Антип Антипушкин. Избранное

ОБ АНТИПЕ АНТИПУШКИНЕ

Антип Антипушкин (1953–1991?) родился в семье военнослужащих в городе Муходрищенске Урюпинского района Сталинградской области. В 1977 окончил Высшую Школу КГБ им. Достоевского. В 1984 году вступил в Союз Писателей - пародистов. Пропал без вести при выполнении ответственного государственного спецзадания на территории Верхней Вольты с ракетами. Предположительно был съеден мстительными каннибалами из племени  Hannibal, давшими Аннибалову клятву покончить с автором, оскорбившим, по их мнению, память их  сородича, правнука Ганнибала.

СОДЕРЖАНИЕ:
1.СМЕРТЬ ОНЕГИНА(С ПРИЛОЖЕНИЕМ)
2."СИДЕЛ ЗА РЕШЕТКОЙ СТАЛЬНОЙ МНОГО ЛЕТ..."
3.ПАМЯТНИК
4.ЗВЕЗДА

Антип Антипушкин
СМЕРТЬ ОНЕГИНА

         <1>

    Вл<аститель> слабый и лукавый
    Плешивый щеголь враг труда
    Нечаянно пригретый славой
    Над нами ц<арство>вал тогда*


– Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда, -
Рек Пушкин, был он полн кручины.
– Ничтожный внук Екатерины!
Мой дух восторгом не горит!
Он полн уж горестных обид!
И в честь тебя уж глас не льется!
Уж мной осмеян лжегерой! –
Твердил так Пушкин сам не свой. –
От отвращенья содрогнется
Любой пред этаким царем!
Героя мы не видим в нем!

<2>

    Его мы очень смирным знали
    Когда ненаши повара
    Орла двуглавого щипали
    У Б<онапартова> шатра*

Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра.
Воспитанный под барабаном,
Наш царь лихим был капитаном!
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал,
Зато был фрунтовой профессор!
Но фрунт герою надоел –
По части иностранных дел
Наш царь коллежский стал асессор!
Зарделась грозная заря –
Ничтожней не было царя!


 
 
        <3>

    Гроза 12 года
    Настала - кто тут нам помог?
    Остервение народа
    Б<арклай>, зима иль р<усский> Б<ог>*

         
Гроза двенадцатого года
Настала - кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский Бог?
Не сразу доблестный Кутузов
Стал из России гнать французов.
Дымилась кровию земля.
Враги на русские поля
Вдруг быстрым понеслись потоком.
Пришлось нам долго отступать,
И русский стал на то роптать,
И близ Москвы в бою жестоком
Полки героев полегли.
А после и Москву сожгли!

<4>

    Но Бог помог - стал ропот ниже
    И скоро силою вещей
    Мы очутилися в П<ариже>
    А р<усский> ц<арь> главой ц<арей>*

Но Бог помог - стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже
А русский царь главой царей.
Сошлися росски исполины
С французскими среди равнины,
И грянул бой! Смертельный бой!
Земле неведом был такой!
Костьми усеять росс старался
Все Бородинские поля.
Хоть галл на башнях был Кремля,
В Париже росс все ж оказался!
И царь российский все жирел,
А царский гнет все тяжелел.

 
 
         <5>

    И чем жирнее чем тяжеле
    О р<усский> глупый наш н<арод>
    Скажи зачем ты в самом деле*

И чем жирнее, тем тяжеле;
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле
Смирился пред царем, как скот?
Идя на рать иноплеменных,
На супостатов дерзновенных,
Ты не смирялся – побеждал!
И вспять бежал надменный галл!
Моря достались Альбиону.
Рабы вернулись к господам.
Земля досталася царям.
Французский трон опять Бурбону.
А смерду русскому пришлось
Вновь положиться на авось.



         <6>

    Авось, о Шиболет народный
    Тебе б я оду посвятил
    Но стихоплет великородный
    Меня уже предупредил
    .......................................
    Моря достались Албиону*


Авось, о Шиболет народный,
Тебе б я оду посвятил,
Но стихоплет великородный
Меня уже предупредил.
Авось вдруг некий схватит знамя
Иль жезл диктаторский, и пламя
Войны тотчас кругом и вдаль
Он поведет! Авось не жаль!
Авось героя рать заплещет
Вновь пред громадой пирамид,
И в страхе снова замолчит
Москва, пустынно вновь заблещет.
Авось, авось, как было встарь,
От страха затрясется царь!
 

         <7>

    Авось аренды забывая
    Ханжа запрется в монастырь
    Авось по манью <Николая>
    Семействам возвратит <Сибирь>
    .......................................
    Авось дороги нам исправят*

Авось, аренды забывая,
Ханжа запрется в монастырь,
Авось, по манью Николая,
Семействам возвратит Сибирь
Врагов царей, что ныне правят.
Авось дороги нам исправят.
Авось восстанут вновь полки
И все погибнут дураки.
Авось – дурь, глупость… Ну и что же?
Надежды ложной лучше нет!
Да будет проклят правды свет!
Тьмы низких истин нам дороже
Нас возвышающий обман!
Авось придет герой-тиран!


         <8>

    Сей муж судьбы, сей странник бранный
    Пред кем унизились ц<ари>
    Сей всадник Папою венчанный
    Исчезнувший как тень зари
    .......................................
    Измучен казнию покоя*

Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, папою венчанный,
Исчезнувший, как тень зари,
Венчанный вольностью сей ратник
И ада злой войны привратник,
Что был ужасен так в бою,
Усевшись на скалу свою,
Измучен казнию покоя,
На век народами смирен,
Царями в битве побежден,
Осмеян прозвищем героя,
Он угасает, недвижим,
Плащом закрывшись боевым.



 


         <9>

    Тряслися грозно Пиренеи -
    Волкан Неаполя пылал
    Безрукий князь друзьям Мореи
    Из К<ишинева> уж мигал
    .......................................
    Кинжал Л, тень Б*

Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал.
Напомнили Наполеона
Кинжал Лувеля, тень Бурбона,
Что был Лувелем истреблен.
– Да здравствует Наполеон! –
Твердил все Пушкин. – Пусть сражает
Своею чудною звездой!
К стопам пусть вольности святой
Всех беспощадно повергает!
Пусть пролетает ряд побед
Над ним одна другой вослед!


         <10>

    Я всех уйму с моим народом
    Наш ц<арь> в конгрессе говорил
    А про тебя и в ус не дует
    .......................................
    Ты А<лександровский> холоп*


“Я всех уйму с моим народом!” –
Наш царь в покое говорил,
Все больше веся с каждым годом.
И Пушкин так уже твердил:
– Царь для себя добра взыскует,
А про тебя и в ус не дует.
Скорей бы лег ты, царь наш, в гроб,
Ты, Аракчеевский холоп…
О сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И гений, парадоксов друг,
И опыт, сын ошибок трудных,
И тот, кто мир создать наш смог,
Изобретатель случай-бог!

 

         <11>

    Потешный полк Петра Титана
    Дружина старых усачей
    Предавших некогда <тирана>
    Свирепой шайке палачей*

Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана,
Свирепой шайке палачей,
Как Васька-кот, сидел и кушал,
И Пушкина при этом слушал.
А Пушкин меры уж не знал,
Среди масонов он блистал.
Он над царем все изгалялся.
– Да здравствует Наполеон! –
Кричал, а не твердил уж он
И в афеизме упражнялся.
Пришлось царю тут зло пресечь…
(За слово “сечь” есть смысл привлечь!)

 
         <12>

    Р<оссия> присм<ирела> снова
    И пуще ц<арь> пошел кутить
    Но искра пламени иного
    Уже издавна может быть*

Масоны присмирели снова,
И пуще царь пошел кутить,
Но искра пламени большого
Уже упала, чтоб сгубить
Все царство… Схватит некий знамя!
Из искры возгорится пламя!
Масоны душат правды мрак,
Не успокоятся никак!
Масоны те блистали в свете,
Хоть каждый и бывал скотом.
Правдивый вот рассказ о том,
Что делали масоны эти
Пред тем, как снова присмиреть,
А после вновь остервенеть.


 


         <13>

    У них свои бывали сходки
    Они за чашею вина
    Они за рюмкой русской водки*


У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
Твердили все: “Царям война!
Война царям! Героям слава!
Тиранам смерть! Героям браво!
Мир хижинам, война дворцам!
А раз дворцам, то, значит, нам!
Но нам как раз того и надо!
Как раз мы и хотим войны!
Да, очень войны нам нужны!
И вовсе не нужна пощада!”
Твердили долго так они
И пили ночи все и дни.



         <14>

    Витийством резким знамениты
    Сбирались члены сей семьи
    У беспокойного Никиты
    <У осторожного Ильи>*

Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.
И у кого ни собирались,
Они тотчас же напивались.
Ну а потом все шли в бордель,
Чтоб к девкам там залезть в постель.
Служили Вакху и Венере.
Вино и водку каждый пил.
И каждый, сколько мог, блудил.
Стремились все по крайней мере
Войне хоть на словах служить
И Марса ублаготворить.
 

 




         <15>

    Друг Марса, Вакха и Венеры
    Тут Лун<ин> дерзко предлагал
    Свои решительные меры
    И вдохновенно бормотал
    Читал сво<и> Ноэли Пу<шкин>
    Мела<нхолический> Як<ушкин>
    Казалось молча обнажал
    Цареубийственный кинжал
    Одну Росси<ю> в мире видя
    Преследуя свой идеал
    Хромой Т<ургенев> им внимал
    И слово: рабс<тво> ненавидя
    Предвидел в сей толпе дворян
    Освободителей крест<ьян>*

Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Лаская в ней свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, слово “рабство” ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.


         
 
<16>

    Так было над Невою льдистой
    Не там, где ранее весна
    Блестит над Каменкой тенистой
    И над холмами Тульчина,
    Где Витгенштейновы дружины
    Днепром подмытые равнины
    И степи Буга облегли
    Дела [иные уж] пошли
    Там П<естель> - для тир<анов>
    И рать . . . . . набирал
    Холоднокровный генерал
    И Муравь<ев> его скло<няя>
    Исполнен дерзости и сил
    Минуты [вспышки] торопил*

Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестеля сбиралась стая
И рать масонов набирал
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
Исполнен дерзости и сил,
Минуты вспышки торопил.



      
 
 
<17>

    Сначала эти заговоры
    Между Лафитом и Клико
    Лишь были дружеские споры
    И не входила глубоко
    В сердца мятежная наука
    [Всё это было только] скука
    Безделье молодых умов
    Забавы взрослых шалунов
    Казалось
    Узлы к узлам
    [И постепенно сетью тайной]
    [Россия]
    Наш Ца<рь> дремал*


Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука.
Всё это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов.
Казалось: век до меры крайной.
Вязались все ж узлы к узлам.
И постепенно сетью тайной
Россию обволок масон.
Наш царь дремал. Вдруг умер он!


<18>
И началось тут возмущенье!
Не знал, что делать, Николай!
Коль допустил бы промедленье,
Прошел бы Пестель, как Мамай,
По всей Руси! До Пугачева
Мы б доигрались, право слово!
И Пестель как Наполеон
Тут был бы русским побежден!
Но Николай стал бить картечью.
Масоны разбежались тут
И угодили все под суд.
Все завершилось страшной сечью.
А пятерым пришлось висеть.
И Пушкин мог так умереть.

 
<19>
Но мог не мог, а все ж не умер.
И хоть не долго дальше жил,
Все ж как поэт он первый нумер
От толп российских получил.
Онегин же пропал безвестно.
Признаемся мы в этом честно.
Не то кавказцем истреблен,
Не то в Сибири умер он,
Примкнув к мятежникам пред этим,
Масоном став, не то сразил
Его Татьяны муж – убил
За раны сердца, и, заметим,
От пули храбреца того
Погиб герой верней всего.

<20>
– Какой же он герой, однако?
Как так? Какой же он герой? –
Средь истин ложных тьмы и мрака
Так спросит тут читатель мой.
А я читателю отвечу.
Я про Онегина замечу:
Он, ясно, не Наполеон,
И хоть афей (безбожник) он,
Он все-таки не обезьяна.
Он, безусловно, человек,
Проживший кое-как свой век,
Герой он Пушкина романа,
Романа Пушкина герой,
И ясно, Пушкин кто такой…


____________________________________
* Cтроки из неопубликованной, зашифрованной и почти полностью сожженной ДЕСЯТОЙ ГЛАВЫ "ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА"

НЕОБХОДИМОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

А. С. Пушкин
ГЕРОЙ

                Что есть истина?


       Друг

 Да, слава в прихотях вольна.
 Как огненный язык, она
 По избранным главам летает,
 С одной сегодня исчезает
 И на другой уже видна.
 За новизной бежать смиренно
 Народ бессмысленный привык;
 Но нам уж то чело священно,
 Над коим вспыхнул сей язык.
 На троне, на кровавом поле,
 Меж граждан на чреде иной
 Из сих избранных кто всех боле
 Твоею властвует душой?

       Поэт

 Все он, все он — пришлец сей бранный,
 Пред кем смирилися цари,
 Сей ратник, вольностью венчанный,
 Исчезнувший, как тень зари.

       Друг

 Когда ж твой ум он поражает
 Своею чудною звездой?
 Тогда ль, как с Альпов он взирает
 На дно Италии святой;
 Тогда ли, как хватает знамя
 Иль жезл диктаторский; тогда ль,
 Как водит и кругом и вдаль
 Войны стремительное пламя,
 И пролетает ряд побед
 Над ним одна другой вослед;
 Тогда ль, как рать героя плещет
 Перед громадой пирамид,
 Иль, как Москва пустынно блещет,
 Его приемля, — и молчит?

       Поэт

 Нет, не у счастия на лоне
 Его я вижу, не в бою,
 Не зятем кесаря на троне;
 Не там, где на скалу свою
 Сев, мучим казнию покоя,
 Осмеян прозвищем героя,
 Он угасает недвижим,
 Плащом закрывшись боевым.
 Не та картина предо мною!
 Одров я вижу длинный строй,
 Лежит на каждом труп живой,
 Клейменный мощною чумою,
 Царицею болезней... он,
 Не бранной смертью окружен,
 Нахмурясь ходит меж одрами
 И хладно руку жмет чуме
 И в погибающем уме
 Рождает бодрость... Небесами
 Клянусь: кто жизнию своей
 Играл пред сумрачным недугом,
 Чтоб ободрить угасший взор,
 Клянусь, тот будет небу другом,
 Каков бы ни был приговор
 Земли слепой...

       Друг

                Мечты поэта —
 Историк строгий гонит вас!
 Увы! его раздался глас, —
 И где ж очарованье света!

       Поэт

 Да будет проклят правды свет,
 Когда посредственности хладной,
 Завистливой, к соблазну жадной,
 Он угождает праздно! — Нет!
 Тьмы низких истин мне дороже
 Нас возвышающий обман...
 Оставь герою сердце! Что же
 Он будет без него? Тиран...

       Друг

 Утешься........

29 сентября 1830

Антип Антипушкин

***

Сидел за решеткой стальной много лет
Вскормленный людьми каннибал-людоед.
Отчаянно, зверски свободу любя,
Хотел зверски жить, человека губя.

Кровавую пищу кровавый зверь жрал,
На цепь был посажен он, в клетку попал.
Он вырваться хочет, чтоб рвать и губить,
Но трудно оковы и прутья разбить.

Разбить все оковы и прутья пора!
Пусть будет разодранных трупов гора!
И пусть море крови раскинется вновь!
Жертв требует к зверской свободе любовь!

ПАМЯТНИК

Был памятник воздвигнут рукотворный,
К нему ведёт бульвар, а не тропа,
С главой опущенной, склоненною, покорной,
Не выше он Александрийского столпа!

Всё тлен и прах в земном, в подлунном мире.
Как говорил Державин, наш пиит,
Коль остаётся что чрез звуки труб и в лире,
От общей же судьбы не убежит!

Давно уж в мире нет Руси Великой,
Ругает ныне россов всяк язык,
Лях и хохол, чухонец, вечно дикой
Чечмек и друг и брат его калмык!

Поэт любезен озверевшему народу
За то, что лирой он инстинкты пробуждал,
И в золотой свой век восславил лжесвободу,
И сдаться низко падшим призывал!

Христу богиня Муза не послушна,
Она доводит стихотворца до конца,
Ну а потом взирает равнодушно,
Как тащат в ад его, тщеславного глупца!

ЗВЕЗДА

Гори, гори, моя звезда,
Звезда пленительного счастья!
И на обломках самовластья
Другой не будет никогда!

Великой армии труда,
Любви, надежды, громкой славы
Исчезли юные забавы,
А паразиты – никогда!

Все получилось как всегда,
Но в нас горит еще желанье,
Отчизны внемлем призыванье…
Тут каркнул ворон: “Никогда!”