О православных запретах на чтение части светской л

Мне очень хотелось находиться в православии, там было наконец-то хоть немного спокойнее, чем вне.

Я поэтому сколько могла долго - три года - старалась избегать замечать явное уродство, на каждом шагу являющееся в этом самом православии.

Я, правда, за собой это подозревала, но обратиться мне быо не к кому, так как, исходя из определёного своего опыта, я полагала, что все психологи, а тем более психоаналитики, либо страшно поверхностны, либо полоумные хуже упорно представлявшегося мне в розовых тонах православия.

Соответственно, запрет на чтение я тоже поняла созидательно. В моём понимании, этот запрет касался прежде всего монахов.

Монахов этот запрет касался потому, что одна из основных, если не просто основная, деятельность монаха заключается в так называемой "молитвенной практике". Эта молитвенная практика либо сама является постоянной и очень сильной коцентрацией внимания, или предполагает эту постоянную крайне сильную концентрацию внимания. Внимание, при дающей результаты практике, превращается в практически зримый, направленный в некие сферы луч. Луч этот направяют в такие сферы, из которых к тебе переливается часть этого самого спокойствия, жизненной стойксти и всячески положительной силы, энергетики. Если направить такой "луч внимания" даже просто на на обыденность, легко и скоропостижно можно спятить, поскольку в мозг... в душу... не знаю, в человека идёт такая информация и такие энергетики, которые мозг, душу, психику и самого человека заканчивают.

Соответственно, есть громадный пласт прекрасной, интллектуальной, иронической светской литературы. Эта литература создана для читателя, который станет расшифровывать её как ребус, головоломку, математическую задачу; искать в ней потайные смыслы; с определённой долей интуиции соучаствовать в тех или иных авторских эмоциональных, психологических состояниях; всё это напоминает "Игру в бисер" Гессе; но для того, чтобы направить на образы этой литературы сконцентрированный луч монашеского внимания... либо для этого не создана литература, либо для этого не создана монашеская практика. Т.е., например, направить луч внимания на более-менее подробное описание убийства - и оказаться в кадре в формате 3D. Прости господи в каком-то смысле - для психики - лучше даже убить, не останавливая внимания на психологических и физиологических подробностях, предложенных в тексте. Помню, не могла читать "Собачье сердце" Булгакова, описание операции. Мало что я сама оказывалась "в кадре", я к тому же транслировала свои, многократно усиленные состояния, каким-то людям, с которыми случайно связалась телепатически.

*****

Того варианта в православии, что нужно вообще ничего не делать, ничем не интересоваться, я старалась не замечать; к тому же я была окружена читателями о.Кураева, это до некоторой степени интеллектуальный автор; а сама читала и перечитывала "Любовь. Страдание. Надежда." Клайва Льюиса, теперь изданы в одной книге притчи и богословские трактаты. Я и до сих пор считаю, что в книге, кроме практически матерных слов об однопаолой любви, нет никакого криминала. Ну, и кроме именования той свободной духовной радостной области, в которую планирует посмертно перебраться ЛГ, христианской Небесной Церковью, или областью, напрямую связанной с христианской Небесной Церковью какой-нибудь общей надконфессиональной, или же одной из христианских Небесных Церквей. В частности, в "Письмах Баламута" /притча/ шикарно представлены, поэтапно, психологические состояния, через которые проходит христианин по мере духовного постижения - "искушения" так называемые. Кроме того, как щас помню, всю ночь, на кухне у знакомых, неотрывно читала притчи современной писательницы Юлии Вознесенской "Мои посмертные приключения".

Из запомнившихся текстов я бы упомянула ещё поэму "Младенчество" Вячеслава Иванова. /Серебряный век/ В этой поэме представлен спорный, но неизмеримо более притягательный вариант православия, чем тот, который, зайдя наугад, обнаруживаешь теперь в храме. - Беда в том, что этот осмысленный, духовно наполненный вариант православия мог, очевидно, сформироваться только при тесном, в соседней комнате, соседством с декадансом, со светским и "сатанинским" подъёмом Серебряного века; сам же собою этот вариант православия замечательный не мог бы сформироваться ни в коем случае.

Кстати, сама являясь литературой, поэма, разумеется, опровергает/отвергает идею о том, что любое литературное творчество является противником православного делания абсолютно молчаливого, безыдейного, бездумного, но откуда-то такое сильно духовно наполненного.

-Кстати нужно сказать, что вообще любые тексты о вреде литературы, сами являясь литературой, совершенно бессмысленны и дико комичны.

*