Кусочек жизни. О нас и Тонино Гуэрра

Лаша Табукошвили, мы с Ладой, Лора, Медея Анджепаридзе, Тонино.

Фото возле Оперного театра.
Где-то 82 -86 год.

Фонтан тишины

МЫ прошли через каменную площадь Пеннабилли. по середине стоял Фонтан,  придуманный почему-то не Тонино.
 Это было сразу заметно: фонтан выглядел взрослым, торчал как циркуль, без воды и фантазий, образ тишины.
С нами была прелестная внучка Параджанова – Настя. 15 -летняя девочка с личиком, через которое проглядывала лукавая улыбка ее гениального деда . Она мечтала поступить во ВГИК. Фонтан и Настя напомнили мне тогда поступление Лады в институт кинематографии. Оно осуществилось с двух попыток, в первой принимал участие Тонино.



Капеляроссо

Когда-то давным-давно, за тридевять земель, в тридевятом царстве мы гуляли по Москве с Тонино, его женой Лорой, Лада рассказала свою новеллу «Рыжеволосая». Она отражала кусок ее полу сиротского детства. Этот опыт, в некотором роде, нарушил общепринятые представления о воспитании ребенка.
Система не повлияла на Ладу
 Несмотря на круглосуточную муштру, она не приучалась ходить строем, строем спать и есть, и потому оставалась без обеда, допускалась в спальню уже после того, как остальные заснут.
Лада не была рыжеволосой, но в своих юных новеллах ей хотелось спрятаться за другой, не  узнаваемый образ, поэтому новелла сложилась под названием «Рыжеволосая». И понравилась Тонино и он попросил ее в подарок, сказав, что по-итальянски она будет называться «Капеляроссо».  Не оставшись в долгу он подарил ей свою новеллу про колодец и звезды днем.
 Лада была счастлива меной и тем, что ему полюбилась ее «Капеляроссо».

300 человек на место.

В ту пору Лада поступала во ВГИК. Конкурс был такой же, как нынче у нашего сына в университете на режиссуру: из 3000 человек принимают 10. При таком устрашающем соперничестве хотелось заручиться поддержкой мастера с мировым именем. Был многочасовой письменный этюд. Она написала не одну тему, как того требовали экзаменационные правила, а две: одна из новелл была ее, другая – Тонино, про звезды в колодце.
 Вопрос щепетильности улаживался тем, что его новелла - подарок, плюс она оставила экзаменаторам и собственное сочинение. В итоге ее новелла получила «отлично» и была напечатана во ВГИКовской газете, как лучшая, а новелла Тонино получила «неуд», из-за чего ей снизили общую оценку.
Как раз в это время он приехал в Москву и привез «Джинжер и Фред», картину, снятую  с Федерико Феллини. История о старых,  но некогда  знаменитых артистах. О них вспомнили, когда на телевидении начался шоу-проект «Звезды прошлого». Их вывели на свет софитов,  они стали всем нужны, всеми обласканы. Они танцевали под аплодисменты, и  флюиды любви своей публики. Но вот закончился танец, выключился свет и старики снова канули в густую, одинокую, горькую старость. Роли исполняли Джульетта Мазина и Марчелло Мастрояни.

Несчастный двоечник

После просмотра в смотровом зале ВГИКа, «Джинжер и Фред»,  мы с Тонино и  Лорой (жена) пошли в ресторан. Она сказала официанту: « это мой муж, великий итальянский писатель, а это наши московские друзья: кремлевский доктор и его супруга – multo benne поэтесса, обслужите нас соответственно. Официант  расшаркался. Лора умеет представить,  рахат-лукумом в рот :
- Тониночка, - вытолкнула Лада, Лорину патоку, - может у себя в Италии или в целом мире ты великий писатель, но у нас, в Москве, даже среди абитуриентов, ты всего лишь двоечник!
И  подробно рассказала ему историю со ВГИКом
- Это фэномэнално! - завопил Тонино.
Курьез его задел, он обиделся на наших экзаменаторов, и сказал, что напишет эту историю в литературном журнале. Ректору института Тонино отправил Письмо.(ЭТО КОПИЯ)
«Уважаемый господин Новиков,
На премьере моей картины «Джинжер и Фред» я заметил и оценил ваше присутствие. Теперь мне бы хотелось, чтобы вы обратили внимание на мою молодую и очень талантливую подругу, которая имеет честь держать экзамен в вашем институте.
С уважением,
Тонино Гуэрра.
P.S. Сеньору зовут Л. П.
Дата……»

Сеньора

Из всего  текста Ладе запало в сердце одно словцо – сеньора! Когда среди обращений «гражданин», «товарищ», и «женщина» возникает «сеньора»  вдруг видишь, что живешь в королевстве кривых зеркал, искажающих звук, цвет и форму жизни.
(«Женщина, передайте на билет!» И в ладонь впихивается чья-то потная медяшка. И кондукторша с катушками билетов на грудях хрипит с перепоя: «Граждане, посторонитесь! Дайте людЯм войти! Идите в заднюю, нече в переднюю лезть!») И хочется исчезнуть из этого мира, из его звуков, запахов и форм, и очутиться там, где говорят: «Oh, multo benne, seniora, oh, multo benne!»

Деревенский самородок

Тот факт, что  итальянский писатель и драматург, почетный доктор  института кинематографии и других мировых университетов получил на вступительном экзамене двойку, всполошил киношные круги.
Режиссерская группа  взяла над Ладой шефство.  Было сказано, что слишком она городская.
А профессор Парамонова, любит одаренных провинциалов. Ей велели окать и робеть  на  экзамене. Нарядили ее в сандалии Людмилы Чурсиной, добытые в костюмерной Мосфильма, у них оказалась одинаково узкая и длинная стопа. Оттуда же приволокли вологодский сарафан, в котором играла Алла Демидова, и заплели ее натуральную косу.
В этом виде она  предстала перед экзаменационной комиссией и окая, проявила познания во всех областях культуры. Профессор Парамонова растрогалась, обозвав Ладу «самородком» и чиркнула «отлично».

Я или она!

Через несколько дней экзамен принимала комиссия, нетерпящая лимиту, и режиссеры преобразили Ладу в столичную львицу.
 Одежда - фирменная, туфли - на шпильках, волосы копной, глаза в боевом раскрасе, запах Chanel №5 и интеллект в сопровождении светских манер. Она получила уравновешенную пятерку. В коридоре с поздравлениями ожидали режиссеры. Наконец-то можно  расслабиться и закурить.
Погасив спичку, едва она выпустила струйку дыма, как профессор Парамонова, выйдя из аудитории, налетела на прямо на нее.
 Со  лба профессорши соскочили очки, из рук выпала сумка, дальнейшие действия продолжились в ректорате. Опрокинув стопку валерьянки, Поромонова вопила: «Я или она! В этом институте останусь я или она!»
Ректор размахивал письмом Тонино.
Лада отправилась забирать свои документы. Как не старался Тонино, ну, что поделать, не получился из нее деревенский самородок.

Культурный шок

После провала во ВГИКе мы уехали в Одессу на море, следом за нами прибыли Тонино и Лора. Мы принимали их у себя на даче. Удобства располагались во дворе.
они представляли собой ветхое деревянное строение, с щелями, железным крюком, и круглым отверстием, обнесенным нечистотами. Ни о каких салфетках, туалетной бумаге, кондиционерах, сливных бочках, которые придумал еще Леонардо в своих «Мадридских кодексах» , не было и речи. Пройти через наш дворовый гальюн - все равно, что пережить культурный шок.
Дом был просторным, ветки белой сирени бились в распахнутые окна, в саду цвели плодовые деревья, к ним вела виноградная аллея. На стенах висели подлинники русских художников. Мебель, оставшаяся от бабушки Анны Францевны, перевезенная с бывшей Дворянской улицы, где жила, до и после революции, семья, представляла собой аналог екатерининской спальни, что выставлена в Эрмитаже (и ту, и другую делали одни и те же мастера). Столовое серебро с фамильными вензелями, усиливало контраст: «Отведал маринады на серебре, покорнейше ко двору, как говорится, до ветру».
- Та, хто цэ там сыть на даху , га?
- То я, маму...
- А, ну, пысай, Доню, пысай!
Вот, что значит удобства во дворе.

Самые крепкие мочевые пузыри

Мы старались ублажить гостей: деликатесы южного рынка, копчености, солености, пряности и сладости разнообразили остатки дворянского быта. Во время обеда, ожидая вопроса, как пройти в туалетную комнату, Лада была рассеяна, она ждала этого с ужасом.
  На десерт подали громадный сахарный арбуз. Вот она, малая смерть чести и достоинству! Тониночка управлялся со спелыми скибами, аккуратно складывая черные блестящие косточки на край тарелки. Лада смотрела на это и ей становилось дурно. Вот сейчас он встанет, вот сейчас скажет, а где у вас тут?
- Тонино, отведай черешни, клубнички, персиковый шербет... Предлагала она
- нет, арбуз, арбуз и все тут!
Они просидели около пяти часов. Сто раз Лада вздрагивала, мысленно провожая их ко двору и обратно. Но Тонино, веселясь, рассказывал анекдот за анекдотом, за сим распрощался, и мы их благополучно проводили. Это были самые крепкие мочевые пузыри в мире! Будто, они что-то предвидели, будто боялись не пережить дальнейших испытаний. Даже после того, как такси с ними исчезло за поворотом, мне все еще мерещилось, что вот они вернутся и выразят желание посетить этот позорный сортир.

Белый Пароход

Через несколько дней они отбудут в Италию, туда, где живут сеньоры, и среди них Тонино, фантазер и сказочник Оля Лукое с лукавым прищуром внимательных глаз.
Лада сама недавно вырвалась из детства, из Дантовых кругов, кольцо за кольцом внутри еще не спиленного дерева. Тонино уже взошел на белый пароход, и стрелки его компаса отвернулись от нас.
Мы остались прикованными к местам своего рождения, крепостными заложниками эфемерных идей партийного строя.
А он исчез в синем море, растворился, как летучий голландец, в туманном сфумато , придуманным Леонардо для своей загадочной Джоконды.
Мы легко взбежали вверх по Потемкинской лестнице, чтобы оттуда разглядеть его белый кораблик. У входа в небо стоял, раскинув руки, Дюк Де Ришелье, и цыганки вокруг него веерами цветастых юбок распугивали воробьев.
- У вас есть виза? - строго спросил Дюк.
- Нет! - засмеялись мы, 
- Тогда пропуск с отпечатками пальцев!
- Наши пальцы не отпечатываются, месье! Они еще не успели испачкаться!
Это было в Одессе... летним солнечным днем... это было давно...

Одесса, лето, жаркий день

Ветвями шелестят платаны,
Играют радугой фонтаны
И пахнет белая сирень.

И в городском саду старушки
На перекличке новостей
В нас осуждают бег страстей
И молодежные пирушки.

И кружит голову слегка
Вино в кафе на морвокзале
И ласки в душном кинозале,
И зов ночного маяка,

И взлет Потемкинских ступеней,
Откуда Дюк на корабли
Глядит и скачут воробьи,
А мы гадаем на сирени

Пять лепестков – благая весть,
Но будущность судьбы тревожит,
Цыганки пристают к прохожим.
Увы! в ладонях не прочесть,


Что коммунальные трущобы
Покинув через много лет,
Мы бросимся на континент,

За океан, под небоскребы
И хорошо было не знать
Какая выпадет нам доля,
А просто жить по Божьей воле
И, улыбаясь, засыпать.

Не знать, что белую сирень
Переживет букет бумажный и
И в памяти всплывет однажды
Одесса, лето, жаркий день.

_____________________________
Первая встреча с Тонино    http://www.stihi.ru/2012/03/23/883