Пушкин жил, Пушкин жив, Александр Сергеевич будет

Неблагодарная работа
Сеть за рыбой бросать в болото.
И мыть золото из торфа.
Геологу известно, где топь и болота,
В торфе ничего золотого нет там.
В человеке мысль-- золото.
Дела, привычки, слова, поступки-- болото.
Один из миллионов живущих,
Иисус, увидел крупинки золота
В человеческих душах?!
Александр Сергеевич Пушкин искру в тусклых русских душах
Выбил!
Именно в том месте, единственном,
Где это возможно:
Через уши-- ранил в душу.
Стихами. Они сильней молитвы стократ.
Сто лет пламя грело. Потом искра тлела.
Душа потом закаменела
У русскоязычного человека. Может, исчезла из тела?
Возможно, аллергия возникла к стихам.
Заразил пролетарский хам.
Сложно
Слову
Высечь искру снова.
Старую разжигать.
Из единственной, может быть, души, где осталась,
На бумагу огнем поплевать.
А займется пожар, раздуть потом — пожалуйста!
Испытанным способом: через зараженные уши?
В увиденную Христом душу.
Займется? Не загасить будет. От нашего человека не убудет.
Кто не знает что-нибудь наизусть
из Александра Сергеевича — в расход!
Воровать у детей грешно-- в распыл, командир!
Знал же наизусть каждый из 160 миллионов цитаты
из Иосифа Сталина? По любому поводу.
И без повода цитировали прозу.
И почти все от сердца верили-- коммунизм, будь!
Стихи-- проще.
На досрочных выборах
Пушкина выберем Президентом. Почетным.
А по нечетным порядок наведем поквартирным опросом:
Знаешь классика Александра Сергеевича,
Что-нибудь из него наизусть? От зубов пусть!
Живи.
Не знаешь классика, щас будем квасить?
Из маузера-- в нос.
Или только прицелиться до возникновения поноса.
…Через неделю все человечество на одной шестой части суши
Будет наизусть знать «Евгения Онегина»
И хвастать на перекрестках в чужие уши.
Через две недели слово привычное «воровать» и «лгать»
Исчезнет из словарей.
Такое не опровергнуть словами,
Давайте попробуем испытать?
Матерные слова, как военную тайну,
Как государственный секрет,
От отца-- к сыну, от деда-- внуку,
В полночь, в звездном сиянии,
В сургучном пакете парню-- в восемнадцать лет.
Под клятву «не разглашать»
Станут передавать.
Тогда б задумался младой повеса,
Что сладко было бесам,
Когда в речах и на заборе Военной тайны было-- море.
Секрет он сладок от того,
Что только посвященный,
Балдеет от него.
Японец с Европой станут вздыхать,
Что русский сделал руками, никуда не годится. Твою мать.
Но дети, и то, что творит он в японской душе своими стихами,
Это-- твою мать!
Никогда. Никому. Как этот фокус со стихами повторить?
НЕ ПОНЯТЬ!
…Это я хочу попробовать искрой на бумагу поплевать.