Колдунья

Колдунья

Ночь дышит сумасшествием зеркал,
и я приснюсь тебе, — твоя колдунья.
Все, то тепло, что ты когда-то мне отдал,
имеет силу и сейчас и в полнолунья.

Я — вещая, ты только разбуди — чутье
и обопрись слегка о подоконник.
Пусть звезды падают в твое нутро,
раскрепостись, ведь ты не школьник.

А я притягивать не стану – ворожба?
Забыла право силу обольщенья.
Нет, я лукавлю и моя судьба,
имеет таинства и чары притяженья.

Не отпирайся, звезды пусть войдут
в живот, и в сердце, печень, почки.
Я — вещая, и пусть в тебе не жмут
все мои звезды в эти ночки.

Ночь дышит сумасшествием зеркал,
я тоже обопрусь о подоконник.
Ты столько жизней меня звал,
мною отпущенный невольник.
 

Не отнять

Не отнять чистый воздух весенний,
свет соблазна, влетающий в дом.
Мы дождались опять потеплений –
это март, это счастье вдвоем.

Позабыть — даже хуже измены,
а отвергнуть — себя распинать.
Март мигнул, не желая подмены,
никого нам не надо искать.

Легкокрылые мысли-скитальцы,
мотыльками по дому кружат.
У души есть незримые пальцы –
жадно жаром своим дорожат.

Не захлопнуть, не выбросить напрочь:
не забрать, не унять, не отнять.
Затеняем плафоны все на ночь –
будут звезды нам с окон сиять.

Не отнять чистый воздух душевный,
свет соблазна с единым крылом.
Мы дождались почти откровенья –
наш в любви утопающий дом.

 
* * *

И это плен, но добровольный,
Никто любить не принуждал.
В душе моей была солома
И ты туда пожар наслал.

Продли же каторгу навеки,
Но коли роль не по плечу,
То разбредемся мы по свету.
Но как я душу излечу?!
 
 
* * *

Мы с тобою одно неделимое
в час полночный и зреет луна.
Мне, поверь, что ты мой единственный
с кем в любви отдаюсь допьяна.

До тебя я не помню, что было,
будоражит фатой простыня.
И прощу я пути, ведь так вышло,
что ты вышел из труб и огня.

Но нежней не бывает объятий
и средь звезд всех заметней – луна.
Нас с тобою стеснили все нити,
чтоб истомы испили до дна.
 

* * *
           «Не отрекаются, любя…»
                В. Тушнова
Не отрекаюсь – жду тебя
и лето радует погодой,
а мы привыкли все терять,
гонясь за сволочной свободой.

Вот день, расписанный по пунктам,
в пять дождалась-то я звонка
и осторожно ты пунктиром –
речь мне ведешь издалека.

Устала быть всегда я сильной
и жду лишь твоего плеча,
но нерешительность взбесила:
«пошел…» — сказала сгоряча.
 
Утро

Все утро сонно, я в сетях сомнений,
А вот моя улыбка и печаль,
Я ей кричу: — Уйди, отстань, отчаль,
Мне не нужны твоих грустинок тени.

Затем тихонько расспрошу у снов: -
Зачем былое мне стучится в двери,
Зачем в него, как девочка я верю? –
Ведь мир расписан и совсем не нов.

Ты встанешь и заваришь крепкий чай,
В тарелке, расставляя бутерброды.
Ну, что ещё мне надо?! Только бросить,
Открывши форточку, свою печаль.
 

ама

бросишь на дно
леденящие слезы;
рухнут мечты
в подводных мирах,
но ты забыл ама — я,
кинусь,
горькие перлы
твои собирать.
и, затаивши дыханье
в пучине,
я все пойму
в глубинной воде:
ты подарил мне
сияние жемчужин
и растворился
везде.

/Прим. автора ама – (япон.) ныряльщица за жемчугами/
 
* * *
плач Деметры -
затяжной и горький.
желтыми слезами -
листопад.
только на губах
терпкий вкус немного -
листья, словно лапки
щупают опять.
осязать мы можем:
волны, воздух, ветер.
может, показалось
сгоряча,
что однажды ночью
на мои ладони
на мгновенье прыгнула
все твоя распутная,
нежная душа