Томас Харди. Но дрозд поет

 Thomas Hardy.    The Darkling Thrush

I LEANT upon a coppice gate,
When Frost was spectre-gray,
And Winter's dregs made desolate
The weakening eye of day.
The tangled bine-stems scored the sky
Like strings of broken lyres,
And all mankind that haunted nigh
Had sought their household fires.

The land's sharp features seemed to me
The Century's corpse outleant,
Its crypt the cloudy canopy,
The wind its death-lament.
The ancient pulse of germ and birth
Was shrunken hard and dry,
And every spirit upon earth
Seemed fervorless as I.

At once a voice arose among
The bleak twigs overhead,
In a full-hearted evensong
Of joy illimited.
An aged thrush, frail, gaunt and small,
With blast-beruffled plume,
Had chosen thus to fling his soul
Upon the growing gloom.

So little cause for carolings
Of such ecstatic sound
Was written on terrestrial things
Afar or nigh around,
That I could think there trembled through
His happy good-night air
Some blessed Hope, whereof he knew,
And I was unaware.



Томас Харди.  Но дрозд поет

Ограда парка. Близость тьмы
Уж иней предсказал.
Подносит вечер сор зимы
К слабеющим глазам.
Лианы небо оплели –
Обрывки лирных струн.
Все, кто могли, давно ушли
В тепло, в домашний круг.

Покойник-век печаль зовет
За поминальный стол,
Его гробница – небосвод,
А ветер – смертный стон.
Казалось, в этот зябкий час
В щемящей тишине
Пульс окончательно угас
В природе и во мне.

Вдруг чистый птичий голос из
Оледенелых крон
Разливом сердца хлынул вниз,
Был счастьем полон он.
Озябший тощий старый дрозд,
Нахохлясь на ветрах,
Так встретить предпочел мороз
И всемогущий мрак.

Едва ли контуры земли
И стылый небосвод
Давали повод  душу лить
В экстазе чистых нот;
Я думал, мне бы как-нибудь
За ним держаться следом:
Дрозду знаком к надежде путь,
А мне пока неведом.