Архетипы в Поэзии

Услышал я как-то следующий вопрос: «Исходя из Юнгианской интерпретации архетипа, очень сложно сформулировать определение архетип культуры.» Какова постановочка вопроса, так и подмывает что-нибудь да сказать! Вот и я не удержался и решил внести еще большую сумятицу в данную тему.
Возьмем выдержку из Википедии:
Архетип в культурологии — Вид, способ, с которым бессознательное действует на сознание. Эти виды действия происходят из инстинктов, заложенных в природе человека.
“Вид, способ”? Мне лично не очень понятно. Если выбросить слово “способ”, то как-то совсем плохо получается. А если еще несколько раз прочитать, то становится совсем грустно и при чем тут культура? По этой причине захотелось кое-что прояснить.
Не углубляясь в Юнга, можно заметить, что понятия культура и архетип действительно тождественны. В аналитическом словаре Юнга даны такие определения: «Архетип – это психосоматическое понятие связывающее тело и психику, инстинкт и образ.» Архетипы узнаваемы во внешних проявлениях и таких ситуациях, как материнство, отцовство, рождение, смерть и т.д. Далее архетипические качества обнаруживаются в символах… Боги – это метафоры архетипического поведения, Мифы – это архетипические узаконивания.
Юнговский архетип сформулирован в Платоновской традиции, в которой все, что есть, это модели – модели идей, которые присутствуют в разуме Богов. Психическое человека представляет собой микрокосм, который подобно голограмме включает в себя (уже содержит) макрокосмос. Эта идея созвучна Китайской философии, и она нам еще пригодится. Архетипические качества проявляются через символы, в психологическом контексте через бессознательное, например, сновидения.
Все вышесказанное легко переносятся на поле культуры, возделанное творческим процессом. В этом контексте попробуем дать свою интерпретацию культуры и попробуем сделать это на примере поэзии. Обратите внимание на слово «интерпретация». Юнг построил модель, и, как любая научная модель, она имеет право быть интерпретированной.
Подражая К.Г. Юнгу, покажем архетипическую трансформацию на примере новогреческой поэзии - акритской и современной, народной поэзии, в том виде, в каком она существует и сейчас. Новогреческая поэзия (демиотика начала формироваться в 1818 году) начала формироваться на заре христианства и имела несомненную подпитку в эпической поэзии и мифологии. Наиболее известным памятником новогреческой поэзии является акритский цикл. Греция не сразу пришла в упадок. Постоянные набеги турок-сельджуков долгое время сдерживались отрядами акритов, проявлявших чудеса доблести. Любимый персонаж акритского цикла - народный герой Дигенис ни много ни мало бросает вызов самой смерти:
 
Со смертью в бой шел Дигенис, земля под ним дрожала.
Сверкали молнии и мир пришел в движенье дольний.
 
В стихах этого периода чувствуется сгущающийся мрак надвигающийся на Элладу, чувствуется нарастающее уныние. В данном цикле особенно сильно мифологическое влияние, сопряженное со страхом смерти:
 
Давно стерег его Харон ревнивый с западнею,
И, сердце храброе пронзив, унес к Аиду душу.
 
Падение Византии в 1453 году погружает Грецию в трехсотлетний мрак и скорбь:
 
Фонтаном черным в землю из раны хлещет кровь,
И некому той раны глубокой исцелить.
 
И вот как раз в этот самый темный период создаются шедевры новогреческой поэзии такие, например, как "Песнь мертвого брата", "Ночные арматолы" (разбойники), Песня Парги:
 
Летишь ты, птичка черная, к нам с берега другого,
Скажи мне, что за горькие рыдания и стоны?
 
В смутное время Новогреческая поэзия не умирает, выстаивает и как бы заново пробивается новым ростком. После затянувшейся ночи начинает зарождаться заря:
 
Едва ты, солнышко, взойдешь, как даришь миру утро,
Для всей земли восходишь ты, для всей вселенной светишь.
 
После революции 1821 года Новогреческая поэзия обретает второе дыхания и тема солнца, весны возрождения (подобно Персефоне, покидающей Аид), тема радости становятся ее постоянной атрибутикой. Совершенно по-детски звучат стихи Василиса Ротаса:
 
Прекрасно, что есть солнце,
Что светит на заре,
И ласково смеется,
Тепло, даря земле.
 
Василису Ротасу вторит Лоренцо Мавилис, как бы напоминая о том, что Греция больше "не променяет своего первородства на чечевичную похлебку":
 
Со светом солнца Греции ничей другой не спорит.
В его сиянье нежатся поля и глади моря.
…
О Родина! Заката триумф твой не узнает,
Безоблачная слава тебя навек венчает.
 
Поэзия небесной // Религии сестра земная, так поэтично писал В.А. Жуковский, отводя поэзии самое высокое место. Мы не будем здесь говорить о такой обширной теме, как религиозная или духовная поэзия, хотя именно духовная поэзия может быть наиболее архетипической, ибо твориться не от ума, а от чувств, глубинных переживаний и экзальтаций.
Культура – это результат творческой деятельности, выражение подсознательного, а порой и бессознательного потенциала лучших представителей человечества.  Современные поэтические формы получены в результате длительной эволюции, проследить которую досконально не возможно, но, связав этот самый процесс культурного мифотворчества с психической деятельностью человека, мы обретаем право говорить об архетипе.
Обратимся к Англоязычной поэзии и начнем со сложных примеров. Продолжим начатую тему и обратимся к творчеству Эмили Дикинсон. Доминанты ее поэтического наследия это: одиночество (ей присущ некий пессимистический нарциссизм), страх смерти и это однозначный архетип общения с загробным миром, берущий начало от Гомеровской Одиссеи, Божественной комедии Данте. Эмили беседует с нами как бы из загробного мира, тем самым пребывая вне временных границ:
 
Я умерла за красоту,
И лишь мой гроб спустили,
Погибшего за Истину,
Со мною положили.

Спросил -- за что ты умерла?
За красоту сказала я,
А я за Истину Саму --
Теперь с тобой друзья.
…
 Поэзии Эмили Дикинсон присущи не только пессимистические нотки. Она очень тонко чувствует и хорошо понимает мир, она очень добра, скромна и может даже показаться, что смиренна, но это не совсем так. Нужно обладать достаточной смелостью (а может даже святостью) чтобы вот так запросто вести полемику с Богом, обращается с Ним как со знакомым, а под час и бросать вызов. Что бы оценить  талант Эмили, необходимо просуммировать всю ее поэзию, а это более 1700 стихотворений. В своем “анахоретстве” она очень тонко чувствовала и подмечала прекрасное и, как следствие, создала свою субъективную реальность, стала ее госпожой и пророком:
 
Я тебе расскажу, как солнце встает.
То, воздушного змея полет,
Купание, сверкание аметистов,
Иль белок быстрый хоровод.
Высокие горы, шапки снимают,
Когда новый день настает.
Но вот теперь и я сама знаю,
Какой он, солнца восход --
 …
В этих строчках присутствует цикличность и также, как в предыдущем примере, непременное рассеивание мрака и возвращение  солнца.
Вот еще один пример. Американский поэт Уолт Уитмен. Он был всеобъемлем, вмещая в себя мириады вещей – от песчинки до космоса, он был другом Богу (в пер. К. Чуковского):
 
Уолт Уитмен, космос, сын Манхеттена
…
Блуждая по старым холмам Иудеи бок о бок с прекрасным
и кротким богом,
Пролетая в мировой пустоте, пролетая в небесах между звезд,
Пролетая среди семи сателлитов сквозь широкое кольцо
диаметром в восемьдесят тысяч миль,
Пролетая меж хвостатых метеоров и, подобно им, оставляя
за собою вереницу огненных шаров,
Нося с собою месяц-младенца, который во чреве несет свою
полнолунную мать,
 …
И раз уж мы рассматриваем примеры из американской поэзии, трудно не вспомнить Песнь о Гайявате созданную примерно в то же самое время соотечественником Уитмена великим Американским поэтом Генри Лонгфелло. В этом гениальном индейском эпосе прослеживается-творится тот же самый архетип. Приведем отрывок в прекрасном  переводе Ивана Бунина:

Много-много рассказала
О звездах ему Нокомис;
Показала хвост кометы —
Ишкуду в огнистых косах,
Показала Танец Духов,
Их блистающие рати
В небесах Страны Полночной,
В Месяц Лыж морозной ночью;
Показала серебристый
Путь всех призраков и духов —
Белый путь на темном небе,
Полном призраков и духов.
..
Культура – это проявленность, но проявленность чего? Проявленность либидо, внутренней психической энергии, сформировавшейся генетически не в одном поколении, подпитывающейся от общего мирового энергийного источника. Созерцание одних форм наталкивает художника на создание новых, являющихся симбиозом накопленного. Художник – он им и рождается и становится, одно стимулирует другое, врожденное сочетается с приобретенным, рождая плод. Другими словами, происходит перевод подсознательного в конкретный продукт (результат). Пример, из английской романтической поэзии. Самюэль Колридж, сочинил (или создал) поэму Кубла Хан во сне, но, к сожалению, успел записать только 200 строк. Я много раз перечитывал эти строки и нахожу в них все время только одно – в них описан антипод рая – вход в Дантовский ад.  Старший собрат Колриджа Уильям Блейк – поэт-визионер, по сути, написал анти-библию, в какой-то степени выступая пророком грядущего. Принято говорить о двух его периодах младенчестве – "Песни невинности" и зрелости – "Песни опыта", но есть еще и третий период синтеза, в котором и проявлено истинное его т.н. Визионерство. Он увидел, что одно вытекает из другого, затем меняется и все повторяется. Именно это он и демонстрирует в своем стихотворении Путем Духовным (пер. Степанова):

...Я пересек Страну Людей,
Мужчин и Женщин видел там -
И Страх вошел в меня такой,
Что на Земле неведом вам.
Дитя рожать у них - восторг,
А вот зачатье - горький труд;
Так сеют в муках семена -
Зато потом с улыбкой жнут.
…
Придет Старуха -  ей одной
С Младенцем справиться дано;
Исчадье Грозное распнет,
А дальше -  как заведено...

 Ну и к чему я Вас привел? К переменам, а это значит, нам пора вспомнить и обратиться к еще одному фундаментальному памятнику мировой культуры - китайской книге перемен И-Дзину:

Неиссякаемый источник мириад вещей
И не разрывное единство с небом.
 
Короче, наш путь – в небо. А это по Дао – Дэ, Яньское мужское начало. Восприятие, интерпретация, прочтение – это тоже часть культуры. Умение интерпретировать стимулирует и вдохновляет. Мастера интерпретации были всегда. В христианской традиции их называли апологетами (защитниками веры), но они были и интерпретаторами: Апостол Павел – интерпретатор нового завета, Плотин – интерпретатор Платона, Фома Аквинат – интерпретатор Аристотеля. В настоящее время наимощнейшую роль в смысле пропедевтики играет критика (кстати, совсем не тривиальная часть литературы). Зачастую через критические эссе происходит возрождение практически забытых имен и идей. Известным фактом является возрождение из забытья «нашего Всё» – Пушкина Ф.И. Достоевским. В. Соловьев открывает нам самого же Тютчева и т.д.
Великий критик – Томас Стернз Элиот, сам недюжинный поэт. Его произведения, такие как: “Полые люди, Бесплодная земля”, воплотили послевоенные настроения “потерянного поколения” – сплошь библейские и Дантовские аллюзии… Мы сами, будучи глухими и слепыми, учимся у таких метров, как, например, Иосиф Бродский. Он говорит нам: - Ребята! Приглядитесь к таким мастерам как: Уинстон Оден, Роберт Фрост, греческому поэту К. Кавафису. И вот мы и начинаем приглядываться: - Эвана! И вправду сила. Давайте прочитаем стихотворение Константина Кавафиса: “Первая ступень” в переводе С. Ильинской, и …оно само – “сказать нам больше сможет”:

Однажды в разговоре с Феокритом
обиду изливал Евмений юный:
«Уже два года, как пишу стихи,
а лишь одна идиллия готова.
Ее одну могу на суд представить.
Теперь я вижу, лестница Поэзии
безмерно, бесконечно высока.
И со ступени первой, где стою,
мне никогда уж выше не подняться».
Ответил Феокрит: «Твои слова
несправедливы и кощунственны, мой друг.
Ступив на первую ступень, ты можешь
гордиться и считать себя счастливым.
Ты овладел немалой высотой,
твой труд вознагражден немалой славой.
Ведь эта первая ступень заметно
тебя над остальными вознесла.
Подняться на нее дано тому,
кто проявил себя достойным гражданином
в достойном городе идей. Признанье
в том городе дается нелегко,
права гражданства жалуются редко.
Законодатели там строги, беспристрастны,
пустой поделкой их не проведешь.
Ты овладел немалой высотой,
твой труд вознагражден немалой славой».
 
  Итак, опять восхождение. Из вышесказанного может сложиться впечатление, что речь идет о подражаниях, на которые указывал еще Аристотель в своей Поэтике. Но это не так. Откуда берется стихотворение? Оно рождается вдруг, ниоткуда. Помните, у Пушкина: “Другой потея и кряхтя…” – да, это не поэзия, поэзия это глубинное явление. Оно вырывается, а ты смотришь на него и не понимаешь, что это? "Кто убо сие сотволрил", откуда сие нарисовалось и кто сие нашептал?
Архетип – это обширнейшее понятие. Архетипов много, но, на мой взгляд, главный архетип  выражен во нашем Богоподобии, стимулирующем и вдохновляющем творческое начало. В нашем контексте, это поиск безсмертия и стремление на небо.
В завершение, давайте вместе с великим мыслителем XX века Джоржем Сантаяной и мы устремимся на небо:

 О смертный, подними свой взор,
Узри вершины сосен,
Верхушками своими
Пути нам указуя,
Коих держаться должно.
Своею мыслью правя,
Мы ввысь способны устремляться,
Где горы обитают,
Где птиц могучих
Незримые пути проходят,
И выше, выше…
Куда стопа природы не ступала,
И никакая мощь крыла
Поднять не в состоянии
Живых существ,
Но, кроме человека, поскольку тот
Божественною силой наделен
И мудростью и знаньем,
Твореньем рук способен
Создать, изобрести
Причудливые челны,
Могущие до звезд домчать,
Хоть и не скоро.
Но! Мысль, вот кроется где тайна,
Она летит быстрее света...
К орбитам звездным, к галактикам иным
И дальше, дальше…
Вверх к бесконечности,
Стремится…
Достигши некоего предела,
Остановись и поразмысли
И дале трансцендируй…
Вдоль внутренности сферы,
Доколе…
Не узришь ты прохода,
Что ведет …
 
Мы продвигаемся от нижнего (Инь) к высшему (Янь). Это давно уже известно и запечатлено в христианских литургических памятниках:
 
“от смерти бо к жизни и от земли к небеси”.
 
Воистину! справедливо реченное:
Пока семя, упавшее в землю, не умрет, оно не принесет плода!
 
14/11/11