, 
кто ждет ее в ночи  и...слышит...