Потустороннее

Среди наших давно бытует молва, что письменные признания – к беде,
Наши знают точную цену словам, не лгут, не путешествуют по воде.
Наши не ищут выхода или брода – слишком дешевый это для них прием,
Из букв королевы они выкладывают «свобода», после вонзая колотый лед
В самое сердце ее.
Наши обычно молча ведут допросы, не пытают и не вкалывают скополамин.
Ты сам додумаешь все, о чем они спросят, и непроизвольно выложишь это им.
Наши не числятся в базах по отпечаткам, по документам и справкам их тоже нет.
Есть суеверие, будто на их сетчатках выжжены звездные карты, маршруты комет,
Координаты планет.
В конце марта у них начинает светиться кожа, наши бросают цифры и сверки смет,
Бросают дома и офисы, расталкивая прохожих, идут туда, где из неба сочится свет,
Туда, где от жара небо порвется клочьями. Сбиваются в стаи особей так по сто.
Наши становятся по двое вдоль обочин заброшенной трассы «Киев-Владивосток»
И стоят живой посадочной полосой.
В полночь свечение ярче, туман по пояс, их сердца уже ударяют как будто реже,
Они стоят, словно ждут запоздавший поезд, и скоро небо наполнит огонь и скрежет,
Словно сейчас прожектор прорежет темень, и поток упадет на этот ночной вокзал,
Наши здесь могут стать собой хоть на время, Аргусу глядя в распахнутые глаза:
«Заберите нас отсюда! Заберите назад!».
Без ответа, тихо, и полночь вокруг безлюдна. Не прилетели, но это не в первый раз.
Наши пойдут отсюда по прежним будням, топча зеленой планеты морщины трасс,
По ночной росе, из медвежьих ковшей пролитой, идут пешком несколько тысяч миль,
Превращаясь обратно в Петь, Антонов и Толиков, Татьян, Ирин, Ларочек и Людмил,
Соглашаясь еще немного побыть людьми.