Выбор Пираты. Part II

Пара недель прошла с тех пор,
Как обо всем она узнала.
Бескрайний бороздя простор,
Ундина часто вспоминала

Букетик голубых цветов
На материниной могиле.
Ряд выгравированных слов
Отчетливо вставал поныне

Перед глазами ежечасно,
Ежеминутно, каждый день.
Во снах ее теперь так часто
Преследовал седой, как тень

Старик, что ей на все глаза
В тот день открыл перед могилой,
И грусть, с которой он сказал,
Что внучку звали ту Ундиной.

Она стояла твердо у штурвала,
Корабль ведя умелою рукой.
Тут голос раздался:
                - Дочка пропала
Та шляпа, что мы покупали с тобой

В порту. Вроде то было в Бомбее,
Или в Гаване, не помню, уволь.
А ну помоги! Вдвоем мы скорее
Отыщем ее.
            - Но, папа, позволь

Узнать, для чего тебе эта шляпа?
Ведь их у тебя, как в камбузе крыс!
 - Надо, дочка, сказал же, мне надо!
А ну-ка, давай, поторопись!

Дело, конечно, тут вовсе не в шляпе,
Которую вскоре девчонка нашла,
А в том, что дочка ответила папе.
Всю ночь провела Ундина без сна,

Пытая понять, поверить, простить
Предательство тех, кто ее воспитал.
Хотелось на мостик взбежать и спросить:
«Папа, ответь, почему ты мне лгал?

Чем помешала тебе моя мать?
Тем, что хотела меня защитить?
Зачем нужно было ее убивать?
Тебя никогда не смогу я простить!»

Но то лишь в душе бушевал ее шторм,
То утихая, то пенясь вновь.
На следующий год в разговоре с отцом
Дочерняя снова скользила любовь.

И как можно было того презирать,
Кто отдал ее все то, что имел,
Всю жизнь кто старался ее воспитать,
И в этом впрочем то преуспел.

Рулевой вел твердо судно вперед,
Ундина же на носу корабля
Слушала, как ей море поет,
Смотрела, как танцует волна.

Он ведь отец! И пусть неродной!
Плевать, что он правду скрывая врал,
Зато не сыщешь другой такой,
Которую б так отец обожал.

Но все же.. ей третий десяток пошел,
Может уж лучше спросить, чем гадать?
Или момент еще не пришел?
Или вообще лучше правды не знать?

Она затянула песню морскую,
Море вторило ей гулом негромким,
Волны ей улыбались, танцуя,
Под бортом плеск раздавался их звонкий.

Вдруг раздался крик впередсмотрящего:
 - Внимание! Корабль по левому борту!
Ундина очнулась. Вот жизнь настоящая!
На дно их отправить немедля к черту!

Кто бы то ни был! Французы, испанцы!
У тех – ценный груз, они же пираты.
Волны свои прекратили танцы,
Будто почувствовав, что громады

Скоро сойдутся в смертельном бою,
Залпы дадут при крике «Огонь!»
Жизнь чья-то окажется на краю,
Отчаявшись, кто-то покончит с собой.

 - А, то англичане, - матрос протянул,
В трубу осмотрев корабельный флаг.
На капитана с сомнением взглянул:
 - Ближе подпустим их, или как?

 - Пусть подойдут! Тем временем мы
Навстречу пойдем. Лево руля!
Пусть у посудины их лопнут швы!
Да не прожить им больше и дня!

Сражение шло не на жизнь, а на смерть,
Слышны лишь крики и стук клинков.
Многим пришлось в тот день умереть,
Поняв – нет хуже корсаров врагов.

 - Эй, кэп, а этих куда девать? –
Спросил флибустьер, указав на пленных, –
Может, их по доске прогулять?
Посмотрим, как плавать они умеют!

 - Нет, Джонс, погоди, пока еще рано, –
Он в кучку людей направил свой взгляд, –
Так, женщин отпустим, детей и старых,
А вот мужчин акулы съедят!

 - Отец, прошу! Ну, к чему насилие?
В чем пред тобой виноваты они? –
Выйдя вперед, Ундина спросила.
Тут от толпы отделился старик:

 - О, юная мисс! А я ведь вас знаю!
Мы с вами встречались не так давно!
И ей показалось, будто с цветами
Стоит он перед могильной плитой.

 - Нет, нет! Вероятно, вы обознались! –
Ундина поспешно проговорила, –
С вами мы никогда не встречались.
Испуганно девушка взгляд опустила.

 - Да нет! Я хоть стар, но память еще
Меня никогда не подводила!
Мы виделись с вами на кладбище!
 - О чем он толкует, скажи, Ундина? –

Спросил капитан, взглянув удивленно
На говорившего старика.
Тот же не менее изумленно
Вслушался в имя, что кэп назвал.

 - О чем он толкует – тебе известно!
Но раз уж так хочешь знать,
В порту том распространено повсеместно,
Как ты убил мою мать!

Я видела надпись на серой плите,
Что стоит над ее могилой!
А этот старик – мой родной дед –
Отец моей матери милой!

Ты врал мне всегда! Всю мою жизнь!
Говорил  - нашли у причала!
Мол, так наши судьбы переплелись, – 
Ундина почти что кричала,  –
 
 - Я не хочу тебя больше видеть!
Уйду вместе с дедом, куда пойдет.
Велишь – с ним же пойду на гибели,
Отпустишь – вернусь в отеческий порт.

Отец с минуту молча смотрел
На девушку с трубкой погасшей во рту,
Затем смирился, вздохнул и велел
Высадить всех в ближайшем порту.

 - Что ж, раз решила идти – уходи,
Но запомни навеки, что я скажу!
Лучше шхуны дома тебе не найти,
Хоть весь ты свет вокруг обойди,
И если вернуться решишь, то учти:
Чести тебе я не окажу!

Розами щеки Ундины пылали,
Глаза наполняли отчаяния слезы.
Но слово свое пираты сдержали,
Высадив всех в порту, где мимозы

Словно стеснительные недотроги
Листья свернули, как только она
Решила сорвать для букета немного,
Желтый которого цвет сполна

Выразил боль всей ее разлуки
С близкими и родными людьми.
Пускай не чисты были их руки,
Но ведь растили ее они!

Чувство противоречия Ундину,
Словно пиранья, грызло насквозь.
Дед же светился от счастья: к сединам
Все же родное дитя нашлось.

Так начиналась новая жизнь,
Лишенная схваток, сражений морских.
И только волны пели: «Вернись!»
Слагая свой грустный отчаянный стих.

Ей комнату в домике отвели,
С мягкой кроватью и круглым окном,
С которого на бирюзовый залив
Вид открывался прекрасный притом.

Дня распорядок: завтрак с утра,
Вставать с петухами не привыкать,
Но еле-еле влезла она
В простого покроя обычное платье.

Как неудобно! Все жало, мешало!
Вздохнуть невозможно без боли в спине.
Длинная юбка до пола спадала,
Спуск затруднив по лестнице ей.

Служанка лимонный сок предлагала.
 - Зачем? – решила Ундина спросить.
 - Что бы от солнечного загара
Кожу вашу, мэм, осветлить.

Вы – словно уличная торговка,
Кожа ваша темна, как медь.
Мне бы было весьма неловко
В таком виде людям в глаза смотреть!

Служанка об этих словах пожалела,
Увидев, как в тот же единый миг
Вверх Ундины рука взлетела.
Шлепок раздался. И слабый вскрик.

Так в новом доме ее невзлюбили
За вольный характер, тяжелую руку.
Служанки хихиканьем изводили,
Она же не знала, куда девать скуку.

Ну, чем заняться в такой глуши?
Какое найти себе развлечение?
Как все остальные вязать и шить?
Или практиковаться в пении?

Много раз Ундина уже пожалела,
Что в гневном порыве от отца отреклась.
С тоской тревожной теперь смотрела
На море – единственную ее страсть.

Как можно было столь опрометчиво
Решение принять, сжигая мосты?
Но мысли и чувства ведь так изменчивы!
Теперь возвращение – лишь мечты.

Отец никогда не зайдет в этот порт,
Даже зная о том, что она, Ундина,
Об этой встрече мечтает, ждет,
Что его она уж давно простила.

Дом покидая, целые дни
На кладбище она проводила,
И лишь когда зажигались огни
Оттуда нехотя уходила.

С матерью говорила негромко,
Порой представляя, что та отвечает.
Слезы стирала подола кромкой,
Глядя, как ветер деревья качает.

Однажды, в один из подобных дней,
Гуляя в лесу, повстречала она
Мужчину, что обратившись к ней,
Спросил, почему она так грустна.

Ундина, сама не зная, зачем,
Рассказала о всем, что ее тревожит.
О доме, которому она в плен
Попала, и об отце, что ей всех дороже.

 - Историю эту прекрасно знаю,
Мне было восемь в тот самый год,
Когда пираты на порт напали
И вас забрали себе на борт.

Так вот он, значит, каков финал:
Вернулась таки в родные пенаты.
 - Нет, нет! Конец еще не настал,
Как все в земле не найдены клады!

Я либо вернусь на борт корабля,
Где провела все свои годы,
Либо меня приберет земля
Или темные моря воды!

 - Но разве возможно вам возвратиться?
Ведь вы сказали, что ваш отец…
 - Я пущусь вплавь! Полечу, как птица!
И пусть меня там пронзит свинец,

Успею сказать, как я сожалею
О том, что случилось моей виной.
Прощения попросить успею,
И снова стану самой собой.

Как надоело это притворство!
Ленты, корсажи, длинные юбки!
В платьях ходить – одно неудобство,
Скорее бы сменить их на брюки.

А уж манеры! Все в ужасе просто
От того, как и что я говорю,
Какие я задаю вопросы.
Знаешь, я будто стою на краю.

С одной стороны – бездонная пропасть,
С другой – педантичность мерзкого мира.
Будто весла плоская лопасть
Одно от другого вмиг отделила!

 - Вы невысокого мнения о нас.
 - Простите, я вас не хотела обидеть.
Мне просто не место тут, среди вас,
Но кто же тогда мог это предвидеть.

Прищурившись, Джозеф (так его звали)
Смотрел на девушку с интересом.
Затем простился с ней, и свидание
Назначил завтра на том же месте.

Встреча за встречей дни проходили,
Красок добавив серой жизни Ундины.
К берегу часто ни приходили
Заката чудные увидеть картины.

 - Я прыгнуть готова сейчас же в воду,
Что б вплавь добраться до нашей шхуны.
Что скажешь ты мне на это, Джозеф?
Может быть, испытать фортуну?

Шучу, конечно, хоть доля правды
В моих словах все-таки есть, -
Ундина проговорила слабо, -
И это мне достойная месть

За то, что свою семью предала!
 - Твоя семья здесь, в этом порту, -
Косо взглянув, Джозеф сказал.
 - Неправда! Не смей говорить ерунду!
Моя семья – море, шторм и волна,
Отец и пиратов семьдесят штук!

 - Ты слышишь моего сердца стук? –
Голосом тихим Джозеф сказал.
Она оглянулась, и тут он вдруг
К ней наклонился и поцеловал.

Ах, что за поцелуй это был!
Словно воздух, огонь, земля и вода
Сошлись, и мгновенный раздался взрыв.
«Люблю», - услышала шепот она.

Как скоры в жизни людской превращения!
Ведь только что свободной была.
Теперь же кратким лишь соглашением
С Джозефом девушка обручена.

Они обвенчались в часовне вскоре,
Покинули столь ненавистный ей порт
Без всякой жалости или горя.
А Джозеф, он же Вестширский лорд

Увез ее в Портсмут, где окружил
Любовью, заботою и вниманием.
Всегда был готов ей услужить,
Признание дарил за признанием.

Однажды утром очень рано,
Солнце когда еще не взошло,
Ундина проснулась внезапно странно,
Будто бы что-то произошло.

В окно взглянула. Сердце в груди
Забилось, точно птица в силках.
Она увидела там, впереди
Корабль о черных парусах.

Быстрее молнии на балкон
Метнулась. Схватила скорей трубу,
И убедилась, что точно! Он!
Режет плавно серую мглу.

В спальню вернулась она поспешно,
На спящего взглянула супруга.
«Прости, дорогой, я с морем повенчана,
И изменять ему – тяжкая мука!»

Он слабо пошевелился во сне.
Ундина схватила бумагу с пером,
Все объяснила в прощальном письме
И тихо выскользнула за порог.

На шлюпке наемной она добралась
До шхуны. Рассвет уже занимался.
По линю уверенно поднялась,
У боцмана даже язык отнялся.

 - Джонс! Скорее, скажи, где отец?
А, впрочем, ладно, сама найду!
Папа! Папа, ну наконец-то
Я здесь! И больше я не уйду!

 - Ундина, послушай меня, родная, -
Коснулся боцман ее руки, -
Кэп мертв. Его нет и не будет с нами.
В недавнем сражении он погиб.

В глазах потемнело от новости жуткой,
Матросы успели ее подхватить.
Бесчувственную отнесли в каюту,
Стали по очереди следить

За тем, как менялось ее состояние.
То в жарком бреду металась она.
Отца звала во сне так отчаянно.
Боялись, как бы с ума не сошла.

Порой затихала, дыша еле-еле,
В глубокий сон организм погружался.
Сердца стук в изможденном теле
Едва-едва теперь различался.

И месяц спустя все удивились,
Когда на палубу вышла она.
Очи все тут же к ней обратились,
Она ясным взглядом всех обвела.

 - Друзья, прошу меня извинить
За столь недостойное поведение.
Надеюсь, вы в силах меня простить,
Прошлое все передав забвению.

 Тотчас поспешно вперед вышел боцман:
 - Ундина, по завещанию отца,
Теперь на судне ты капитан.
Последняя воля его такова.

 - Хотите ли вы, что б я им была?
Пойдете за мной, куда прикажу?
В унисон прокричала команда: «Да!»
Ундина же тихо смахнула слезу.

 - Тогда вперед! Поднять паруса!
Нужно попутный ветер поймать!
А после этого сменим галс.
А где наш флаг? И флаг поднять!

Матросы кинулись исполнять
Охотно приказ своего капитана.
Ундина ясно дала понять,
Кто здесь теперь на судне главный.

А полтора где-то года спустя
По палубе неуклюже ползал
Мальчик, названный в честь отца –
Маленький кареглазый Джозеф.