О, Мари!

                К.М.Е.

                Я все тускнею. И душой и прочим.
                Во мне давно потух Гардемарин.
                Но бес ребро подтачивает к ночи:
                о, Мэри! о, Марина! о, Мари!..

                И вот на ожиренья вираже я,
                в очередной завязке до среды,
                к Марине аккурат на день рожденья
                был приглашен навроде тамады.

                Я приготовил тост и два куплета,
                и пару анекдотов про армян.
                Но бес ребро подначивал "про это"
                и Мари Ванну к Мэри приравнял.

                В день рожденья у Марины трали-вали.
                Вытворяли и травили без рояля.
                На родимое "даешь!"
                разводили молодежь,
                и на шару ждали трёш-менёж.

                Мне дали шанс загладить свои ляпы
                и объяснить, что я имел в виду.
                Лишь Мерин муж скрипел, что Римский папа
                таких давил в семнадцатом году.

                Я отрубил: тут никакой клубнички,
                мол, Мэри Ванна - образ, персонаж...
                Но пьяный муж уставился по-бычьи
                и норовил попасть промежду глаз.

                Тут я слегка на ринге лопухнулся:
                сказал супругу, что и сам могу,
                что я бы с ним Маринами махнулся -
                их слишком много у меня в мозгу.

                В день рожденья у Марины елы-палы.
                Юморилы выступали до упаду.
                Даже через "ни гу-гу"
                гнали разную пургу
                и на шару брали киргу-ду.

                У нас дошло не то чтобы до драки,
                но мы взялись малёхо за грудки...
                Я все метал слова, как бумеранги,
                и сам себе наставил синяки.

                Тут поднялись галдеж и лай, как в песне,
                и попугая вывели в тираж...
                Не помню, как сцепились свёкор с тестем,
                но точно помню, кто кому жираф.

                Тогда я встал и резко замаячил,
                и речь толкнул, ну, типа шоумен...
                К утру холодным занялись горячим,
                потом к Марине подали жульен.

                В день рожденья у Марины шуры-муры.
                Ей дарили мандарины и ля-муры.
                А подружки поутру
                обряжали в мишуру,
                и на шару шел шурум-бурум.

                Уже не помню, как попал домой я,
                кому мои светили фонари...
                Но бес в ребре подпрыгивал довольный:
                о, Мэри! о, Марина! о, Мари!..

                Еще я помню, танцевал ламбаду,
                и чей-то запах кровельных духов.
                Я их вдохнул, и завернул: "Вот бабы!
                Да вам бы только портить мужиков!"

                Наверно, тут меня и попросили,
                а может, сам я попросился прочь.
                Вон с фонарями ходит пол-России,
                когда "шерше ля фам" - такая ночь!

                В день рожденья у Марины, вот непруха,
                мне, по слухам, подарили в ухо.
                Говорят, я бил в набат,
                все орал "хана без баб!"
                и на шару жрал люля-кебаб.

---------------------------
   ПВЛ      30.12.09