Далеко до истин - из книги - Изгой

ДАЛЕКО

Мы в плену иллюзий века,
будто можно воспитать
патриотом человека,
будто перестанут лгать.

Труд напрасен, но прекрасен –
жить в иллюзиях легко.
Лик безумия ужасен.
До любви нам далеко.


НА  ПРИГОРКЕ  СУЕТЫ

Чем богаче тем жаднее
вы становитесь, друзья.
Мне, конечно же, виднее...
Потому что вся Земля
поклоняется Поэту
неозначенной мечты,
разлетевшейся по Свету
сгустком странной пустоты,
зазвучавшей на отшибе
в промежутках синевы
в опечаленном разгибе
с удивленьем со спины,
разглядевшего подробность
уязвленной простоты
белокаменных надгробий
в странной грусти чистоты
отношений по итогам
мимолётности вестей,
пришагавших по дорогам
с полною сумой костей
не обглоданного счастья
оказаться в кутерьме,
надо где уже спасаться
утопающим во тьме
бестолковости избитой
на пригорке суеты
на мгновение забытой,
не попавшей под винты
оголтелого вращенья
по осенним падежам
и без капельки смущенья
снова плыть по кутежам
на пароме онеменья
в безысходности степной,
замирая на мгновенье
под разлапистой луной.


***
Странная память искусства
в лёгком испуге листвы –
чистое осени чувство.
Первый глоток синевы
выпал на долю в заполье,
в редком лесу тишины,
прячется где лишь безволье,
горькая участь вины.


ДВЕ  ДОРОГИ

У людей лишь две дороги:
хочешь в Ад, а хочешь в Рай,
уготованные Богом.
По которой, выбирай,
ты пойдешь в ином обличье,
в состоянии ином.
Жизни выглядят комично
у кого богатый дом.
Привередливые кони
их несут в сугробах дней,
где так много горькой вони
и растёт лишь сельдерей.
На закуску хвост селедки
был когда-то дорогим,
а теперь рекою водки
под икру... Хвосты другим
достаются... И в натуре
стало жить им веселей...
...нет строки в литературе.
Льют завистники елей
им на Души, унижаясь
лишь за сребреник тоски,
и летит куда-то стая,
и поют опять пески,
не на пляже откровенья,
а на стрелке миража,
где течёт река Забвенье,
где два толстых муляжа
не беседуют, а плачут
над идейностью людской,
насекомыми где скачут,
подгоняются тоской
отрицательные знаки
не обласканных судьбой.
Вечно пакостные драки
называются борьбой
за диктат своих стремлений
и за власть над всей толпой
странно горьких умилений
приснопамятных собой,
раздвоившегося ночью
на восходе торжества
убиенных, между прочим,
к слову, лишь для хвастовства.

По другой идут всё реже,
нет смирения в толпе.
Раздаётся грусти скрежет
сожаления во мне
закипают от безволья,
от бессилия понять,
что такое в жизни доля,
где споткнешься ты опять.
Грех великого соблазна
замолить, друзья, нельзя.
Говорим с тобой о разном.
Но в беспамятстве Земля
пребывает от начала
до скончания веков,
где не жизнь, тоска кричала,
и молилась у костров,
разведённых атеистом
на подскоке суеты.
Говорю-то я о чистом
пониманье красоты
и молитвенной свободы
в белокаменных домах,
что построены за годы
невезения в стихах.


НАД  БЕЗДНОЙ

Я падаю в пропасть столетий,
и в яме прошедших веков
так много печальных отметин,
так мало красивых стихов.
Мне слышится в этом безумстве
и горьких в Душе мятежей,
всё дело в суровом искусстве –
не падать с крутых виражей,
а всё ж оставаться в полёте
над бездной пустой тишины.
Вы вскоре и сами поймёте,
упавши во тьму со стены
забытых не мною упрёков
за лёгким безумием слов
и тех заунывных уроков
без тени седых облаков...

Печальная память унынья
струится злащёным листом,
осиновой кружится стынью.
На месте печально пустом
стою в одиночестве лунном,
гляжу я в просвет тишины.
Условно в оркестрике струнном
качаются спины волны,
сбежавшей по склону удачи
на море осенних листов,
где снова решают задачи,
разрушенных грустью мостов –
предстать неумением в части
суровых безлунных деньков...
Качаются новые страсти
под тенью седых облаков.


С  НЕТЕРПЕНЬЕМ

По листьям осенней утраты
метла увяданья скользит.
Мы ждём с нетерпеньем возврата
и смотрим с печалью в зенит
утыканный звёздной порошей
в вечерних лучах торжества.
И это, как будто бы в прошлом,
во времени вновь пустота
сверкает осенней тревогой
и бьёт безответно в набат.
И катится новой дорогой
печально седой листопад.