Песенка про костяную ногу
Собрались мы как-то по пиву в компании с воблой.
Травили про баб, от ворчливых до сучески подлых.
Мне стало костляво от воблы, тоскливо и скучно.
И вспомнил я святочный облик, иссохший как сучья.
Жила моя радость в избушке у крайнего дуба.
Была не дурнушка собой и губою не дура.
Дразнили беднягу Ягой, но скажу без обмана:
когда б не проблема с ногой - ну, баба как баба!
Нога-то была костяная, хотя не похоже,
что были в ее арсенале лишь кости да кожа.
Конечно, не кровь с молоком, но, однако ж, поверьте,
я бил молотком по ноге - не похоже, что ведьма.
Горланила псевдо калека, как будто зарезал.
А я всего раз по коленке легонько и врезал.
Я мог бы и без молотка, но проверить-то надо!
Нога как нога, да и баба-то в общем как баба.
Тогда я спросил ее в лоб с молотка прямотою:
"За что ж тебе так повезло, что прозвали Ягою?"
А та: "Василисой звалась я Прекрасной, покуда
Кощей не попутал свалиться на травке под дубом.
Годами тянулись проблемы с постройкой избушки.
Мы спали валетом в дупле на хромой раскладушке.
Мы дуб раскачали. И кот, недоучка и нытик,
боялся ночами слагать свои вопли и выть их.
Вообще-то Кощей Константином по паспорту звался
и конспиративно червивел в сети партизанства:
ловил по округе мой Костик козлов отпущенья.
Стал кожа да кости, тогда и прозвали Кощеем.
Бродили за ним, точно волки, ужасные слухи,
что, он, де, ежа до иголки раздел с голодухи.
И стали судачить в селе про вертеп на отшибе.
А мы уж и двойню к зиме народить порешили.
Когда бы на Пасху Кощей не набрался, скотина,
детей бы в порядке вещей я не предотвратила:
в сочельник, а то на Крещенье случилось бы чудо.
Но начал бессмертьем Кощей щеголять возле дуба.
Нажрется и в мать-перемать костерит всю округу.
И я отложила рожать, охромев с перепугу.
Какая ж тут двойня, когда столько пакости возле..." -
"Ага! Как я понял, нога костенела от Кости!" -
"Неправильно понял, - Яга свой рассказ продолжала. -
При чем тут нога! Я б ему и безногой рожала!
Но он, аккурат на дубу, говорят, для экстриму,
подсел на иглу, паразит, наширялся и сгинул.
Нога костенеет не после, а в память о Косте!
Ну, где его кости? На чьем зеленеют погосте?
Куда мне прийти поклониться? - покажьте могилу!
Ведь я ж его так, кровопивца, безбожно любила!.."
Я понял, мне тут ничего кроме чая не светит,
хоть год до того за Ягой все чинил свои сети.
И черной вдовой по щеке у Яги на прощанье
слеза поплелась не ко мне, а за гробом с мощами.
А вслед на селе стало горше, чем горькая редька.
Ревелось ночами: "Не трожьте! Какая ж я ведьма!
Насели всей кодлой! Да баба я! - гады вы, гады!"
Но эхо несло: "Ты не баба! - Яга ты, Яга ты!.."
"Эх, братцы! - хмелел я, хлебнув неумеренно храбро. -
Добраться бы только до хлева и хрюкать про баб вам!
А есть еще женщины! Сколько их в русских селеньях
мы сделали жертвами, скомкали в койках и в семьях!
Но мне отвечали со смехом: "Ну, ты, брат, попался!
Башкой или чем докумекал? Забей и не парься!"
Под и пиво и мат сатанели ребята: эх, водки б!
Травили про баб: от панельных до падких и подлых...
--------------------------
ПВЛ 13.06.10
Свидетельство о публикации №112040103880