Приют мхов

Над горой возвышался готический храм. Казалось, что он создан из неземных материалов – настолько велик был контраст его угольно черного камня со скалами. Единственным священником в нем был старый Грэг, умерший от сердечного приступа в стенах здания и похороненный здесь же дальними родственниками. С тех пор место это было совершенно забыто, а все службы проводились в новой церкви, построенной на территории городка.

Стояла странная погода, как перед сильной, но короткой грозой – мир окутан в оттенки бледно-желтого, и в воздухе зависло напряжение. Уши мои пытались поймать хотя бы малейший звук, но тщетно - все тонет в тишине. На стеклянной мозаике играют блики солнца, изредка пробивавшегося сквозь тучи.
Я сел на скамью и вперил взгляд в пустоту. Небольшой сеанс релаксации. Приятные ощущения – я плыл в уютной темноте, а где-то далеко, за стенами моего убежища царил хаос, одетый в штормовые одеяния.
Я вышел во внутренний двор, и меня сразу окутали странные ощущения… Что-то вроде тревоги, но менее агрессивное. Как будто ты крадешься по старому дому, пытаясь не нарушить послеобеденный сон жильцов, аккуратно ступая на половицам – вдруг заскрипят.
Хотя нет, постойте.
Это скорее атмосфера спокойствия. Я буквально ощущал её через тонкий слой мрамора и понял, что такой сон уже не нарушить. Но как бы то ни было, шуметь крайне не хотелось.
Мир бури и мир сна. И такая непрочная грань между ними. И было страшно подумать, что будет, если её однажды не станет… Наверное, тогда просто не станет смысла в этом разграничении.
Я прошел меж надгробий и провел пальцами по своему имени, вырезанному на одном из них…
Сквозь забор было видно, как на далеких деревьях распустились почки. С веток срывались воробьи и оглашали заливистыми криками всю округу.
Вместе с летом пришла и жара, а последние дни осени легли на землю пеплом. Белизна его слепила глаза.
… Ничто не задерживалось в этих местах дольше, чем положено. Перед моим лицом проносилось время, не оставляя после себе даже воспоминаний.


Война 1941 года принесла сюда вой самолетов. Первым пострадал городок – крыши его курились черным дымом, разлетались крики. Пролетев над моей головою, хищники осыпали свинцовым градом и церковь. В конвульсиях на землю падали статуи. Их внутренности вываливались из развороченных животов и грудей и звонко разбивались на тысячи осколков. Крошились надгробия.
Хаос проникал в это священное место через дыры в воздухе, заполонял все каменной пылью и громкими звуками. Звон упавшего колокола расколол небо на части.

Храм пал.

Крылья истребителей последний раз сверкнули в лучах солнца и скрылись в облаках.
От мраморных изваяний начало пахнуть гнилью.

И только сейчас, сидя на куске моего надгробия, в голове моей начало проясняться.
И касаясь пальцем прочерка между годами рождения и смерти, я вижу весь свой путь. Я слышу голос матери. Чувствую, как произнесенное первый раз имя вытекает из её уст и обволакивает меня, награждая меня судьбой. Школьные дни, студенчество, работа… Жена.
Я растворяюсь вместе с именем.

Первые снега таяли, оголив влажную траву. Утреннее солнце вскарабкалось на небосклон и начало высушивать облака, в то время как ветер оставался по-зимнему прохладен и обжигал стволы деревьев.