я могу говорить

1.

опиши

опиши это всё, если можешь и впрямь описать:
самолёт над рекой или воду у дальней запруды,
плеск воды, шевеленье речного песка
возле самого сердца. весенние тонкие прутья
синих верб, вечерами так часто похожих на дым
над закатным костром — там, где майский разреженный воздух
собирает крылатых над свемовской плёнкой воды,
опиши, как плотва замирает и смотрит сквозь воду на звёзды.
напиши, что трава — это, в принципе, та же строка —
убегающий звук, наклоняющий тонкие буквы.
опиши что-то очень простое: стакан
или запах ржаной и слегка подрумяненной булки.
как идут поезда по сиреневым рельсам и без
вероятных причин начинают протяжное пенье.
опиши эту жизнь как холодный знакомый подъезд:
шестьдесят с небольшим (тут не нужно быть точным) ступеней.

2.

могу говорить

всё пройдёт, и на дачах запахнет борщом,
жизнь сыграет вничью запоздалые матчи,
в конце лета у тани появится мячик,
перестанет дымиться упавший бычок.
всё пройдёт и останется. за декабрём
снова будет январь, и оконную раму,
как положено, вымоет умная мама,
заболевший отец в октябре не умрёт.
всё пройдёт: и сарай с почерневшей скобой,
и компот в пыльной банке, и рыба на ужин,
и приблудный щенок, отразившийся в луже
рядом с мальчиком, некогда бывшим тобой.
всё и вправду останется, как рыбий жир,
что даёт тебе бабка для слабого горла.
у тебя в конце лета появится голос —
вероятней всего, с этим можно прожить.

3.

к началу

В окрестностях журчащей средь камней
Неведомой картографу речушки
Я небо обнаружил в ржавой кружке
И гривенник, чернеющий на дне.

Напрасно местный дурень мне пенял,
Что речка совершенно обмелела…
Не слушая, я думал: нету дела
Живущим до живущего меня.

Мне верилось, что прошлое моё
Свой след на всём оставило тут присно,
Но в зеркале знакомый детский призрак
Теперь меня совсем не узнаёт.

И бестолку взывать к нему: «айда
на велике кататься по аллее!» —
Он скоро в одночасье повзрослеет
И зеркало покинет навсегда.

4.

сын полка

Солнце выбелит просёлок,
И смеётся дню под стать
Человечек развесёлый —
Бог тетрадного листа.

Помнишь это: кушай пшёнку,
Чтобы стать ещё сильней.
Олимпийский медвежонок
Лапой машет на стене.

Точка, точка, запятая —
Это брови и глаза.
Это снег на солнце тает
Тридцать лет тому назад.

И пока ещё не важно,
И не нужно знать пока,
Что я тоже сын бумажный
Карандашного полка.

5.

у бабки

У бабки в комнате воняет керосином,
И коромысло чёрное — в дугу,
И в тесной спаленке огромная картина —
Охотники бухают на лугу.
Да дедовское фото в синей раме —
Он был усат, и умер где-то с год,
И в комнате с напольными часами
Есть два окна, и оба в огород.
По дому этим летом ходит мальчик
И, скуки откровенно не тая,
***чит мух газетой. Дни всё жарче,
А мальчик, понимаете ли, я.
Охотники бухают, лето длится,
Всё постижимо детскому уму —
Всё очень беспонтовое. Но снится.
А почему, никак я не пойму.

6.

иду

Иду себе по сну, как по траве,
В до горечи знакомый жёлтый город,
Где тихий пятилетний человек
В колючий шарф закутывает горло.
Где в клубе под неслышимый регтайм
Выходит на экран бродяжка бедный.
Где тонкая беззвучная река
Нехитрые распутывает петли.
Где с грустью понимаю: мир немой,
Как голова крестителя на блюде,
И человек из детства моего,
Хоть вырастет, но мной уже не будет.

7.

снится

А если что из детства мне и снится —
В восьмидесятом призрачном году
Январская студёная водица
И корка апельсинная на льду.
И снимся мы под звёздной круговертью —
Под этим вечным неводом в дугу —
Соплячество, потерянное смертью
Из виду на замёрзшем берегу.
Мы там стоим — у речки, в хрупком мире,
Где вечер снегом выпавшим согрет —
Колян, ещё не севший на четыре,
Серёга, не замерзший в декабре.
Там снег летит бессмысленно пушистый,
А я отсюда силюсь воспринять
Вкус корочки... Нет — послевкусье жизни,
Что вечно ускользает от меня.

8.

короткие сны

Дядя Володя жив — носит из леса грузди.
Бабка моя жива. Кот — это так, не в счёт.
А под ногами вдруг жёлудь созревший хрустнет —
Не утащить в стихи — нету стихов ещё.
В этих непрочных снах, если что есть, так осень:
Жёлтый соседский клён, серые облака...
Бабкин сосед умрёт через неполных восемь
В жёлтом грибном лесу — я не запомню, как.
Странно: был целый мир, яркий, живой, надёжный,
И обратился в сны, в едкий осенний дым,
Запах сырой травы, гриб на короткой ножке,
Жёлудь, что захрустит под каблуком моим.