Богатые тоже плачут...

Врач в застиранном, мятом халате
ловко сунул купюру в карман
и сказал: «Ваш ребёнок в палате.
К сожалению, он - наркоман».

Я узнал от врача, что у Ромки
загнилА от уколов рука,
и он может погибнуть от ломки,
если я не найду порошка.
Врач мне дал телефон господина,
у которого можно купить
тот спасительный грамм героина,
без которого Ромке не жить.
Я не помню, как брёл по больнице,
как в салон «Мерседеса» нырял.
«Как такое могло приключиться?» -
без конца про себя повторял…

Я из тех, для кого в девяностых
лучезарное солнце взошло.
Треть России теперь на погостах,
ну а я… ну а мне повезло.
Я всегда был калачиком тёртым,
разводить не боялся братву
и тогда, в девяносто четвёртом
удержаться сумел на плаву.
В девяносто восьмом, когда власти
развели тех, кто был при деньгах,
миновали меня все напасти,
я опять устоял на ногах.
Сколотить я сумел состоянье
в разворованной, нищей стране,
а теперь, вопреки ожиданьям,
оказался по уши в говне.
Как же так получилось, что Ромка –
наш с Людмилой единственный сын,
всю нам жизнь исковеркал и скомкал,
пристрастившись колоть героин?!

Я загнал «Мерседес» на парковку
перед входом в какой-то отель,
и швейцар, проявляя сноровку,
распахнул ресторанную дверь,
снял фуражку, сверкая плешиной.
Я к нему подошел, заплатил,
попросил присмотреть за машиной
и к метро со всех ног припустил.
Продавец мне назначил свиданье
на платформе в районе пяти,
взяв при этом с меня обещанье
никого за собой не вести.
Меня время уже поджимало:
я боялся к нему опоздать.
Не дождётся – тогда всё пропало,
порошка мне тогда не видать.
Я стоял за билетиком в кассу
среди плохо одетых людей,
составляющих серую массу,
для которой я, в общем, злодей.
Я для них средоточие счастья,
потому что безмерно богат.
Они правы, конечно, отчасти.
Только я вот богатству не рад.
В жизни нет исключений из правил.
Крест у каждого всё-таки свой.
Я бы всё им до цента оставил...
Лишь бы Ромка остался живой.